BestFemida (Россия, Санкт-Петербург)

Другой мир
Глава 12 
Тайна Дика

1 глава | 2 глава | 3 глава | 4 глава | 5 глава | 6 глава
7 глава | 8 глава | 9 глава | 10 глава | 11 глава | 12 глава

      Они вернулись через два дня, но на вопрос друзей, что заставило их так спешно покинуть этот дом, оба - Дик и Леонид – ответили уклончиво и неопределенно. И если Михаила подобный ответ устроил, то Андерсена нет. Правда, он не подал виду, что вся эта история заинтересовала его, и тоже прекратил расспросы, однако про себя решил - во что бы то ни стало докопаться до правды. Потому что слишком уж много стало загадок витать вокруг его молодого друга. Сначала – его молчание насчет того, почему он не спал в половине второго ночи, затем – этот кубок, чье содержимое тщательно скрывают от посторонних глаз, теперь – этот внезапный отъезд. Нет, здесь определенно было что- то нечисто, Дик определенно от него что-то скрывал, но что? Андерсен нутром чуял, что все эти три факта: ночное бодрствование, кубок, внезапный отъезд – как-то связаны между собой. А если это так, то должна быть какая-нибудь зацепка, какая-нибудь улика, которая помогла бы ему докопаться до правды. И он нашел ее, когда зашел в комнату Дика, чтобы позвать его к обеду. Дика в комнате не оказалось, и Андерсен так бы и ушел, но его внимание привлекла одна ведь Лунный календарь, лежавший на столе. Андерсен подошел ближе – ну да, тот самый календарь, который он еще нашел тогда под комодом и отдал Дику.
  Постойте! А ведь Дик уехал сразу же, после того, как взглянул на него! Но почему, что особенного он прочел на несчастной бумажке? Хоть брать без спросу чужие вещи входило в число его привычек, Андерсен взял календарь, отыскал двадцатое число – черная цифра на синем фоне. А рядом с нею красуется кружок – луна. Полная луна. Полнолуние. Дик испугался полнолуния? Но почему, что в нем такого? Ничего, кроме того, что в полнолуние человек может оборачиваться волком, оборотнем…
  На веранде послышались голоса и скрип ступеней. Положив календарь на место, Андерсен поспешил покинуть комнату, вот только мысль, запавшая ему в голову, не спешила покинуть его так же скоро.
  Оборотень. Из фильмов ужасов, что крутили по телевизору, и из книг ему хорошо были знакомы эти существа. Люди, которые в полнолуние превращаются в волков-оборотней, злобных хищных тварей. По сюжету, эти создания загрызают кого-нибудь простачка в самом начале, затем на протяжении всего фильма или книги его долго-долго пытаются изловить, а в финале чудовище убивают. Просто до невозможности. Но здесь… Андерсен был не ребенок, чтобы однажды увидев, как его друг убегает, едва лишь узнает, что наступает полнолуние, заключить, будто тот – оборотень. Да ведь это же глупо, абсурдно! И он сам посмеялся над собой, над тем, как такая мысль вообще могла придти ему в голову. А между тем, все сходилось, и не только с календарем.
  Бодрствование по ночам – кому это не сродни, кроме как волку? Потом… потом – тот кубок. Что в нем? Андерсен так и не узнал. Да, может быть, в нем - и в самом деле лекарство, однако почему ни Дик, ни Леонид - не только не говорят название, но и даже взглянуть не дают?.. затем… затем эти загадочные смерти у Бузиновых. Андерсену до сих пор не удалось выяснить, был ли причастен Дик к тем смертям или нет. А ведь если посмотреть, что же получалось? Он не боялся таинственного зверя, поселившегося там и нападавшего на всех, кто заходил в джунгли – единственный, кто не боялся. Почему? Не потому ли, что являлся им сам? И почему, когда Глебу удалось во время схватки со зверем ранить его, на следующий день у Дика обнаруживается рана – в том же самом месте? Простое совпадение? Вспомнив о Глебе, Андерсен невольно вспомнил и подозрения своего друга. «А ведь он предупреждал меня, - с тревогой подумал он, - он говорил, чтобы я остерегался его, потому что он не такой как все. Он приводил мне доказательства того, что Дик оборотень, а я не слушал и только смеялся над его словами. Зато теперь мне совсем не до смеха…»
  Так что же это выходит? Что Глеб был прав? Что это он, а не Андерсен, был прав? А может, Глеб был прав с самого начала, быть может, он с самого начала понял, кто перед ним – еще тогда, в первый день, когда Андерсен привел Дика к Бузиновым? Так это или нет, оборотень Дик или нет, одно утешало Андерсена: в любом случае, как и Глеб, он не имел доказательств, лишь голые предположения. Он не застал Дика в момент, когда он превращается в оборотня, он не видел даже, чтобы он ел сырое мясо, оставались лишь предположения, основанные на каком-то календаре, ночных прогулках и шерсти, а что он мог с ними сделать? Пойти, предъявить их Дику? Да если даже это и правда, и Дик в самом деле оборотень, то ему надо быть последним идиотом, чтобы Андерсену в этом сознаться. Нет, он не скажет, не сознается, да и дружок его, Леонид, тоже. Поэтому Андерсен сделал то, что было самым правильным в его ситуации – сгреб в кучу все свои подозрения и отправил их в дальний ящик своей памяти. Однако ворошение прошлого, всех мелочей, которые были связаны с Диком, навели Андерсена на еще одно интересное обстоятельство, которому прежде он не предавал особого значения: Дик не любит воду. Нет, он не избегает купаться вместе со всеми на реке, но старается делать это как можно реже и всегда - не то чтобы с неохотой, а с каким-то сожалением. О чем?
