ИРИНА ЦЫПИНА ИЗРАИЛЬ altsypin@zahav.net.il

О себе: Родилась в прекрасном южном городе Харькове, где закончила Архитектурно-строительный институт и преподавала экзотический курс Сопротивление материалов. С 1991-го года живу в Израиле. Работаю в области компьютерных технологий, пишу прозу и стихи, печатаюсь в русскоязычных изданиях. Концепция моей прозы – это почти реальные судьбы реальных людей, моих соотечественников, на улицах Иерусалима, Тель-Авива, Праги, Парижа или Мюнхена.

"В розовой сказке розовый снег, розовый снег даже во сне..."

                     И у меня так было, и у Вас - когда ожидание сводило с ума, влекло и пьянило, а потом... 
                     Разбитое стекло ! Мириады осколков наших чувств и надежд ! 
                     Молодое вино на глазах  превращается  в перебродивший уксус... И ни розового снега, ни сказочного чуда, а под ногами - только талый снег и слякоть, усталость и злость, разочарование и  медленное осознание того, что именно в этом неуловимом колдовском состоянии ожидания и есть та магия чувств всех цветов и оттенков, которая создает нам  "праздник в ожидании праздника", который так пленяет своей незавершенностью и иллюзорной доступностью... Только надо в него по-настоящему верить.
*****
                     А я расскажу Вам сказку о том далеком времени, когда еще сказки приходили к нам из снов и чудесных книг, когда добрые волшебники входили через замерзшие в ледяных узорах стекла и оставались с нами до утра водить хороводы вокруг нашей красавицы елки, сверкающей гирляндами разноцветных украшений, в мерцающем свете огней, когда запах свежей хвои  смешивался с мандариновыми корками и грецкие орехи в фольге мы украдкой прятали в карманы, накалываясь на еловые иголки  детскими пальцами, не знавшими еще ощущения другой боли. А на ветках среди стеклянных балеринок и зайчиков, снегурочек и раскрашенных домиков висели конфеты "Тузик" и "Синяя птица" --- сладкий вкус моего детства...
Это было еще задолго  до культовых просмотров в Новогоднюю ночь рязановской комедии  "C легким паром ",  в эпоху "Голубых огоньков" на черно-белом единственном экране страны. Тот год мне запомнился особенно четко, потому что к ощущению Праздника Нового Года вплелись другие ощущения -- скарлатина, водочный компресс на шее,  долгое лежание в кровати и первые книжки, которые я самостоятельно с гордостью читаю в постели. Мне только шесть, я еще не хожу в школу и дни безумно длинные вдруг начинают наполняться смыслом и улетать от меня... 
                     Я читаю, сама! Я открываю для себя мир, который ошеломляет, удивляет, радует и задает вопросы, я читаю, читаю запоем с того самого времени, с той зимы, на всю жизнь... В ту длинную скарлатинную зиму я прочитала короткий рассказ, полуправду, полусказку, к которой столько раз потом  возвращалась в своей жизни. 
                     Стерто название книги, забыто имя автора, но до сих пор я ощущаю легкое удивление, вспоминая этот сюжет, который просто потряс тогда мое детское воображение и до сих пор не отпускает своей трогательной иллюзией обмана... 
Как могло так случиться, что безымянный детский писатель, живший в другое время и в другую эпоху, смог так  безошибочно точно нас просчитать на все времена, составить  алгоритм всех наших бесконечных  надежд и разочарований, успехов и поражений? Смог рассказать простыми словами Истину в тонком переплете детской книжки... в тривиальном сюжете, составленном из  простых слов и понятных детских  поступков.
*****

