Рыжая пижма, синий василёк
Повесть о школе, о девочке Тосе, о родителях и бабушках с дедушками :)
Жанр - приключения

   Начало

  Часть четвертая
 
  На уроках Тоська ничего не соображала. В глазах плыл туман.
  Наталья Владимировна спросила, наклонившись над ней: «Ты не заболела?» Сама она, видимо, простыла на вчерашней экскурсии, потому что без конца подносила к покрасневшему носу хорошенький кружевной платочек и смешно чихала: «Пчхи».
  «Нет», - ответила Тоська, которой очень хотелось крикнуть: «Да!». Отпроситься с русского, прибежать домой, напиться чаю с малиной, закутаться в бабушкино одеяло и заснуть. На физкультуре она промахнулась по кольцу, на математике не могла умножить простые дроби, а на литературе вообще забыла, какого писателя они проходят.
  Обиженный Строев покосился на нее на переменке и не подошел,  убежал играть с Гуськовым. Они носились по рекреации и пуляли во всех жеваными бумажками из трубочек. Тоська смотрела мимо них на окна своей квартиры, на злосчастный балкон, разгороженный фанеркой, одна половина которого была их, а вторая – колдуньи Толмачевой, и думала: «Хорошо бы умереть».
  - Чего ты как заторможенная? На станцию пойдем?
  - На какую… станцию? Зачем?
  - За углем, сама же говорила!
  - Н-нет, потом. Не надо… Я не хочу за углем.
  «Я хочу умереть! - кричало у нее внутри. – Я боюсь высоты!»
  - Во прибабахнутая. Спрашивала же! – Димка покачал головой и презрительно усмехнулся: будет он навязываться! Больно нужно.
  - Строев!!
  - Ну?
  - Если я вдруг… умру, ты будешь переживать?
  - Сдурела? - он попятился. – Чего это вдруг?
  - Ну, будешь, говори? Пожалуйста!!
  - Нет, че? Конечно, буду. Эй! Ты куда!?..
  Но Тоська уже неслась со всех ног по лестнице: раз пролет, два – пролет! Как полетит она сегодня над Землей!.. Как Терешкова, первая женщина космонавт. Внимание! Смертельный номер без парашюта! Тоська над балконом колдуньи Толмачевой! Атас. Нет, что за мысли в голове?! С какой стати ей падать? Теперь у нее есть косметичка, и мама купила ей «Маленькую фею», сиреневую серию. Ни флакончика толком не начаты, ни одна помада не измазана. Сейчас она накрасится, как клоунесса, и полезет следить за Зиной и Зоей, которых специально так назвали, чтоб колдовская сила передалась от старшей к младшей. И ничего она не упадет! Она будет осмотрительна и осторожна!
  Раз-два-три! Вверх ступени.
  Ключ в замочную скважину, дверь рывком  на себя. Портфель и занавеску – в сторону. Шпингалет – вниз! Вот он балкон: три бельевые веревки, два ведра, одно с картошкой, из-за которого чуть погибли розовая опунция и гребовидный Винни-Пух, второе - пустое. Плохая примета! Не думать о ней! Вот желтая фанерка, приставленная к железной перегородке. Какая она высокая – выше ее роста! Надо подкрасться на цыпочках, оторвать, положить на пол.
  Ага, вот так…
  «Тяжелая, зараза», - Тоська не ожидала, что фанера окажется такой неподъемной!
  Теперь тихо! Зажмуриться и – вперед! Лицом к шершавой блочной стене. Ноги в кроссовках висят над пустотой. Сердце стучит в висках и в горле. Руки цепляются за поржавевший уголок: он еще и качается! Мамочка! Рывок – и она кулем сваливается на колдуньин балкон! Прижаться к стене, замереть. Не шевелиться. Ждать и слушать…
  Перепуганные голуби возмущенно захлопали крыльями. Тоська подняла голову: «Тише, вы». Нашла глазами форточку – открыта! Сколько комнат в квартире колдуньи? Если две, вдруг до самого вечера в ту, под которой она прячется, никто не зайдет? Стоп. Бабушка говорила, что у бабы Зины однокомнатная.