  - О чем ты сожалеешь, Дик?
  - Сожалею? – переспросил Дик, замедлив ход; они как раз возвращались домой, после очередного купания.
  - Ну да, я давно уже наблюдаю за тобой, и всякий раз вижу одну и ту же картину: стоит тебе увидеть наш водоем, как у тебя на лице появляется какая-то странная улыбка – веселая, и одновременно с тем - грустная. Ты, как будто, так и хочешь сказать: «Ну вот, опять эта лужа…». Ведь так, я угадал? Тебе не нравится наша река? И поэтому у тебя и на лице такое неудовольствие, и ходишь ты туда лишь по нужде, да?
  Дик улыбнулся.
  - Вы наблюдательны, Андерсен. Да, мне не нравится мыться в вашей реке.
  - А есть место, где нравится? У тебя дома, во дворце? Да, дома тебе явно комфортнее. Только вот - чем? По мне, так без разницы - в какой бадье плескаться, лишь бы вода была теплой и чистой.
  - Может быть, вы в чем-то и правы, Андерсен, но уверяю вас, если бы вы хоть раз в жизни искупались у меня дома, то вы никогда бы не сказали сейчас то, что я от вас услышал.
  - Ну а мне на это и возразить нечего, потому что я не только у тебя во дворце никогда не бывал, но даже твоего королевство в глаза не видел.
  - Напрашиваетесь ко мне домой? – лукаво сверкнув глазами, спросил Дик.
  - Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - с улыбкой ответил Андерсен. – Ты мне столько рассказывал про свою милую родину, что пора бы уже и показать мне ее, а то я, видишь ли, уж слюнями тут обхожусь, а он экскурсию все откладывает и откладывает.
  - Значит, вы хотите увидеть мое королевство? Ну что же, я думаю, это можно устроить, и даже скорее, чем вы предполагаете: как вы смотрите на то, если я приглашу вас туда прямо сейчас?
  - Сейчас? Немедленно?
  - А почему бы и нет? У вас впереди целый день, который ничем не занят, да и погода располагает. Что же касается меня, то я со своей стороны был бы не прочь нанести неожиданный визит моим милым министрам, чтобы посмотреть, как обстоят дела при дворе, и пока бы я находился во дворце, вы бы смогли осмотреть город. Так что вы скажите, вы принимаете мое предложение?
  - Ну… - улыбаясь, протянул Андерсен, а Дик усмехнулся.
  - Я велю Леониду приготовить лошадей и пропуск для вас.
  - А ты поедешь вместе со мной?
  - Да, мы доведем вас до окраины, но потом нам придется расстаться. Я с Леонидом отправлюсь во дворец, а вы – осматривать достопримечательности города.
  - Но я надеюсь, перед тем, как меня оставить, ты снабдишь меня гидом?
  - Да, и, кажется, я даже знаю, кого следует взять на эту должность.
  - И кого же?


  - Мы идем в Альвер! Вот это класс! Как мы там наедимся…
  Герон трещал, как сорока, и неустанно носился возле всадников, то отбегая от них, то чуть ли не под ноги кидаясь коням. Морщась от неудовольствия и одновременно сдерживая улыбку, Леонид, не спуская глаз с брызжущего радостью мальчика, негромко произнес:
  - Не думаю, что взять Герона в качестве экскурсовода, была самая мудрая мысль, ваше высочество. По-моему, было бы гораздо благоразумнее, если бы вы все-таки прислушались к моему совету и предоставили Андерсену экскурсовода из Альвера. У него ведь было гораздо более преимуществ перед этим мальчиком хотя бы потому, что он, уже имея навык в этой области, выбрал бы и самый оптимальный маршрут для него, и манеру изложения материала, да и знает господин Лоренс об истории королевства значительно больше, чем Герон.