                     В приморском городке у самого синего моря жили брат и сестра, погодки, с отцом, который работал бакенщиком в порту. Времена были суровые, послевоенные, они жили голодно и бедно, в их ветхом домике часто гулял ветер, от холода зимой изо рта шел пар и пустой  кипяток с огрызком прошлогоднего сахара заменял им вечернюю трапезу. После смерти матери отец почти никогда не бывал трезвым, он все время проводил в порту, и дети приспособились жить без взрослых, заброшенные, без тепла и ласки в свои неполных  десять лет. Но и в этой убогости были светлые праздники детской души, когда в ясную погоду дети с трепетом доставали из шкафа самую главную драгоценность семьи - отцовский бинокль и всматривались в  дальние дали морских горизонтов, где все - совершенно и прекрасно, где всегда сияет солнце, где никогда не бывает дождей,  где цветут дивные белые магнолии, где никогда не было войн и лишений и люди так счастливы, так любят друг друга, так бесконечно добры...
                     Но особенно манил и будоражил их детское воображение самый далекий на горизонте зеленый мыс, узенькой ленточкой выступающий в море, который так трудно было разглядеть даже в мощный морской бинокль. 
                     Там, на изумрудной лужайке у самого моря, сверкал  яркой красной крышей кукольный домик, где, наверное, живут очень добрые сказочные  старички. 
                     Старик рыбачит на берегу, а аккуратненькая старушка печет вкуснейшие  пироги с рыбой в русской печи, от которой идет волнами жар и аромат сдобы; у  них есть коровка - Буренушка, которая дает каждый день огромный кувшин теплого  парного молока, которое еще пенится и пахнет клевером и маслом. У них на подоконниках цветет герань, и птицы поют поутру, пахнет сытным  домашним хлебом, и только одна у них беда - они одиноки.  Взрослые дети давно покинули родительский дом, и старички так хотят приголубить, обогреть, пусть даже чужих,   детей; накормить сочными наливными яблочками из своего сада, угостить медовой белой черешней, а перед сном, после баньки,  почаевничать крепко заваренным цветочным чаем с шиповником и с вишневым вареньем с крошечными бубликами-сушками.
                     Брат и сестра так хотели, так ждали этого придуманного  тепла! Так любили этих милых гостеприимных стариков. Так хотели помочь им по хозяйству, ведь они все умели делать сами и не боялись никакой работы!
                     Они  серьезно  готовились к этой придуманной встрече. Почти год собирали сухари, понимая, что добраться к старичкам не просто, надо плыть на лодке и, наверное, не один день.
                     Однажды ночью они отвязали лодку соседа, погрузили мешочек с сухарями, флягу с водой и пустились в плавание, сидя поочередно на веслах. Потом начался шторм, волны накрывали обжигающим  холодом и страхом, сознание растворилось в соленой  пучине, был неминуем конец, и только по счастливой случайности их спасли рыбаки, которые заметили с рыболовецкого катера тонущих детей и перевернутую лодчонку. А потом...
                     Вы уже догадались?  Не было этого райского места и этих милых сказочных старичков... Не было пирогов с рыбой и яблочек в меду... Не было яркой герани и сытных домашних хлебов... На том далеком зеленом мысе  стоял  полуразрушенный после бомбежки ветхий корявый дом, в котором давно никто не жил. И было только запустение,  бурьян, сорняки... А красная крыша оказалась просто оптическим обманом. Это был первый обман в моей жизни.
                     Как я захлебывалась от чувства несправедливости! Как было больно и непостижимо согласиться, что так бывает... и почти всегда.
                     Слезы душили и не давали уснуть. Мои новогодние конфеты сразу потеряли свою сладость. Елочные подарки раздражали своей непричастностью к этой печальной морской истории. Я сразу ощутила себя маленькой и беспомощной в этом злобном и несовершенном мире.
*****

                     А потом были, были еще и еще обманы... 
                     Красивые и влекущие, завораживающие из заоблачных далей и таящие вблизи, как первый снег.

"В розовой сказке розовый снег, розовый снег даже во сне..."

