В.М.Таевский
гвардии капитан в отставке

СКВОЗЬ ШКВАЛ БОЕВ
(записки фронтовика)

Предыдущая

Глава 3. В ОБХОД КАРПАТ

Пока мы вели бои с контратакующими гитлеровскими войсками, произошли значительные изменения не только в организационной структуре нашей армейской группировки, но и в стратегическом плане наступления.

Уже ранее, в ходе Карпатско-Дуклинской операции, наша армия все более врезалась в Карпаты и, следовательно, все более стала территориально уходить от остальных подразделений 1-го Украинского фронта в направлении к Берлину через город Бреслау. Поэтому не случайно «29 ноября 1944 года директивой ставки наша 38 армия была передана в состав 4-го Украинского фронта» (К.С.Москаленко, 1973, стр. 492).

Изменение стратегического плана заключалось в смене направления наступления. Вместо того, чтобы наступать вглубь Чехословакии через Карпаты, которые уже оказались под мощным снежным покровом, к концу ноября у командовании фронтом окончательно созрел план не брать труднодоступные Карпаты в лоб, а обойти их и нанести удар правым флангом вдоль северных отрогов гор в направлении польского города Краково.

Конечно, проводя активную оборону на переднем крае, мы в то же время не имели представления о стратегических планах нашего командования. Несколько позже, в ходе осуществления так называемой Ясло-Горлицкой операции нам и самим стало ясно, что обходим Карпаты справа, а слева от нас остаются отроги этого горного массива, откуда в ходе операции стали сотнями и тысячами выходить вражеские солдаты и офицеры, сдаваясь нам в плен. Но об этом несколько позже.

Итак, с нетерпением ожидали мы, когда же и где прозвучат залпы гвардейских минометов, возвещающие о начале крупного наступления. Наконец, 15 января 1944 года на рассвете этот момент настал. Справа от расположения нашей роты «заиграли» «катюши» и затем послышался нарастающий гул нашей прославленной в боях артиллерии.

Этот радостный для нас гул, похожий на удаленные раскаты грома, продолжался не менее двух часов и затем все смолкло. Видимо, наши части пошли на прорыв. Примерно через 4 часа после начала нашей артиллерийской подготовки от командования 121 дивизии, в которой мы действовали, по телефону был получен приказ «прощупать» противостоящего противника огоньком из крупнокалиберных пулеметов и другого оружия с тем, чтобы выяснить, покинули свои позиции гитлеровцы или еще сидят в своих окопах.

Спровоцировав ружейный и пулеметный огонь по переднему краю вражеской обороны, мы убедились, что противник «сидит» еще крепко и уходить с позиций, видимо, не собирается. Об этом было доложено командиру 121 стрелковой дивизии полковнику П.М.Доценко. В ответ мы получили приказ: «Ждите, когда противник уйдет с вашего участка, а до этого никаких других действий не предпринимайте».

Ждем долго. Но, наконец, наши разведчики доложили, что передний край врага опустел. Об этом немедленно было доложено в штаб дивизии и оттуда пришло указание «занять траншеи врага и двигаться в заданном направлении», что мы сделали. Это было 15 января в 18⁵⁰ дня.

Однако, занятие траншей противника не прошло для нас без потерь. Во-первых, потому что при переходе минного поля, начиненного минами натяжного действия, трое наших бойцов подорвались, получив ранения и, во-вторых – из одного из домиков села, по южному краю которого проходил передний край обороны немцев, засевшие там эсэсовцы стали нас обстреливать. Но мы быстро их смяли и продолжили наступление совместно с другими подразделениями дивизии.

Сопротивление противника было сломлено. Прорыв удался на славу, и мы, приняв походный порядок, следовали по шоссейным, и чаще всего по грунтовым дорогам, прикрывая своим левым флангом все другие наступающие части дивизии и всей 38 армии.

В связи с началом этого необычного скоростного наступления вспоминается один печальный случай, указывающий на то, что на войне исключаются какие либо мелочи.