  - Леонид, я не сомневаюсь, что ты всей душой ратовал за Лоренса и делал это из лучших побуждений, но что такое твой Лоренс? Он же не вылезет из формальных рамок, и вся экскурсия Андерсена ограничится сухим изложением исторических фактов и просмотром трех-четырех зданий, которые он и без его помощи посетить сможет. А вот Герон совершенное другое дело. Во-первых, он с Андерсеном уже знаком, а значит, им уже будет проще общаться, что само по себе немаловажно, когда ты находишься в незнакомом месте, где все хочется посмотреть, но стесняешься спросить, если человек тебе мало знаком. С Героном это исключено, Андерсен может спросить у него о чём угодно - без боязни поставить себя в неловкое положение. Во-вторых, Герон будет рассказывать не по жесткому плану, а исходя из собственных соображений, и насколько я убедился на собственном опыте, подобный экспромт куда интереснее слушать, чем то, что обычно доносится из уст твоих профессиональных экскурсоводов. Ну, а в качестве третьего аргумента я могу привести тот, что Герон прекрасно знает, если не историю королевства, то, по крайней мере, здешние обычаи…
  - А если бы он их еще и придерживался…
  - Леонид, ты даже в ангеле сумеешь разглядеть беса!
  - Что поделать, ваше высочество, если именно из ангела впоследствии появился люцифер. Я всего лишь исполняю свои обязанности, проявляя бдительность и предупреждая вас о возможных последствиях.
  - Скорее, выискиваешь в людях недостатки, забывая, что нет людей без недостатков. И вообще, это скорее teporis vitia, non hominis*.
  - Omne vitium simper habet patrocinium** - с улыбкой возразил слуга.
  - Упрямец!
  - Но не осел, надеюсь?
  - Конечно, нет, потому что у ослов - длинные уши, а у тебя длинен язык.
  - Но ваше высочество, надеюсь, понимает, что не я его развязал?
  - Конечно, потому что ты сам себе не хозяин.
  - Я бы возразил на это, ваше высочество, но лучше промолчу.
  - Сдаешься!
  - Именно, поскольку в некоторых случаях лучше потерять уважение в чьи-то глазах, чем лишиться головы, не сдержавшись в словах, - с улыбкой и легким поклоном произнес слуга.
Дик рассмеялся.
  - Ну, а вы что на это все скажите, Андерсен?
  А что он мог сказать, когда впереди заливался малолетний мальчуган, наглый как сто чертей, но при этом добрый как мать Тереза, а рядом с ним перепирались принц со слугой? И Андерсен, ответил самым уместным – улыбкой.
  Остаток пути трое мужчин провели молча, слушая верещание Герона, но вот впереди показались домишки, и Леонид с Диком остановили своих лошадей.
  - Приехали? – спросил Андерсен, вглядываясь в постройки.
  - Да, здесь мы с вами расстанемся.
  - А где встретимся?
  - Я не знаю, когда смогу освободиться, так же как и вы, вряд ли, имеете представление о том, когда сможете освободиться сами. Поэтому я думаю, что будет лучше, если мы встретимся у вас дома. Надеюсь, вы не возражаете?
  - Нет.
  - Тогда я желаю вам приятной прогулки. Всего хорошего и до встречи.
  - И тебе тоже, приятель!
  Андерсен еще с минуту стоял, глядя им вслед, а затем его молчаливое одиночество было нарушено диким воплем восторга. Визжа и прыгая, к Андерсену подбежал Герон.
  - Ну что, пошли?!
  И начались мучения. Хотя нет, если смотреть правде в глаза, то первое время Андерсен был доволен своим юным экскурсоводом, поскольку Герон - не то желая показать себя с лучшей стороны, не то помня грозное внушение своего родителя вести себя прилично - исправно исполнял возложенные на него обязанности, водя Андерсена по многочисленным улочкам и проулкам, останавливаясь возле различных памятников, фонтанчиков и старинных зданий, не забывая при этом снабжать каждую достопримечательность довольно занимательным рассказом. Однако по мере того, как они углублялись в город, воодушевление Герона сползало с него, как шкура со змеи при весенней линьке. Утомленный полуденным зноем, долгой ходьбой и непрерывной болтовней, он уже меньше прислушивался к Андерсену и почти не отвечал на его вопросы и просьбы, а самое главное, он плелся вяло и с неохотой. Однако глоток воды со льдом и четыре булочки с колбасой, купленные Андерсеном в ближайшем трактире, живо излечили его от этой напасти. Герон снова стал бодрым и приветливым, и не то, что затрусил, а просто рванулся по дороге, так что Андерсен не знал теперь, как его и удержать-то. То вперед, то влево, то вправо, то встанет как столб посреди дороги - ну не мальчик, а просто мучение. Так и норовит - то под ноги кому-нибудь броситься, то перед каретой промелькнуть, едва не попав под колеса. И все время кричит, бесконечно кричит, отчего окружающие уже стали косо посматривать на Андерсена, очевидно, принимая его за отца этого невоспитанного обормота.
