Рыжая пижма, синий василёк
Повесть о школе, о девочке Тосе, о родителях и бабушках с дедушками :)
Жанр - приключения

   Начало

  Часть третья

  - Стройтесь, давайте! А то кто в лес, кто по дрова. С такими разгильдяями по городу не пойду. Только позориться. Становитесь в пары!
  - Ну, Наталь Владимировна…
  - Крылова, не канючь! Бери Гуськова за руку, и спускайтесь вниз. Ждите нас в вестибюле.
  - Не пойду я с ней. Она жирная – бе!
  - Как дам жирная!..
  - Гуськов, прекрати! Строев, где твоя Игначева? – Димка покраснел. – Выходим-выходим. Экскурсовод ждет нас к двенадцати.
  - Я сто раз там была… Неинтересно.
  - И сто первый сходишь, не развалишься. И помните: в понедельник сочинение. Кто, на что напишет, тот в четверти то и получит. Выходим организованно! Да где Игначева с Самохиной?
  Все посмотрели на Строева.
  - Не знаю я! – возмутился он и поправил очки.
  - А кто знает?
  - В туалете заперлись. У них понос!
  Пятый «Б» заржал.
  - Щас как дам понос! – Верка шарахнула Гуськова по кумполу.
  - Ты чего, дура!
  - Так, никуда не идем. Садимся и пишем диктант!
  - Аааа! Засада!
  - Наталья Владимировна! Ну, стройтесь вы! За диктант ведь посадит! Сколько раз говорить? Опаздываем.
  Длинной, разорванной в нескольких местах, шевелящейся, как змея, цепочкой, класс потянулся к Круглой башне на Рыночной площади. «Звенья» вывертывали угловатые коленца, выпадали и водворялись на место с помощью административного ресурса: под угрозой замечаний в дневниках и проверочного диктанта. Тоська, молча, шла рядом с насупившимся Строевым и думала, почему в туалете Самохина с ней дружит, а в классе при ребятах – ни-ни? Только что они перешептывались у раковины насчет Толмачихи – а вышли в рекреацию – как чужие! Верка без конца одергивала её: «Тише-тише!» Тося рассказала про вздохи в форточку, отсутствующие бельевые веревки, про бабушку, собиравшуюся к бабе Зине за травами от сердца. «Обмозгуем, - кивнула Самохина. – Копи информацию. У меня тоже новости - закачаешься».
  Непонятно. Что за дружба  по туалетам?

  - Строев, ты какую-нибудь краску природную знаешь? Желательно черную.
  - Деготь, - чуть подумав, отозвался обиженный невниманием Строев. – Зачем тебе?
  - Нужно. Деготь не подойдет, где я его возьму?
  - Можно уголь? Тебе рисовать?
  - Вроде того. Уголь подойдет. Не знаешь, где достать?
  - Че-то не соображу. А! На тепловой станции.
  - Где это?
  Он пожал плечами:
  - Или в котельной. В поселке Калинина котельная углем отапливается. Мы с папой на переезде стояли, видели, как к кочегарке целый состав с углем шел. Еле полз вообще.
  - Далеко.
  - Может, в товарняках поискать? Айда вечером на вокзал?
  - Ну, вообще-то подумаю, - затянула Тоська. Она не знала, когда у них с Самохиной обмен информацией. Вдруг Вера придет, а она на станции ошивается?
  - Смотри, - Димка пожал плечами. – Тебе надо – мне-то что. Думаешь, Самохина будет с тобой дружить? Зуб даю: ты ей зачем-то нужна. Добьется своего и забудет, а ты расстилаешься.
  - Я не расстилаюсь!
  - Ага, я не вижу.
  Он подпрыгнул и, пульнув камешком в дорожный щит, побежал к Гуськову. Тот вышагивал по гранитному бордюру с портфелем на голове.
  - Бац!
  - Сдурел, Строев?