  Она обратилась в слух. Что там?..
  Шорох, скрип кровати, шлепанье босых ног по полу…
  - Зоя, зови. Проходите…. Сюда, пожалуйста…
  Голуби взбесились: кто потревожил и согнал их с насиженного места?! Тоська погрозила им кулаком. Из-за клекота до неё доносились лишь обрывки фраз и непонятные звуки. Баба Зина разговаривала с посетителями и непонятной молодой женщиной, которая, похоже, была на подхвате: что-то подавала, убирала, встречала и провожала гостей. Голос у колдуньи был слабый. Сухая хрипотца на согласных мешала разбирать слова. Да это не голос был, а скрежет, скрип из подземелья! Кто-то шуршал бумажками, пакетами. Звякала посуда, глухо стукались о дерево наполненные чем-то емкости. Звучали странные слова. Страшные! Аир болотный, полынь, солодка, тысячелистник, кровохлебка! Зачем она пьет чью-то кровь и захлебывается?! У Тоськи закружилась голова… Дурман и горец-змеевик, болиголов пятнистый. Ей надо уползать восвояси, иначе она свалится, на толмачевские тазы! Её обнаружат, и выйдет скандал!.. Что она скажет, если спросят, зачем шпионит? Что хотела попросить лекарства для бабушки? Нет! Нельзя приплетать сюда бабушку! Скажет, что из любопытства…
  Кто-то подошел к окну.
  Она сейчас умрёт! Вот оно! Димка Строев опечалится: «Хороший человек была Тоська Игначева». А мама с бабушкой?
  - Открой пошире, внученька, душно, - прохрипел тяжелый старческий голос.
  Тоська чуть не взвизгнула: внученька! Черная Зоя – внучка колдуньи! Она выполнила Веркино задание, справилась! Только не выдать себя. Тихо. На цыпочках, осторожно, медленно – через высокую решетку на свой балкон. Солнце слепит глаза. Ветер качает чахлые кусты в пришкольной «резервации». Мальчишки лупят по мячу, и маленький Тезов, не взятый в игру, ходит вдоль кромки поля и звонит по картонному мобильнику.
  Не смотреть вниз!
  Дурацкая фанера, на которую она неловко приземлилась, все-таки хлопнула. Тоська замерла. Все! Дома. Руки ослабели, ноги затряслись, заныла содранная на Батарейной горе коленка. Надо замести следы. Дрожащими руками она поставила фанеру на место, прижала старой тумбочкой, шатаясь, пробралась в родную шестнадцатиметровку – и повалилась на диван.
  Ура! Хорошо, что не стала тянуть до вечера, вбежала в квартиру и – за дело. Теперь все. Она молодец. А бабка - точно колдунья, Верка права. Разве у нормальных людей бывает такой подземельный голос?
  Пока стояла под форточкой, из квартиры вышли две тетки-посетительницы. «Это две тысячи», - сработал в голове противный счетчик. Стоп. Почему она решила, что старуха берет по тысячи с каждой? Мама говорила, сейчас тысяча не деньги. Если они вытянут из бабкиной… «кубышки» немного – никто не заметит! Тоська уже придумала, сколько взять. Чтобы купить двухкомнатную, им придется продать ту, в которой они сейчас живут, и часть суммы добавить. Она возьмет эту «часть». Не больше! И ничего страшного, даже наоборот: всё будет по справедливости! Больные люди приходят к Толмачевой за помощью, а она берет с них такие деньжищи!

  - Игначева, ты жива? – негромко спросил в трубку Строев.
  - Жива, - выдохнула Тоська. – Приходи.
  - Ага, - Строев повеселел. – Я тебе уголь нашел.

  В субботу Самохина дважды загадочно мигнула ей на математике: «Как?» «Нормально, - со значением кивнула Антонина. – Есть новости». Еле дождалась окончания уроков! Прибежала домой, чмокнула в щеку бабушку и застыла у телефона: Вера обещала позвонить.