  В итоге же, Андерсен, окончательно потеряв надежду на то, что его проводник образумится, предложил им расстаться на время, сказав, что дальше он разберется и без него – походит один по городу, посмотрит все, а вот в семь часов они могут встретиться с Героном на центральной площади, откуда вдвоем и отправятся домой.
  Герон без раздумий согласился, и Андерсен глазом не успел моргнуть, как его прохвост растворился в толпе.
  Один, ну наконец-то один! Андерсен не мог поверить своему счастью. И как он раньше не додумался отшить его? Давно было пора.
  - Берегись, задавлю! – прокричал кто-то сбоку и Андерсен, инстинктивно дернув поводьями назад, увидел, как мимо морды его каурой кобылы пронесся кеб.
  О, это был иной мир. Залитый солнцем город утопал в маквисе и жаре, и всюду кишела жизнь. Стоя на тротуаре, Андерсен видел, как по дороге катили экипажи на любой вкус и достаток – от простых кэбов до великолепных карет, запряженных шестеркой лошадей с султанами на головах; некоторые из таких карет были даже с сопровождающими - по двое всадников следовали спереди и сзади такой кареты, следя, чтобы какому-нибудь мальчишке не пришло в голову запрыгнуть на запятки и заодно разгоняя зазевавшихся прохожих впереди, а так же заставляя другие, менее великолепные кареты, сворачивать в сторону, освобождая дорогу. Разумеется, в таких каретах ездили только очень богатые коэрцы. Люди попроще предпочитали ехать верхом (на конях, если они у них были) или пользоваться кебами и рикшами, которых здесь было великое множество.
  Тротуары так же были полны народу – сотни разновозрастных людей обоих полов спешили во все концы – кто в гости, кто на рынок, кто аптеку , а кто просто гулял. И почти через каждые десять метров стояли вооруженные алебардами стражи, которые следили за порядком.
  - Эй, ну ты долго будешь торчать тут на своей кляче? – грубо закричала на Андерсена какая-то баба, груженная корзиной, полной овощей. – Встал посреди тротуара и стоит, будто так и надо! А ну освобождай проход!
  Андерсен тронул пяткой свою кобылу и выехал на мощеную булыжником дорогу. У него не было определенного плана относительно дальнейшей части своей экскурсии, и он ехал, двигаясь за основной массой, по пути разглядывая прохожих, мелькающие экипажи, дома, многочисленные лавочки и магазины, пока не выехал на главную улицу города. То, что она оказалась главной, ему стало ясно из-за более дорогих одежд, в которые вырядились прогуливающиеся здесь люди. Здесь уже не встретишь всклоченного оборванца с чумазой физиономией, да рабочий с киркой не перегородит тебе путь.
  Вместе с людьми менялись и улицы – дома становились все наряднее, витрины магазинов соблазняли из-за кристально чистых стекол последними моделями платьев и костюмов, а слева раскинулась величественная ограда, скрывающая за собой прелестный парк, в глубине которого находился королевский дворец, выдержанный в стиле традиционной поздней французской готики и ренессанса. Четыре круглых башни, обрамляющих фасад, придавали ему вид непреступной, массивной крепости, а нежный белый песчаник, из которого он был возведен, и несколько мелких башенок, скорее присущих восточной культуре, свидетельствовали об обратном. Таким образом, дворец сочетал в себе легкость и изящество, и одновременно с этим - тяжесть, грубость и мощь.
  Так вот где живет его Дик! Андерсен улыбался, любуясь дворцом, как вдруг ему в голову пришла забавная мысль: а ведь Дик направлялся сюда, во дворец, и что если он там? Может быть, Андерсена тогда к нему пустят? И прежде, чем Андерсен сам успел понять, как это у него так вышло, он подъехал к двум стражам, охранявшим ворота, и когда те скрестили перед ним свои алебарды, велев убираться прочь, а из будки, стоявшей за воротами, вышел на шум дежурный, он сообщил ему свое имя, добавив, что Дик, скорее всего, будет рад его видеть. А дальше все было еще чуднее и забавнее – вместо того, чтобы прогнать, его пропустили на территорию дворца, провели по дорожке через парк и сдали на попечение другому слуге, который быстро повел его по дворцу. Перед Андерсеном замелькали двери, окна, картины, бра, а уж сколько ковровых дорожек он исходил и по скольким лестницам спустился и поднялся, он и считать перестал, сбился. Наконец, когда он и не чаял выйти отсюда живым, его проводник остановился перед высокими дверями из черного ореха, охраняемыми парой страж.