  - Ну-ка тихо! – прикрикнула на них Наталья Владимировна. – Подходим. В башне вести себя прилично: школу не позорить, иначе сами знаете, что. Экскурсовода не перебивать, стульев не ломать, экспонаты руками не трогать.
  - Что тогда можно?
  - Слушать и запоминать, - Наталья Владимировна раскраснелась и поправила кофточку. Она была незлая, просто строгая. Девчонки любили её за красивые наряды и розовый маникюр. Тоська была от нее без ума, и когда классная пришла смотреть мексиканскую лофофору в ящике, она, не отрываясь, разглядывала её ногти, колечки и витой браслет в виде змейки с бирюзовым камешком вместо глаза. «Приятная женщина», - сказала тогда о ней Елена Павловна.
  Экскурсоводом оказался плешивый дядька лет сорока в черной толстовке поверх брюшка, серых брюках и рыжих сандалиях, надетых на светлые носки. Верка шепнула: «Лысина, как шар».  
  «Биллиардный», - поправила вечно сующая нос в чужие дела Крылова. Все заржали. Улыбка у экскурсовода была сахарная. Губы яркие, блестящие, будто их намазали маслом. Шумно дыша, он принялся рассказывать историю создания Круглой башни, но не классу, а одной Наталье Владимировне. Она краснела, трогала волосы и оглядывалась на ребят.
  - Имя Ганса Бергена, - шептал он, заглядывая ей в глаза, - первое в списке архитекторов, инженеров и строительных мастеров города. В 1547–1550 годах ему был поручен проект нового сооружения на северо-западном фланге Выборгского замка…
  - Не слышно! – выступил из середины дотошный Зайченков, любитель прикольных случаев и математики.
  - Ага, погромче, пожалуйста. А то нам сочинение писать!
  Наталья Владимировна сделала строгое лицо и погрозила Зайченкову пальцем.
  - А чего я?
  - Прямоугольную Скотопрогонную башню…
  Гуськов заржал: «Ското!».
  - …и построенную вновь Круглую соединила галерея из двух стен, образующая своего рода коридор. В северной стене были устроены въездные ворота. Вот они на плане, - плешивый повернулся и показал классной, где  стояли ворота. – Комплекс из двух башен и соединяющая их галерея представляли собой средневековый тип укрепленного воротного устройства, называемый барбакан…
  - Аааа! – заорали все хором. – Знаем! Мы его в игре всегда строим!
  - Как Ганс Берген, ага? А потом обороняемся!
  - От рыцарей!
  - Ну!
  Дядька задергался.
  - Тихо! - шикнула на них Наталья Владимировна. – Продолжайте, пожалуйста! Это… игра у них такая. Компьютерная.
  Успокоенный экскурсовод раздулся, как шар, и, сладко улыбаясь, заверещал объевшимся пастилой голосом:
  - Тяжелый труд окрестных крестьян завершился 31 августа 1550 года: башня, имеющая в основании около двадцати одного метра в диаметре, была, наконец, построена! Она была сложена из крупных валунов и вооружена артиллерией, которую разместили на трех ярусах и крыше. К сведению: стены нижнего яруса достигают четырехметровой толщины. Покрытие купольной формы поддерживают деревянные стропила сложной конструкции. Круглая башня получила боевое крещение через шесть лет после окончания её постройки, когда Выборг осаждали войска Ивана Грозного…
  - Чего-чего? – опять придрался Зайченков. – Выходит, мы свою же крепость осаждали?
  - Она была не наша. Не мешай, мальчик, - живо отбился плешивый. – Со временем башня утратила значение форпоста, но продолжала использоваться, как военно-инженерное сооружение. Позже в ней размещался арсенал крепостного батальона русского инженерного ведомства…
  - А чья?
  - Заглохни, Зайченков! – толкнула дотошного одноклассника Верка.
  - …в нем хранились амуниция и оружейные вещи. Какое-то время в башне была тюрьма. «Круглую» переименовывали. На чертежах 1876 года она значилась как «Петровская» - посмотрите сюда, - все, как по команде задрали головы. Улучив минутку, дядька испуганно пискнул в сторону Зайченкова:
  – Шведская, - и тотчас продолжил. - В 1900, когда на Рыночной площади появилось монументальное здание банка, особенно настойчиво встал вопрос о ее снесении. Однако горожанам удалось отстоять башню, и она была передана под склад муки выборгскому купцу Дмитрию Маркелову.
  - Аааа! Маркелов, тебе! – захохотали экскурсанты, а Славка Маркелов потупился.
  - Однофамилец, - шепнула озадаченному плешивому Наталья Владимировна и закатила глаза: «Ну, цирк! Цирк!»
  - В результате раскопок, проведенных по инициативе городского Технического клуба, в Круглой башне были обнаружены монеты 1640 года чеканки, обожженные глиняные ядра, секиры, остатки кровельной черепицы и даже противооткатные устройства для пушек…
  - Там сейчас ресторан, - задумчиво произнес Строев.
  - Как и в 1922 году, - неожиданно обрадовался дядька и зачастил, - когда по проекту архитектора Ульберга башню реконструировали и приспособили под экзотический ресторан, зал заседаний Технического клуба и библиотеку. В оформлении интерьеров использовали стилистические элементы эпохи Возрождения. Сюжеты росписей потолков, стен и резные деревянные панели отражали исторические события средневекового Выборга - пройдемте внутрь.
  Ребята потянулись за экскурсоводом.
  - Нормально так, - задрал голову Зайченков.
  - А там чего? – все ринулись ко второй двери.
  - Серебряный зал. Осторожнее! Обратите внимание на кованые светильники на стенах и посеребренные люстры. Соседний зал называется Ренессансным. Его потолки украшены гербами городов, с которыми торговал Выборг, они сделаны из сосны, привезенной с острова Валаам.
  - Ребята, - Наталья Владимировна подняла руку, останавливая сахарно-плешивого дядьку, - давайте вспомним города, с которыми торговал Выборг! Кто скажет?
  - Нью-Йорк!
  - Дурак, его тогда не было, Выборг старше!
  - С Новгородом, - тихо ответила Игначева.
  - Молодец, - похвалил Тоську экскурсовод: девочки нравились ему больше мальчиков. – Еще с Гданьском, Нарвой, Таллинном – и? Ну-ка?
  - С Петербургом – дернул плечом Зайченков: тоже мне загадка.
  - Нда. Конечно, с Петербургом! Правильно. А вот и настенные росписи. Их выполнил художник Т. Викстед. Это обычные жанровые сцены – охоты, сельского праздника, пира. В башне есть и третий зал, названный по имени шведского короля Густава Вазы. В нем теперь что? Музейный уголок! - толстяк осмелел и стал осторожно поглядывать на взявшую его в кольцо группу школьников. - Экспонатами стали предметы, обнаруженные во время исследования башни – как раз те монеты и секиры, о которых я вам рассказывал. Прошу, - класс сгрудился у экспозиции. - После войны Круглой башне был придан статус краеведческого музея, но в течение тридцати лет в ней был аптечный склад. В 1972 памятник был отреставрирован, а музейная экспозиция расширена.
  Крылова вытащила из кармана яблоко.
  - Ну-ка спрячь! – Наталья Владимировна сделала страшные глаза.
  Благополучно обойдя все три яруса, пятый «Б» выкатился на площадь.
  От залива дул холодный ветер, похожий штормовой. В порту, как старые деревья, качались ногастые краны и жались к причалам нарядные прогулочные катера. Насупленные тучи плыли над городом, грозя ледяным дождем.
  - Зуб на зуб не попадает! - возмутилась Маринка Крылова, застегивая модную зеленую курточку.
  - Все бы тебе на зуб! – загоготал Гуськов, которого ни что не брало. – Лопать надо меньше!
  - Это черемуха цветет, - сказала посиневшая Наталья Владимировна, она пришла на экскурсию в одной кофточке.