  - Сядь, поешь. Что ты все наспех?
  - Только второе, бабуль! – пискнула Тоська и засмеялась: она, как Тезов – «первое не ест, одно второе». Милая бабушка! Скоро ты будешь жить не в теснотище, а в нормальной человеческой квартире! Ты еще не знаешь, что придумала твоя Тося. У нас будет отдельная комната, и мы не будем стукаться попами на крошечной кухне! Я разведу целое море кактусов. Они зацветут желтыми, розовыми, красными цветами, запахнут тропиками, медом. Димка сфотографирует их и разместит в своем блоге в Интернете. Ага! К тому времени у нее, может быть, будет свой компьютер. Она заведет страничку в «одноклассниках» и вступит в цветочные сообщества!..
  От перспектив кружилась голова.
  - Да ешь ты, Тося. Не заболела? Вся сама не своя.
  - Н-нет, я задумалась, ба.
  - О чем? – бабушка заглянула ей в лицо.
  Тоське не хотелось врать.
  - Давай, я тебе потом расскажу?
  - Только не забудь, - Елена Павловна улыбнулась и погладила её по голове. – Нога не болит?
  - Не-а.
  - Лечу! – крикнула она позвонившей, наконец, Верке и с грохотом отодвинула тарелку.
  - Ты с этой новой девочкой? – крикнула вслед бабушка, но Тоськи и след простыл.

  - Ну, что? Какие новости? – осведомилась Самохина. Они бежали к гаражам. – Айда на Батарейную? А то прицепится этот алкаш.
  Ладно! Ради такого дела можно нарушить запрет!
  - Давай, - они свернули влево и поскакали на гору. - Вер, чего узнала – обалдеть! Черная Зоя – внучка бабушки Толмачевой!
  - Ага! Я так и знала!
  - И я!
  - Чувствовало сердце, что не чужой она колдунье человек! А точно? Ты не ослышалась?
  - Точно! Посетительница вышла, а она и говорит: «Открой пошире, внученька, душно», - представляешь?  Это про форточку. А голос, как у Бабы-Яги! - Тоська запыхалась. – Вер, так страшно – ужас!
  Ветер свистел, трепал черемуховый цвет, и было страшно, страшно! Батарейная гора гудела. Гнулась к земле трава. Торопливые тучи бежали по небу, осыпая город короткими сеющими дождями. Они занимались то над одним, то над другим районом.
  - Скорее! – на верхотуру они в этот раз не полезли, спрятались в полуразрушенной арке, которая вела когда-то в подвал. Подвал засыпали, а кирпичная дуга на старом фундаменте так и осталась стоять – теперь уже приютом для заигравшейся ребятни.
  - Уфф. Подведём итог. Итак, Черная Зоя – здорово ты её, Игначева, окрестила! – внучка нашей колдуньи. Каждую пятницу она куда-то уезжает и возвращается в понедельник утром. Я проследила. Слушай сюда…
  Антонина пристроилась на ледяных кирпичах, натянула на голые ноги юбку – её трясло.
  - Тьфу! Че ты про джинсы не напомнила? Опять ёжишься.
  - Ничего.
  - Заболеешь – сорвешь операцию. Не выдумывай, обратно пойдем – вынесу. Так вот. Вышла она из дома в восемь вечера в черном плаще и в платочке. Платок – я рассмотрела – шелковый с сиреневой полоской по краю. Короче, одета, как монашка. И выглядит старухой, несмотря на то, что по лицу ей лет… тридцать пять, не больше.
  - Может, она… в трауре?
  - Чего? – Верка сорвала травинку с хохолком, задумалась. – А может. Тут я как-то не доперла. Понимаешь, от кого она внучка-то? Вот вопрос. Ладно, идем дальше. Села она на двенадцатый автобус, он идет до Гвардейского поселка и какой-то Харитоновки, я там не была ни разу, вообще не представляю, где это – и поехала. По дороге зашла в три магазина – два продуктовых и один хозяйственный. Накупила столько, что, я тебе скажу, Игначева, папане моему не дотащить. Особенно, когда подопьет, тогда у него все из рук валится…
  Самохина состроила презрительную рожицу и смолкла.