  - Его высочество ждет вас, прошу, - с этими словами слуга отошел в сторону, а двое стражей взялись за ручки дверей и распахнули их перед ним.
  Андерсен вошел скорее на автомате, успев за время своего прохождения по дворцу привыкнуть выполнять указания слуги, слепо доверяя ему и следуя туда, куда тот велит. Он сделал несколько неуверенных шагов, как сзади гулко стукнули, сомкнувшись, двери. Андерсен вздрогнул и обернулся. Предатель - слуга бросил его здесь одного! Но постойте, что это такое? За его спиной слышался плеск воды, сопровождающийся мелодичной, успокаивающей игрою арфы и тонкий аромат благовоний витал в теплом воздухе. Андерсен медленно развернулся и не поверил своим очам.
  Он стоял у входа в огромный зал, выложенный темным мрамором, в центре которого располагался прямоугольный бассейн – тоже из мрамора. Его освещали торшеры, стоящие в нескольких метрах от стен, возле стены справа располагались мягкие банкетки, затянутые бордовой тканью, они дополнительно освещались изящными бра, а левая часть зала тонула в полумраке, скрывая в своих недрах пять или шесть маленьких каморок. Из одной из них и доносилось чарующее пение арфы.
  И, в самом сердце этого рая, в бассейне, находился его молодой друг, его Дик. Лежа по грудь в воде, он, опираясь одной рукой о край бассейна, другой держал мочалку и, обмакивая ее в воду, проводил ею себе по шее. Но он здесь был не один. Слева мелькнул чей-то силуэт, Андерсен инстинктивно взглянул в ту сторону и увидел слугу, в котором признал Леонида. Только сейчас он предстал перед ним совсем в ином виде. Обнаженный, в одной лишь набедренной повязке из белой ткани, прекрасно сочетающейся по цвету с белоснежными бусами из словной кости, которые по-прежнему висли у него на шее, он, осторожно ступая босыми ногами по гладкому полу, вышел откуда-то из темноты, держа в руках кувшин.
Все это настолько поразило Андерсена, что он застыл на месте и не смел сделать и шага, ему казалось, что он - либо спит, либо грезит.
  - Я смотрю, вы не смогли удержаться, и захотели увидеть меня несколько раньше, чем я окажусь у вас дома, Андерсен, - раздался вдруг мягкий голос Дика. – В таком случае, что же вы стоите у двери? Проходите, я рад вашему приходу, хотя он для меня и явился неожиданностью. Подойдите ближе.
  Обойдя бассейн справа, Андерсен остановился неподалеку от края, очутившись напротив Дика.
- Так лучше, - улыбнулся его молодой друг. – Не люблю разговаривать с людьми издалека, да еще находясь к ним боком – это некрасиво и неудобно, я люблю смотреть собеседникам в глаза.
  - Да я, вообще-то, тоже, - весело сказал Андерсен; мало-помалу он смелел, и к нему возвращалась его беспечность. Он окинул восхищенным взглядом зал. Дик заметил его взгляд.
  - Нравится?
  - Еще бы!
  - В таком случае, не желаете ли присоединиться?
  - К тебе?
  - А вы не хотите?
  Коварный! Еще бы, Андерсену не хотелось! Да он с радостью бы погрузился в воду, тем более сейчас, когда он, и без того порядков вспотевший и уставший от долгой прогулки по городу, окончательно разомлел в здешнем воздухе, горячем как огонь. Дик улыбнулся.  
  - Разденьтесь и возвращайтесь сюда. Леонид, проводи его.
  Леонид любезно кивнул, приглашая его следовать за ним. Он привел Андерсена в одну из маленьких комнат, где стояли: шкаф, небольшой столик и стул, на который Андерсен аккуратно сложил свое белье, а затем вышел к бассейну.
  - Смелее, - улыбнувшись, подбодрил его Дик. – Здесь некого стесняться, все свои. Лестница - там.
  Широкие мраморные ступеньки были предусмотрительно покрыты резиновыми ковриками, так что Андерсен без опаски поскользнуться, спустился вниз и с удовольствием погрузился в теплую воду.
  - Так вот, значит, какие ты любишь принимать ванны. Теперь мне понятно, почему ты не слишком-то жаловал нашу реку. Там не так комфортно?