  Дойдя до парка, все разбежались в разные стороны.
  Тоська поползла домой одна: Строев демонстративно пошел с Гуськовым, а Вера, не взглянув в ее сторону, поскакала к универмагу. «Наверное, к маме», - уныло подумала Тоська. Лариса Игоревна сидела за кассой в «Находке», главном выборгском супермаркете. «Как царица», - смеялась иногда, переглядываясь с дочерью, Тосина бабушка.
  На пятачке, оставшемся от детской площадки, стоял первоклассник Тезов и звонил по мобильному. Тоська слышала, как он докладывал маме: «Суп я в столовой не ел. Ел одно второе, но котлета была резиновая, так Марь Петровна сказала».
  - Тезов, ты вообще?
  - Сама такая, - огрызнулся маленький Тезов и ушел под грибок: мобильник у него был нарисованный. Настоящий мама ему так и не купила. Сказала: «Пойдешь по пустырю – у тебя его выхватят, а самого в багажник затолкают». В багажник Тезову не хотелось – ему хотелось телефон: все ребята звонили на переменках, а он – нет. Тезов подумал-подумал и принес в класс игрушечный. Вредный Лакомкин отнял у него пластмассовую трубку и разбил. Тезов поплакал, а назавтра пришел в школу с картонным. Пририсовал к трубке экранчик, на который получал эсэмэски,  и теперь прохаживался у доски и разговаривал. Марь Петровна делала круглые глаза, а ребята смеялись.
  Тоська пожала плечами.
  У второго подъезда было, как всегда, многолюдно. Невзрачные тетеньки в платочках и даже приличные дамы в шляпках незаметно юркали под козырек и исчезали за дверью. Одни входили, другие – выходили. Тоська так привыкла за годы к этому нескончаемому потоку, что не обращала на него внимания. «А правда, - задумалась она, наконец, - если баба Зина собралась помирать, кто их принимает? Все-таки Верка наблюдательная, не то, что я».
  