На второй день наступления мы шли повзводно по шоссе, идущему на Горлицу. День был ясный, но авиация противника почему-то нас не беспокоила. Вдруг в расположении первого взвода раздался взрыв. Оказалось, что у одного из бойцов крупной комплекции взорвалась находящаяся в кармане граната Ф-1 (лимонка), которая дает 200 смертельных осколков на 200 метров. Трое, в том числе и боец, у которого, вопреки положению о хранении гранат во время марша, оказалась в кармане гранта с запалом, были убиты и 15 человек получили ранения различной степени тяжести.

Пришлось останавливать машины, идущие по шоссе в нашем направлении движения и отправлять раненых в госпиталь, который оказался неподалеку. Через место происшествия, как на грех, в это время проезжал командир 121 стрелковой дивизии. Остановил свою машину и дал нам всем, как говорится, «прикурить». Запомнились мне такие его слова: «Война кончается, мы уже на пороге полной победы над врагом, а вы мне без боев личный состав гробите. У вас нет никакой дисциплины, раз нарушаете элементарную инструкцию о правилах хранения боевого оружия на марше. Отдам весь командный состав роты под трибунал, и особенно строго буде наказан командир первого взвода».

После этих уничтожающих слов сел на «Виллис» и укатил, оставив нас в «травмированном» состоянии. Командир первого взвода, в котором случилось это происшествие, богатырь, «косая сажень в плечах», лейтенант Вася Молчанов*) хотел застрелиться из парабеллума, но мы ему не дали совершить такую глупость. Скрутили руки и отняли пистолет, а потом всячески следили за тем, чтобы он не сделал повторных попыток к самоубийству. Таких попыток со стороны лейтенанта больше не было, и свою невольную вину перед Родиной и товарищами он искупал неоднократно, проявляя истинные образцы мужества советского офицера там, где требовались воинская сметка, умение и храбрость.

*) Вася Молчанов, женившись на санитарке роты Наде, сразу после войны демобилизовался и жил со свое семьей в городе Маршанске.

Почему же взорвалась эта злополучная, наделавшая много бед граната? В запале имеется предохранительная чека с кольцом, сделанная из железной проволоки. От сырости на месте соприкосновения загнутой части чеки («усиков») с запалом железная проволока особенно сильно подвергается коррозии. От долгого воздействия сырости «усики» запала самопроизвольно отламываются и при этом боек «срабатывает», ударяет о капсюль, последний врывает запал и затем, если он вставлен в корпус гранаты, взрывает и саму гранату, дающую смертельные осколки. Но для того, чтобы произошел взрыв, от момента удара бойка в запал должно пройти некоторое время, измеряемое секундами. Боец, у которого взорвалась граната, слышал как она шипела у него в кармане, но ему не хватило, видимо, мужества изъять гранату из кармана и выбросить в сторону.

Вскоре нам представился счастливый для нас случай ликвидировать засаду гитлеровцев и тем самым оправдать себя в очередном, опасном для нас, бою. Этим мы как бы сняли свою невольную вину за проявленную халатность в хранении гранат на марше.

 

                        ЛИКВИДАЦИЯ «ЗАСЛОНА»

Мы продолжали марш по шоссейной дороге, затем свернули на грунтовую, подавшись влево, еще ближе к отрогам Карпат. Вдруг марш был остановлен. Как оказалось, шедший впереди полк наскочил на хорошо укрепленный «заслон» противника. Подобные «заслоны» (засады) со стороны противника делались в случае стремления как можно быстрее оторвать свои отступающие части от идущих по пятам наступающих. Вот и наш полк на пути преследования противника наскочил здесь на такой «заслон», состоящий из «батальона смертников».

*)«Батальоны смертников» у гитлеровцев формировались из проштрафившихся и разжалованных офицеров. Это ничто иное как штрафные батальоны, но в отличие от наших штрафных рот и батальонов выполнение боевых заданий поручалось не в целом роте или батальону, как это практиковалось у нас, а каждому проштрафившемуся в индивидуальном порядке. И лишь после выполнения этого (подчас с риском для жизни) индивидуального задания такой штрафник (если оставался жив) переводился в линейное подразделение. (Прим. автора).