  - Не только. Я люблю побыть иногда один, Андерсен. Люблю полежать в одиночестве в теплой воде, подумать, помечтать, отдыхая от дневной суеты, а там, на реке, всегда найдется кто-то, кто будет тебе мешать: в воде вас будут преследовать водяные жучки, которые так и норовят заползти тебе на плечи и запутаться в волосах, с воздуха атакуют мошки, жаждущие вашей крови, на песке могут поджидать ядовитые змеи или хищники, и уж конечно, я не говорю про Герона, который любит врываться в воду и с воплями прыгать около берега, поднимая брызги и неимоверный шум. Кстати о Героне: насколько я вижу, вы прибыли сюда без него, а ведь еще недавно вы сами просили меня о гиде, так где же он? Отправили домой или потеряли?
  - Уложил дубиной в ближайшей канаве, затем содрал с него шкуру и продал первому встречному кожевнику, - усмехнулся Андерсен. – Нет, мы с ним добровольно расстались, едва только почувствовали, что начинаем порядком надоедать друг другу, условившись, что встретимся потом, около семи часов, на центральной площади, откуда вместе пойдем домой.
  - Разумное решение.
  - Еще бы, если учесть, что под конец нашего совестного странствия я уже не знал, как заставить его замолчать и удержать на месте. Это настоящий бесенок.
  Дик рассмеялся, а потом произнес:
  - Вам удалось осмотреть город?
  - Большую его часть, по крайней мере, центр точно изучили.
  - И как же вы его находите? Он вам понравился?
  - Очень.
  - А что больше всего?
  - Хитрец! Дворец, конечно же, а еще библиотека на Персиковой улице.
  - Это королевская библиотека, ее построили еще в восемнадцатом веке, и как видите, она до сих пор сохранилась, - говоря это Дик рукой потянулся к чаше с фруктами, стоявшей у края бассейна, и, оторвав от виноградной кисти несколько крупных желтых ягод, отправил их в рот. – Вы побывали внутри или осмотрели ее только снаружи?
  Андерсен не успел ответить, как к нему приблизился Леонид и, нагнувшись, поставил около него похожую чашу с фруктами.
  - О, спасибо…
  Он отщипнул парочку виноградин.
  - Нет, в саму библиотеку я не заходил. Кстати, а разве туда можно было зайти?
  - А почему нет? – улыбнулся его друг.
  - Я там не зарегистрирован, у меня даже прописки в вашем королевстве нет.
  - Для того, чтобы воспользоваться услугами королевской библиотеки прописка и не нужна, достаточно одного вашего паспорта. Служащие списали бы его данные и выдали вам одноразовый пропуск в общие читальные залы.
  - Надо же, а я и не знал. Теперь буду.
  - И посетите, надеюсь?
  - Непременно. Постой, а у вас во все заведения по паспортам пускают? Я имею в виду: если я, к примеру, захочу посетить какой-нибудь музей, театр, собор или еще что-нибудь в этом духе, меня везде по одному паспорту пустят?
  - Нет, - засмеялся его собеседник, - это вы уже слишком легко и дешево хотите отделаться, Андерсен. В большинстве случаев, паспорт вам как раз не понадобится, и если вы желаете попасть в тот же музей, у вас вместо него попросят изрядную сумму денег. (Дик выловил в воде мочалку и протянул ее пустоте позади себя - Андерсен немного удивился: зачем он это сделал?) Впрочем, настоящих ценителей искусства это не останавливает. А вы (мочалку забрал подошедший Леонид, вместе с ней он отошел от бассейна, взял стоящий около стены табурет и вместе с ним спустился в воду – Андерсен с интересом взялся за ним следить), судя по вашей заинтересованности условиями допуска в подобные учреждения, принадлежите к их числу. (Дик уселся на табурет, который Леонид поставил в воде прямо около него, и Леонид, намылив мочалку, принялся тереть ему плечи – Андерсен улыбнулся в глубине души, но постарался не выказать своего удивления). Вы любите посещать музеи, Андерсен?
  - Я?.. Да, люблю. А тебе нравится посещать музеи? Был в каком-нибудь? – он видел: Леонид начал тереть Дику спину.
  - Эрмитаж, Бирмингемский железнодорожный, ужасов в Йорке, портовый в Руане… левее, Леонид… египетский в Мюнхене… еще левее, да, здесь… это самые запомнившиеся, ну и свои, Коэрские, разумеется.
  - Не расскажешь, какие?