  Мама лежала на диване – она была выходная – и делала вид, что читает. На самом деле она или спала, или ни о чем не думала. Тося слышала, как она говорила бабушке: «Отоспаться бы, не думать ни о чем». Мама все время была грустная. Наверно, из-за тесноты.
  Стараясь не стучать, Тоська достала из холодильника кастрюлю. В честь маминого выходного придется съесть первое.
  - Лапусенька, ты?
  - Да мам.
  - Как дела? Обедала?
  - Угу, - она уселась рядом с ней на диван. – Что за книжка? Можно я почитаю?
  - Можно, только она тяжела, - мама погладила её по волосам.
  - Про кого?
  - Про мальчика, который жил с дедом и бабушкой. Бабушка была нервная и все время ругалась.
  - А мама?
  - Она жила… с другим дядей. С мужем. Посмотри, что я купила.
  - Мне?! – мама вытащила из пакета «Маленькую фею», и Тоська заплакала. Надо было запрыгать, засмеяться, а она почему-то заплакала. - Ты же… говорила, что глупости… и пока не приставать…
  - Я премию получила. Дай, думаю, куплю, - мама потрепала ее по спине. – Чего ты? Не мы для денег, а деньги – для нас, - весело сказала она и вздохнула.
  «Какая там, у Алика премия? – недоверчиво поглядела на маму Тоська, вытирая глаза. – Бабушка говорила, он жмот». В замечательном наборе было все, о чем мечталось: туалетная вода с нежным цветочным запахом, блестки трех видов, тени с помадой и даже пенка для ванной и шампунь. Она побежала в свой уголок перекладывать содержимое набора в голубую косметичку, а частично – в любимую лаковую шкатулку. «Сейчас намажусь, как обезьянка», - зажмурилась от счастья Тоська и принялась отвинчивать флакончики, вдыхая парфюмерный аромат.
  - Сиреневая серия. Я хотела розовую, но ее не было.
  - Мама, мне та-ак нравится! Ты не представляешь! Мне еще  волосы бабушка луком покрасит…
  - Чем?!
  - Луковой шелухой. Только я думаю, меня не возьмет. Надо другую краску поискать – черную. Химическую мне пока нельзя – волосы вылезут. Натуральную надо.
  - Ой, не выдумывай! Какую еще черную натуральную? Будешь, как Киса Воробьянинов!
  Тоська рассмеялась: «Двенадцать стульев» ей тоже нравились, «Трое в лодке» - больше, но Киса был смешной.
  Тренькнул телефон.
  - Я возьму, - мама потянулась к трубке. – Тебя.

  Голос у Самохиной был заговорщический:
  - Выходим.
  - К-куда? – растерялась Тоська.
  - На Батарейную. Одевайся теплей, там дубак.
  - На Батарейеую мама не разрешает. Из-за коленки и вообще…
  - Тогда подгребай к гаражам. Через пятнадцать минут жду.
  - А вдруг этот малохольный опять…
  Но Верка бросила трубку.