                     В Париже в Лувре я рыдала возле знаменитой Джоконды...
                     Она обманула меня своей будничной ухмылкой домохозяйки,
невыразительным сонным взглядом, нездоровой пастозностью лица. Не было Тайны, не было Явления Откровения, просто в зале гудела разноязыкая толпа, визжали дети и была разрушена еще одна иллюзия Великой Гармонии, встречу с которой я так долго ждала.
                     А разграбленный еще соратниками Робеспьера и Марата, прославленный и убогий нищий Версаль? Что осталось в нем и почему ореол Тайны веками покрывает зияющую пустоту? Вырванные страницы истории уже давно сожгли на кострах инквизиции и сочинили новую  похожую на быль полусказку --  полуправду, покрытую сусальным золотом 18-и карат лицемерия и фальши. Чувство недоумения тоже заставляет страдать...
                     И в неухоженном Люксембургском Саду в ушах звенели осколки битого стекла моих хрустальных иллюзий, созданных когда-то чарующим голосом Джо Дассена. Под его знаменитый "Люксембургский сад" так красиво любили  друг друга мальчики и девочки моего поколения, он завораживал и звал в Париж, город вечной любви, поцелуев и страсти... Ах, как много можно еще перечислять, но в узком  переулке рядом с кладбищем на Монпарнассе я встретилась взглядом с немолодой парижанкой,  в ее глазах стояла такая тоска, такая безнадега, что мне захотелось попросить у нее прощения за все эти неуместные лубочные сказочки про Париж.
                     Я вспомнила, как  стояла  посреди пустой пыльной дороги Джульетта Мазина , гениально некрасивая  и божественно - выразительная, оплакивающая  навзрыд свою Мечту в самом пронзительном фильме 50-х Федерико Феллини "Ночи Кабирии".

"В розовой сказке розовый снег..."

                     Когда я уезжала насовсем туда, где не бывает снегов, вся наша кафедра трогательно и конфиденциально принесла мне записочки к Б-гу, зная что я буду в Иерусалиме у Стены Плача. Действительно, я выполнила их просьбы, в первую же неделю пребывания на Святой Земле я пришла в Старый Город, подошла к древней каменной стене, вложила в выветренные за века щели ворох записок, написанных от руки людьми разных возрастов и конфессий. Камни были холодны и безучастны, отполированные мириадами рук просителей перед Б-гом за всю историю от Второго Храма.
                     Эти холодные камни читали так много судеб, видели столько слез и не верили никому, никогда !
                     Я все еще продолжаю стоять в том далеком 91-м на холодном замерзшем балконе нашего нового временного пристанища. Мы только что въехали на съемную иерусалимскую квартиру, мы только несколько месяцев в стране, и вся наша благополучная устроенная вчерашняя жизнь уже захлопнулась, как наспех прочитанная книжка, а на этом балконе мы, без работы, языка, знакомых, без прошлого и настоящего,  курим незнакомые сигареты "Time", и  взгляд  фокусируется на одном и том же отрезке -- змейка освещенной наряднойтрассы, вся в неоне и разноцветных  фонарях, устремленная вдаль, ввысь, растворяется в темноте чужого незнакомого города; по этой трассе мчатся перегоняя друг друга машины, зовут нас за собой, как на праздник, но мы не можем войти в этот движущийся  поток, не можем узнать их конечный маршрут, ведь у репатриантов, только приехавших  в  Израиль, нет автомобиля... 
                     А  потом мы узнаем, что это дорога на Гило, ведущая к Бейт-Джалле, обстреливаемая и опасная,  постоянно контролируемая военным патрулем, особенно в ночное время. И не праздник освещают разноцветные лампочки фонарей, это только иллюзия праздника, оптический обман...

                     И сегодня , когда меня предают близкие друзья, когда надежды на Дальние Дали обманывают и не сбываются, я остро чувствую себя в плену той далекой Новогодней Елки, когда сверкала блестящая мишура, пахло еловыми шишками и морозом, мандариновые корки летели на  ватный снег и оранжево горели в отблесках бенгальского огня, но...

Скарлатина.
Водочный компресс. 
Книга - полуправда, полусказка.
Оптический обман моего ушедшего детства...

Ирина Цыпина.

НАПИСАТЬ ОТЗЫВ АВТОРУ: altsypin@zahav.net.il

Опубликовано в женском журнале "WWWoman" -- http://newwoman.ru -- 21 ЯНВАРЯ 2004