  - Пожалуйста: музей холодного оружия, музей книги… а, еще музей хлеба – ужасный, я вам скажу, музей: там можно захлебнуться слюной, пока дойдешь до конца экспозиции – так соблазнительно выглядят все эти муляжи хлебцев, булочек и пирожков. Я серьезно, Андерсен! Там все экспонаты прямо так и просятся в рот, маня вас своими причудливыми формами, а какие там названия…
  Пока Дик с упоением рассказывал о музее хлеба, Леонид продолжал выполнять свою работу, причем до того спокойно и молчаливо, что Андерсен даже удивился его выдержке: сам бы он так не смог. Прислуживать человеку, который младше тебя, на глазах друга (Андерсен считал, что они с ним друзья), и ни разу не вмешаться в разговор? Андерсену это было чудно и непонятно. Примеривая ситуацию на себя, он признавал, что окажись он на месте Леонида, не удержался бы и принял участие в беседе. Или, наверное, краснел бы во время работы. Леонид же не вмешивался в разговор, не краснел, более того, он даже не улыбался, он выполнял свою работу, как и следовало хорошему слуге. А Дик, в свою очередь, тоже не обращал на него внимания – как человек, привыкший к подобному обхождению. И глядя на них двоих, Андерсен подумал уже, что эта официальность так и сохранится между слугой и господином вплоть до конца процедуры, но именно в тот момент, когда Дик произнес «маня вас», Леонид выронил губку и нагнулся, чтобы ее поднять, в его лицо плеснула вода – это Дик зачерпнул ее ладонью и брызнул ею в него. И, судя по лукаво сверкнувшим глазам, произошло это не случайно. Андерсен улыбнулся, с удовольствием отметив, что впервые за все его пребывание в бассейне, Леонид тоже улыбнулся. Однако Дик продолжал:
  - Словом, если вы когда-нибудь соберетесь пойти в этот музей, послушайтесь моего совета: обязательно поешьте перед этим. Обязательно, а то не получите никакого удовольствия от посещения (он начал подергивать Леонида за кончики волос – Андерсен сдерживал улыбку, Леонид – тоже), потому что вместо восхищения таким многообразием мучных изделий (запустил пятерню в волосы и взъерошил их) вы будете только и думать, как бы эти изделия съесть. - Окончательно потеряв интерес к разговору, Дик с макушки перебрался рукой на нос Леонида, взявшись поочередно закрывать пальцем то одну ноздрю, то другую, а под конец, озорно глядя на Андерсена, подергал слугу за нос из стороны в сторону – Андерсен едва не рассмеялся.
  - А он терпеливый, - весело заметил он.
  - Так все думают, а на самом деле он просто любит меня и свою работу, - улыбнулся его молодой собеседник. – Верно, Леонид? (Леонид промолчал, лишь веселый блеск его глаз выдавал его мнение; Дик усмехнулся и почесал ему подбородок). Он вам никогда в этом не сознается, и вы будете заблуждаться до конца своих дней, полагая, что он так делает именно из-за своего громадного терпения, в то время как терпения-то как раз у него практически нет. Но даже если бы здесь дело было в терпении, то ничего подобного вы бы все равно не увидели, потому что здесь мало одного терпения, терпение без доброты, тоже самое, что тело без души. Вы бы имели дело с человеком, больше похожим на робота, который выполняет свои обязанности и терпит лишь потому, что ему за это платят. А Леонид – другое дело. Он это терпит, потому что он очень добрый и к тому же любит меня, а еще потому, что он очень любит свою работу и любит выполнять ее на совесть. Он знает, что если он мне не позволит так делать, я расстроюсь, а он этого желает меньше всего на свете, но если, позволив, он прекратит выполнять при этом свои обязанности, то это опять-таки будет противоречить его принципам. Поэтому когда он чем-то занят, он предпочитает ни на что не отвлекаться, из-за чего с ним можно делать почти все. Например, выкрутить ему уши. Смотрите: и раз и два, и раз и два…
  И Андерсен увидел, что получается, когда любовь и доброта вступает в союз с чувством долга.
  Дик, захватив мочку Леонида двумя пальцами, начал равномерно крутить ее то влево, то вправо, тогда как Леонид даже не прервал своей работы и продолжал тереть ему бок, он лишь позволил себе улыбнуться. Улыбнулся и Андерсен, но улыбнулся он еще шире, когда Дик пощипал Леонида за щеки – слуга и здесь ни слова не сказал, однако когда Дик забрал у него мочалку и вздумал ею ткнуть его в нос, он улыбнулся и хотел отдернуться. Но не тут-то было: стремительным движеньем Дик схватил рукой его свисающие бусы – у самой шеи, и повернувшись к нему на табурете, рукой пригнул его к себе. Леонид покорно наклонил голову, однако наморщился и закрыл глаза, когда увидел приближающуюся к его лицу мочалку. А Дик – вот ведь шутник! – усмехнувшись, весело кивнул ему, Андерсену, на слугу – Андерсен понимающе улыбнулся: видок у Леонида и впрямь был забавный – и с самым лукавым взором, каким можно только себе представить, зачерпнул пены и старательно украсил ею сначала голову слуги, а затем – его плечи и (Андерсен тоже, наверное, не удержался бы) кончик носа. И только теперь выпустил бусы.