  - Моими накрасилась? – Самохина подозрительно уставилась на Тоськины тени.
  - Не, мне мама «Фею» подарила. Ей премию выплатили.
  - Ниче так. Садись, дело обсудим, - они плюхнулись на брошенное кем-то бревно, Верка вытянула из кармана горсть «барбарисок» - она любила сосущие конфеты и вечно хрустела ими на уроках, за что получала от Натальи Владимировны выговоры. – Угощайся. Говоришь, кто-то вздыхает и двигает стульями?
  - Ага. И бельевых веревок нет.
  - Веревки ерунда. У нее, может, машина с сушилкой, как у нас – вытаскиваешь, оно сухое. Слушай сюда. Что я узнала – зашибись! Непонятная Зоя Ивановна каждую пятницу куда-то уезжает! Представляешь? Выходит из подъезда с сумками – вся в черном, как монашка, сечешь? - садится у автовокзала на пригородный автобус и возвращается в понедельник утром! А тут уж… очередь! Что скажешь?
  Тоська пожала плечами. Откровенно говоря, она не видела в этом ничего удивительного: ну, уезжает, что из этого? Значит, ей надо. Ее смущала неопределенность затеянного расследования – куда они намерены «протягивать руку»? Неужели за знахаркиными деньгами? Но ведь это нехорошо!
  - Самое главное, - Верка наклонилась к её плечу и зашептала, – ни в какой банк она не заходит. Поняла? Только в супермаркет.
  - И что? Ничего не поняла.
  - Вот и я! – Самохина хлопнула себя по коленям. – Злюсь страшно. Давай рассуждать. Если Зоя работает у Толмачихи, значит деньги остаются в бабкиной квартире – ну, кроме тех, которыми она с ней расплачивается, так?
  - Вроде.
  - Но если она родственница – что, скорее всего, не могут же случайно, просто так совпасть две фамилии? – то она увозит их с собой!
  - Почему?
  - Не знаю, - она пожала плечами. – Ну, хотя бы потому, что старая колдунья собралась помирать, и ей трудно вести дела. Чего деньгам в квартире болтаться?
  - Вер, это… чужие деньги.
  - Ты совсем обалдела?! Что значит «чужие»? Их же люди дают! Колдовство за деньги самое…  противное, что может быть! Как пришло – так и ушло. Мы ей только душу облегчим. Кинется старушка в кубышку, а там пусто – вот и нет на ней греха, что я не знаю, что ли? Я вон кино про такую бабку видела… правда, там с убийством.
  Тоська поежилась: холод собачий. Домой бы. Неприятны ей эти разговоры.
  - Ага, на ней не будет греха - а на нас перейдет. Здорово…
  - Не поняла. Игначева, ты хочешь всю жизнь прожить в однокомнатной халупе на пятом этаже блочного дома, где на дырявой крыше гадят голуби?! – ужаснулась Самохина. – Ну, давай, давай…
  Этого Тоська не хотела.
  - То-то же. Деньги чистые, дело говорю. И их там - немеряно. Нам только узнать, где лежат! Возьмем немножко – не все. Они не заметят. Я сегодня пришла после экскурсии – и на балкон. Сосчитала: три человека в час. Это минимум три тысячи. Соображаешь?
  - Бабушка говорит, она бесплатно принимает.
  - Хо! Дура она, что ли? Конечно, бесплатно. Тех, кто рядом живет. Задабривает, чтоб не ябедничали на нее, поняла? В их подъезде, мама говорит, как на вокзале – шастают все, кому ни лень. Но заметь: никто не жалуется – боятся сглаза. Она и дворничиху охмурила.
  - Как это?
  - Мужа ее заколдовала, он теперь не пьет – боится.
  - Так это ж… хорошо, что не пьет - Тося  натянула на голые коленки юбку. Осторожно спросила. – Вер, а твоя мама не хочет дядю Витю… заколдовать? Раз помогает? Тем более, бесплатно.
  