Это была сильно укрепленная «засада». Полк развернулся в боевые порядки, стремясь в лоб взять высоту, на которой закрепился вражеский батальон. Мы были в резерве. Когда через некоторое время выяснилось, что «заслон» полку в лоб не взять, командир полка решил предпринять обходной маневр, который был поручен нашей штурмовой роте.

Обстановка для такого маневра был весьма благоприятна. Справа от высоты расположилось село в виде цепочки отдельных домов. Перед ним в нашу сторону – сильно залесенная местность. Мы скрытно, поодиночке, через не просматриваемую залесенную местность стали выдвигаться к селу, а затем перебежками от дома к дому, накапливаться в овраге перед высотой.

Когда мы заняли исходное положение для атаки, по сигналу ракет с громким, раскатистым «ура,а,а…» с фланга ударили по гитлеровцам и выбили их с высоты. Фактически лишь отдельным немцам удалось остаться в живых, но и тех мы взяли в плен. Путь для следования в походном порядке был очищен и полк продолжил свой победный марш на запад.

На одном из привалов офицеров роты вызвал к себе командир 121 стрелковой дивизии. Перед нами предстал совсем другой человек, нежели на шоссе, когда у нас случилось происшествие с гранатой. Мне до сих пор помнится его смеющееся лицо и с хитринкой глаза. В общем, весь его облик показывал, что он простил нас за то происшествие, а когда объявил, что за смелые боевые действия, решительность и выполнение боевого задания, представляет нас к наградам, хандру с нас как рукой сняло.

За этот бой мне был вручен командованием армии орден «Отечественной войны 1-й степени».

Теперь я стал, как говорится, полным кавалером орденов «Отечественной войны». Для нас,  фронтовиков, получение таких высоких наград было самым радостным событием, так как в отличие от других орденов, которые после гибели или смерти награжденного, должны сдаваться в Президиум Верховного Совета СССР, ордена «Отечественной войны» обеих степеней не сдаются в Президиум, а пересылаются и остаются в семье, у родных награжденного.

 

                              БОИ ЗА СЕЛО ВОДОВИЦЕ

В 20-х числах января нашей 316 роте, наступавшей в составе 38-й Армии, был отдан приказ овладеть опорным пунктом противника – селом Водовице, которому гитлеровского командование придавало большое значение, так как он прикрывал подступы к населенным пунктам Бельско-Бяло и Струмень.

После скоротечного, но тяжелого боя, этот пункт оказался в наших руках. Мы его заняли и стали налаживать связь с вышестоящими подразделениями. В это время мы были не в укрытиях, а на поверхности земли, обсуждая дальнейшие наши действия.

И вдруг мы услышали, что где-то далеко «заиграла» «катюша» и почувствовали, что снаряды летят в нашем направлении. Нас как ветром сдуло по подвалам. Но, к счастью, залп «катюши» угодил туда, где не было скопления живой силы нашей роты, и мы отделались лишь несколькими ранеными. Быстро наладив телефонную и радиосвязь, сообщили командиру полка о том, что село Водовице в наших руках и просили, чтобы больше по нам не стреляли наши боевые средства.

Позднее удалось выяснить, по чьей вине произошел обстрел эрэсами нашего подразделения. Оказывается, дивизионные разведчики, не побывав в селе, сообщили, что оно крепко удерживается гитлеровцами и командир 241 стрелковой дивизии полковник Т.А.Андриенко отдал приказ помочь выбить их оттуда.

В общем, разведчики оказали нам «медвежью услугу», так как противник воспользовался ударом по нам эрэсов и предпринял контратаку силами батальона, поддерживаемого танками. Наши передние ряды, расположенные впереди южной окраины села, дрогнули. Один за другим бойцы стали покидать окопы и щели. Пришлось ввести в действие ячейку управления ротой в составе 18-ти разведчиков и взвод противотанковых ружей, а также самим восстанавливать неустойчивое положение. В результате контратака была отбита, и село Водовице прочно удерживалось в наших руках до подхода главных сил ударной группировки Армии, которая, развив успех, вышла к реке Бяла.