  - Неплохой парик, - с улыбкой заметил Андерсен, глядя как Леонид, выпрямившись и открыв глаза, ощупывает руками пышную пену, пытаясь понять, что же Дик сотворил с его головой. – Ему идет. Ну вот, скинул. Ты тут так старался, а он даже минуты не продержался. Не по нраву, видно, пришлась ему твоя мода.
  - Да он у меня вообще воды боится, как Бастинда. Верно, Леонид?
  Собирающий плавающие губки, красный - не то от смущения, не то от горячего воздуха и воды, - Леонид едва заметно улыбнулся, а Дик, рассмеявшись, плеснул в него водой и дружески похлопал по спине, когда слуга с укоризненной улыбкой взглянул на него.
  - Ну ладно, ладно, - засмеялся его господин, - так и быть, иди уже, несчастный страдалец. А то ведь и впрямь еще растаешь.
  Только не от воды, - смеясь, подумал Андерсен, глядя на улыбающегося слугу, - от счастья.


  После ухода Леонида из бассейна, он поболтал с Диком еще - о всякой всячине, заев ее киш-мишем, а потом Дик вылез из воды, и пока Андерсен размышлял, поступить ли ему подобным образом, или понежится еще немного, Леонид обтер его молодого друга полотенцем, а затем подал ему халат и шлепанцы. Тогда и Андерсен покинул бассейн. 
  - Я, наверное, лучше сразу оденусь, - сказал он, обертывая себя полотенцем, так же любезно поданным ему Леонидом. 
  - Как знаете, - пожал плечами Дик. – Найдете, где оставили свои вещи, или Леониду вас проводить? 
  - Спасибо, как-нибудь сам постараюсь не заблудиться. 
  И, будучи в самом приятном расположении духа, он направился к каморкам в темноте. Комнату, в которой он раздевался, он запомнил хорошо, и поэтому шел уверенным и быстрым шагом, минуя ряд остальных. Как и та, в которую он направлялся, в них было темно, как в чернильнице, и Андерсен даже не смотрел на них, как вдруг, не доходя каких-то пары метров до нужной ему комнаты, его взор привлекла одна каморка. В отличие от остальных, она была закрыта, но дверь прилегала неплотно, и самое главное – внутри нее мерцал огонек. Андерсену стало любопытно. Почему она закрыта? И почему в ней есть свет? Может быть, ему заглянуть во внутрь? А что, ведь это же не преступление, да и к тому же он ничего не собирается оттуда брать или что-то трогать, он только посмотрит и все. И он, тихонько отодвинув засов, вошел внутрь. 
  Эта комната тоже предназначалась для переодевания. По крайней мере, слева стоял точно такой же шкафчик, как в той комнате, в которую он направлялся, права на крючках висели разноцветные халаты, под ними стояли шесть или семь пар обуви – мягкие туфли без задников и шлепаны, а на полке сверху лежали аккуратными стопками чистые полотенца. Одно из них, кстати, лежало и на стуле. Небрежно кинутое на него, оно свисало до самого пола, и на белой материи отчетливо различались черные шерстинки. Шерстинки? Андерсен подошел ближе – нет, так и есть, большая часть полотенца была усеяна шерстью. Как будто кто-то вытирал им собаку… или волка. Но что волку делать во дворце?
  Андерсен пощупал полотенце – сырое. Значит, им недавно вытирались, вытирали волка… или волк вытирал себя сам, если это… 
  - Что вы здесь делаете? 
  Андерсен обернулся. В дверях стоял Леонид, но куда девалась его улыбка? Ее не было, лицо слуги было строгим и беспокойным. Андерсен растерялся. 
  - Я… я ничего… я просто заблудился… тут так много комнат, наверное, я ошибся… 
  Леонид опустил взор на мокрое полотенце, усеянное волчьей шерстью и быстро перевел его на Андерсена. 
  - В следующий раз постарайтесь не ошибаться, - сердито произнес он. –  Следуйте за мной, я покажу вам, где ваши вещи. 
  Андерсен нашел бы их и без него, но при сложившихся обстоятельствах решил не возникать. Оделся он быстро, а затем был проведен Леонидом к Дику. Последовало короткое прощание, и его вновь повели по многочисленным лестницам и коридорам. 
  В семь он встретился с Героном, в половине восьмого они были уже дома, а в девять часов домой приехали Дик с Леонидом. 

[Окончание 12 главы "Тайна Дика"]

*Пороки времени, а не человека.
**Все пороки всегда имеют покровителя.