  Верка закинула голову, посмотрела на шоссе, отгрызла у мохнатой травинки хохолок и полезла за новой барбариской:
  - Не хочет. Упертая она. И боится.
  - Она-то чего?
  - Того, что убьет. Как раз топором, как тот мужик из кино. Было однажды. Она ему лекарство какое-то в суп подмешала, а он узнал – и…
  - Чего?!
  - Того, Игначева. Чуть не грохнул. Сказал, вздумаешь меня лечить или… к бабкам таскать – прибью. Не люблю я его… Тебе не понять. Думаешь, если отец, это счастье? Не-а. Потому что, смотря, какой, - Верка неожиданно шмыгнула носом.
  - Для чего тебе деньги нужны, Вер? – участливо спросила Тося.  
  Она чуть не разревелась за компанию.
  - Ни для чего, - Самохина не любила нежностей. – Потом скажу. Хватит рассусоливать. Мы так раскиснем, как квашни. Вот тебе новое задание: отодвинешь фанерку, перелезешь через решетку на бабкин балкон и послушаешь у форточки, о чём эти Зина с Зоей друг с другом разговаривают. Как называют друг друга? А я  прослежу за Зоей на улице. Завтра как раз пятница.
  Тоська онемела. Она даже перестала трястись:
  - К-как «перелезешь»?!
  - Я знаю? Обыкновенно. Не трусь, Игначева. Ногу закинешь и перелезешь. Главное – вниз не смотреть.
  - Пятый этаж, Вера! Я не смогу…
  - Втроем жить в шестнадцати метрах можешь?
  - О, сидят, голубки! Напрыгались? – красненький дядя Саша выплыл из гаража. – Верк, когда отец явится?
  - В воскресенье, - мрачно ответила Самохина. – Пошли, а то прицепится как банный лист.
  Тоська молча потащилась за подружкой.
  Не перелезет она через балкон! Она боится!
  «Не трусь, Игначева!»
  Сердце подсказывало, что все затеянное, дурно. Бабушка, которая терпеть не могла фильмов и книг про чародеев с магами, говорила, что Зинаида Макаровна дело знает – в травах разбирается, умеет заговаривать грыжи и лечить малышей от диатеза. Когда Тося была маленькой, к ней прицепилась аллергия, а баба Зина – помогла. Но засевший в мозгу счетчик непрерывно умножал тысячу рублей – почему-то именно тысячу! – на количество посетителей, потом на число дней в году – и выходила страшная цифра. Если они возьмут из этих денег треть, никто не заметит! А если заметит, то шума точно не поднимет, потому что всем хватит, еще и останется. «Никто не будет обижен», - вертелось у нее в голове.
  - Вера!!
  - Фу, чего кричишь? Напугала.
  - А что мы скажем про деньги?!
  Самохина хрустнула барбариской:
  - Придумаем что-нибудь. Скажем, в автоматы выиграли. Или нашли.
  - Где они валяются, ты что? Автоматы правдоподобнее.
  - Пусть будут автоматы. Давай, иди. Я – впереди, ты – сзади. Нас не должны видеть вместе.
  - Так дядя Саша…
  - Этот алкаш не в счет. Ты заметила, что Толмачиха по выходным не принимает? Только по рабочим дням, когда Зоя рядом?
  - Ага.
  - У меня еще мысль, - Самохина почесала щеку. – Меня  настораживает… Нет, глупость какая-то.
  - Ну, говори!
  - Странно мне, Игначева, - Верка понизила голос и прищурила льдинки-глаза, - что имена у этих Толмачевых на одну букву! Здесь нечисто. Колдовской прием, я читала. Делается для того, чтобы силы одной колдуньи перешли к другой. Бьюсь об заклад: Толмачевы родственницы! Вся надежда на тебя. Перелезешь – и стой, слушай, как они друг к другу обращаются…
  - Я боюсь! Давай вместе? Завтра мама на работе и бабушка в вечер. Давай!
  - Бестолковая ты, какая. Говорю же: завтра пятница. Я буду следить за Зоей на улице. Все, расходимся. В субботу позвоню! Чао!..

Продолжение

Предыдущие публикации Татьяны Синцовой (Санкт-Петербург):

Рыжая пижма, синий василёк. Часть 1

«Сидеть на облаке». Рассказ

«Сказка для Андерсена». Рассказ

«Осколки Сатурна». Рассказ

«Один день Елены Денисовой». Рассказ

«Доброе утро, занзибары!» Рассказ

«Дикие ирисы». Рассказ

Хобби художницы из Ланкашира

«Любовь Славки Ломакина». Рассказ

«Деньги падают!». Рассказ