  - Ну? – подтолкнула ее локтем Антонина. – Дальше что?
  - Дальше – не нравятся мне ее покупки, вот что. Сумки на колесах видела? С которыми пенсы на дачи ездят?
  - Кто?
  - Пенсионеры.
  - Ага.
  - Набила она такую сумку доверху и еще пакет здоровый в руку взяла.
  - А чего там в пакете с сумкой? – полюбопытствовала Тоська.
  - Всего понемножку. То есть, помногу, конечно. Сосиски, рыба, две курицы, творог. Че-то не помню, рис, кажется, геркулес. Противный такой, знаешь?
  - Угу. Кашу геркулесовую я вообще-то люблю.
  - Ты чего, гадость же?
  Тоська пожала плечами.
  - Бабушка приучила.
  - Хм. Ну, дальше мармеладу три коробки, две шоколадки с орехами, чай, кофе.
  - А в хозяйственном?
  - В хозяйственном обычное все: мыло, салфетки, зубную пасту, стиральный порошок. Вот скажи на милость, куда такую кучу?
  Обе пригорюнились.
  - Может, у нее в том поселке семья? Отработает неделю – и на выходные к ним, - неуверенно предположила Тося. – Ты докуда проследила?
  - До автобуса. Я бы и дальше поехала, но понимаешь, Игначева, время позднее, девять вечера. Фигли, думаю, запрешься в глушь, потом не выедешь.
  «Меня учила, а сама?» - Тоське остро вспомнились ноги над пропастью, как они висели и болтались в пустоте. Она помотала головой: тьфу-тьфу-тьфу! Вообще-то Верка была права: мама говорила, что пригородные автобусы совсем испортились. Она недавно ездила к приятельнице и застряла. Вернулась утром. Бабушка расстроилась, обиделась на неё и два дня не разговаривала. Они даже ссорились на кухне.
  - Пригородные сейчас паршиво ходят, правильно.
  По траве застучали первые капли дождя. Налетел ветер, и через минуту косой размашистый ливень уже вовсю молотил по развалинам фундамента и гаражам.
  - У нас прошлым летом бригада дачу строила. Три дядьки. Папаня им похожие сумки таскал, только без мармелада. Короче, нам предстоит большая разведка. Готовься к следующей пятнице. Мы должны разузнать об этой Черной Зое все – до капельки.
  - Может, она тоже дом строит?
  - Не, она водку не покупала. Без водки, какой дом? Побежали! Щас как долбанет.
  Шумный ливень обернулся грозой. Тяжелое небо над Батарейной раскололось надвое. Юркие серебряные змеи засновали между тучами:
  - Не успеем! – отчаянно завопила Антонина. – Я на крышу боюсь!! У меня коленка!..
  - Игначева, прыгай!
  - Нет!!
  - Прыгай или оставайся!
  - Не могу!! Мамочка! – она рухнула на дяди Сашин гараж кулем.
  - Руку давай! – прокричала снизу Самохина. Дождь хлестал, не переставая. «В веревку», - говорила про такой дождь бабушка. Тоська прицелилась и полетела со скользкого гаража в грязную серую кучу: «Летающая фея!» - мелькнуло у неё в голове. Коленка хрустнула. Ладони больно уперлись в колючий гравий.

  - Бежим! – черные Веркины патлы били по щекам. С мокрой челки стекали ручьи, с носа – капало. Они летели, не разбирая дороги. Мимо по луже промчался промокший до нитки велосипедист, окатил их водой: «Совсем дурак?!» - рассвирепела Самохина и помахала вслед кулаком. Встречные фуры стреляли «дворниками» - дождь заливал ветровые стекла. Из-под колес выпархивали веера холодных брызг, похожих на ледяные Веркины глаза.
