Деревенская зарисовка

     Был у моих родителей домик в деревне. Тот самый, который дети теперь своим домом детства считают. Зимой там никто не жил, а летом народу собиралось много. К концу мая съезжались все пятеро внуков, а мы, родители этих детей, приезжали в конце августа, чтобы и в деревне пожить, и своих отпрысков разобрать по домам.

     На нашей тихой улочке было всего три дома. Дом тети Веры, которую все, даже старые люди, почему-то в деревне звали бабВерой, наш домик и недостроенный дом одного харьковского профессора из какого-то ВУЗа. БабВера жила каждую зиму надеждой на то, что когда-то вновь наступит весна, и соседи станут появляться чаще, а к лету и вовсе поселятся надолго. Скучно ей было и, думаю, жутковато зимними темными вечерами. Профессора за все пятнадцать лет существования нашего дома мне удалось увидеть всего несколько раз, а в остальное время на его участке и на строительстве дома батрачили какие-то мужички, которые, как оказалось, были аспирантами того же ВУЗа.

     Наша улочка была последней перед рекой, поэтому огороды казались нескончаемыми, что давало больше ощущения хутора, а не деревенского участка. БабВерины куры нагло бегали по нашему огороду, а наши дети также нагло бегали по всем трем участкам, нарушая частное пространство соседей. Моя младшая дочь еще крохой никак не могла понять, как же правильно звать соседку Веру - то ли баба, то ли тетя - и изобрела для нее новое имя бабтетяВера. Так мы ее позже и звали между собой.

     БабВера жила с Толькой, братом-дауном, возраст которого в силу заболевания определить было невозможно, но, с ее слов, он был немного младше самой Веры, хотя в развитии застрял где-то в дошкольном возрасте. Зато физически он был очень сильным, поэтому был основным помощником Веры - принести, выкопать. Толька часто не слушал Веру, капризничал, а Вера, уставшая от такой жизни, устраивала ему периодически взбучки. Мои дети сильно жалели Тольку, потому что он от обиды очень горько плакал, как ребенок, и таскали ему в утешение конфеты и печенье. Тетя Вера никогда не была замужем, но сына родить все же умудрилась. А уж как, от кого - не рассказывала. Единственное, как-то вспоминая молодость, в сердцах добавила, что никогда никому не нужна была с таким "прицепом"-Толькой, которого после смерти родителей «повесили» на Веру старшие братья.

     У самой реки была засохшая огромная липа. Но однажды мой отец спилил ее, не зная, чем занять свои руки и голову, в которую лезли самые кошмарные мысли - мы с мужем не приехали в ожидаемое время в отпуск на машине, а папе мерещились аварии на дороге... Папа всегда отвлекался физической работой, когда на душе было тяжело. Липа в несколько присестов была распилена на огромные куски, со временем перевезена по кускам на тачке в сад и установлена в виде кресел и стола. Вот в этом импровизированном летнем кафе мы очень часто обедали и ужинали. Ведь какая благодать... Сидишь в саду, смотришь в бесконечную даль - река, луга, коровы; над головой кружат пчелки, бабочки, разнося аромат сада. И никого в округе. Кроме бабВеры, хлопочущей в своем дворике и разговаривающей с курами.

     Семья у нас вся вдоль и поперек поющая. Частенько мы на наших "липках" пели. И взрослым составом, и вместе с детьми. Как-то вечером после дегустации маминого домашнего виноградного вина затянули нашу любимую песню "За туманом нiчого не видно...". А потом другую - "Ой, чий то кiнь стоїть". А затем еще, еще... Вдруг прибегает Толька, руками машет и куда-то нас зовет. Только одно и понятно - бабВера, бабВера... Мы - к Вере. Перепугались не на шутку! Видим, а Вера наша сидит в своем дворе и льет горькие слезы, вот-вот совсем разрыдается. Засмущалась, увидев нас. Концом головного платка глаза вытерла и тут же заулыбалась.

     - Ой, як же ви добре спiваєте та якi пiснi! А я навіть не стримала сльози. Ось, бачите, плачу? Згадала, як сама дівчиною була. А чому ви більше не спiваєте? Микола Хведорович?

     - Так в нас, Вєра Кирiлiвно, вже й пляшка закiнчилася, - смеется мой отец. - А хто ж без пляшки спiватеме?

     - Оце я зараз, ось зачекайте! - бабВера попыталась мухой слетать в дом за бутылкой чего-то своего.*

     Но мы ее остановили, сели рядом и исполнили еще несколько песен, но уже не таких грустных и слезливых. Соседка прямо расцвела на глазах, и после "концерта", с несвойственной ей нежностью, весь вечер о чем-то беседовала и с Толькой, и с курами, готовя их всех ко сну. А поутру положила на порог нашего дома огромную миску домашних куриных яиц. В благодарность.

     "Это, наверное, для профилактики голосовых связок" - шутили мы.

     *Перевод диалога бабВеры и моего отца:

     - До чего же вы хорошо поете и песни-то какие! А я даже слез не сдержала. Вот, видите, плачу? Вспомнила, как девушкой была. А почему больше не поете?

     - Так у нас бутылка закончилась. А без бутылки кто поет?

     - Так я сейчас, обождите!

     Лариса (Латвия) 

      2010-02-10

Ред.: Автор картины "Жизнь в деревне": Сергей Кустарев 

Предыдущие публикации Ларисы из Латвии:

Дом моего детства.
Дом моего детства. Продолжение 1. Мама. Папа
Дом моего детства. Продолжение 2. Сестра. Я и Вадим. Просто я