  - Ко мне! – скомандовала она, и Антонина послушно потрусила к третьему подъезду. В новых кроссовках хлюпало.
  - Ой-ёй-ёй! Погуляли, называется! - они повалились на леопардовый  диван – Такие Тося видела в модном каталоге. Еще и с подушками. Красиво – обалдеть!
  – Вот тебе брюки. Меряй по-быстрому. Через полчаса маманя явится. Нас не  должны видеть вместе, сама понимаешь.
  - Строев все равно видел, - пыхтела, натягивая на мокрые ноги джинсы, Тоська. Вообще-то она не понимала, к чему такая конспирация?
  - Пенек твой Строев. У вас с ним любовь?
  - Какая… любовь?! – она покраснела как рак.
  - Господи, какая! Обыкновенная. Целовались?
  - Н-нет, - ей очень хотелось спросить: «А ты… уже? Ну, с кем-нибудь?» Зря, что ли, вокруг Самохиной с начала третьей четверти увивались одноклассник Колька Грибакин и старший брат Васьки Тезова восьмиклассник Антон? Он был вообще крутой. С крашеным чубом, желтой серьгой в левом ухе. Вообще-то Тоська иногда про него думала: «Как клоун», - но молчала. Боялась, скажут, тёмная. А к чему парню серьга? Глупость какая-то.
  - Ну, ты и тормоз, Игначева. Пятый класс - старуха, можно сказать! - и не целовалась!
  Да-да! Тоська помнила: в тридцать пять уже никому не нужна!
  Она расстроилась и засопела:
  - Вроде, как раз.
  - Ну-ка, повернись. Нормалек. Сейчас пакет принесу, юбку туда засунешь.
  - Мне сразу… в них идти?
  Верка уставилась на нее недоуменным взглядом:
  - Тяжелый случай. А что такого? Конечно, идти. До соседнего подъезда недалеко.
  - А! Ну, да…
  Пока Самохина искала пакет, Тося оглядела комнату: «Зачем Вере деньги? Просторная же квартира». На самом деле просторного было чуть: три стандартные комнатушки в блочном доме, но после их «теснотищи» они казались Тоське раем. Она заглянула в гостиную со спальней. Какое трюмо! Чудо, а не трюмо! Всё в завитушках. И какие флакончики на нем, баночки с блестящими крышками, розовыми, голубыми. С золотистыми наклейками, с серебряными. На комоде балерина в позе умирающего лебедя, синяя ваза с каемочкой, в вазе – искусственные подсолнухи. А шкаф! Таких огромных шкафов с желтыми кистями на ключах она никогда не видела! А окна! Тоська засмотрелась на занавески: вот это да…
  У Ларисы Егоровны была страсть к атласным шторам и шикарным покрывалам на диванах. К шторам в первую очередь.
  - Как они… называются? – робко спросила она у подталкивающей её к выходу Верки.
  - Ламбрекены, - подружка затолкала мокрую юбку в пластиковый пакет. – Куски такие сверху свисают – и все.
  - Красиво у вас…
  - Не видела ты, что значит красиво. Видела, не говорила бы.  Дребедень и уцененка. Вот будут деньги – будет красиво. Эх, заживем тогда, Игначева! Покажем ему, где раки зимуют…
  - Кому?!
  - Я знаю, кому. Не обращай внимания. На, мешок. Помни: в пятницу идем на разведку. Контрольный звонок в четверг. Всю неделю следим, приглядываемся. Ты рот не разевай – выйди другой раз на балкон, ну, типа, кактусы свои проведать, а сама – к перегородке. Замри и слушай. Может, Черная Зоя выйдет простыню потрясти или еще чего…
  - Поняла.
  - Строеву своему не проболталась? – брови над льдинками-глазами нахмурились.
  - Ты что!
  - Смотри. Он вообще-то зануда. Прицепится, начнет выпытывать, а нам оно надо? Зонт дать?
  - Добегу.

Продолжение