На этом, собственно, и «…закончился (как пишет маршал К.С.Москаленко) первый этап Ясло-Горлицкой операции… Нам была поставлена новая задача – наступать в направлении г. Моравская Острава, центра одного из крупнейших экономических районов Чехословакии. Поэтому на рубеже р.Бяла была создана новая группировку для развития наступления во втором этапе. Все это подчеркивает некую грань между действиями 38 Армии до и после 29 января. Следовательно, именно эту дату нужно считать завершающей для первого этапа описываемой операции (К.С.Москаленко, 1973, стр. 534).

 

                         БОЙ ЗА СТАНЦИЮ ЗАБЖЕГ

В ходе второго этапа Ясло-Горлицкой операции, протекавшей в первые две декады февраля, противник нередко оказывал яростное сопротивление на участках, имеющих важное стратегическое значение. Одним из них являлась станция Забжег, которую враг превратил в крупный, сильно укрепленный опорный пункт. Через него проходили железная дорога и три шоссейные дороги.

Наша 316 рота в это время действовала в составе 183 стрелковой дивизии полковника Л.Д.Василевского. Рота была придана непосредственно 227 стрелковому полку, которым командовал подполковник Чалов.

Действуя в составе восьми штурмовых групп, наша рота должна была захватить территорию винного завода. С этой целью мы заняли в ночь на 10 февраля позиции для атаки в полукилометре от этого завода на окраине пригородного села. Командный и наблюдательный пункты расположили в одном из полуподвалов каменного дома со стенами толщиной до одного метра и слуховыми окнами типа амбразур. Такие полуподвалы не редкость в пограничных зонах. Они приспосабливались в военных целях и служили в прошлые войны хорошей защитой для осажденных.

Наблюдая за противником, мы заметили, что через расположенный рядом лесной массив и за насыпью железнодорожного полотна, что была с левого фланга от нас, противник подбрасывает подкрепления. Гитлеровцы выбрали территорию винного завода для скрытого накопления сил, видно, с целью контратаковать наши позиции.

Наблюдая за противником, и убедившись, что на территории завода скопилось не менее двух полков вражеской пехоты и различной техники, мы вызвали по телефону командира полка и передали ему результаты наших наблюдений. Комполка связался с комдивом и буквально через несколько минут у нас в тылах послышался характерный звук реактивных установок.

От взрывов снарядов «катюш» на территории завода было неприятно находится даже в нашем полуподвале, а там, в расположении врага уже бушевал пожар. Гитлеровцы были в панике. Мы же, развернувшись в боевой порядок, атаковали противника, вышибли его с заводской территории и продолжили наступление на окраину станции.

Совместно с нами штурмовали опорный пункт врага и остальные подразделения полка, которые после нанесения массированного артиллерийского удара по центральной части опорного пункта, заняли его.

Противник несколько раз предпринимал попытки взять станцию обратно, но это ему не удалось. Все контратаки были отбиты с большими потерями для противника.

Расположившись на кратковременный отдых в домах станции, мы были подняты ночью по тревоге. Нам был отдан приказ: срочно, в считанные минуты выстроить роту и двигаться форсированным маршем в заданном направлении. Выполнение приказа было не из легких, так как домов, где разместился личный состав роты, было много. Наши бойцы и офицеры расположились как в подвалах, так и на чердаках зданий. В этих условиях собрать роту было очень трудно, но все же приказ был выполнен и в заданное время рота была на марше.

Как потом выяснилось, нас «сорвали» со станции Забжег с целью оказания помощи попавшей в окружение одной из дивизий нашей 38-й армии. Но выручка со стороны нашей роты не потребовалась, так как эта дивизия вырвалась из окружения с помощью подоспевших подразделений 305-й стрелковой дивизии. Нас же с марша направили на кратковременный отдых в одно из тыловых сел.

 

                         БОИ ЗА СЕЛО БЕЛЬСКО-БЯЛО

После кратковременного отдыха 316 рота вновь приняла участие в боях, но уже за овладение крупным населенным пунктом Бельско-Бяло. Действуя здесь в составе 121 стрелковой дивизии полковника П.М.Доценко, рота совместно с другими  подразделениями дивизии заняла этот населенный пункт.

Командование нашей роты расположило свой КП в одном из подвальных помещений кирпичного дома, находившегося на западной окраине города. В одной из пяти комнат подвала укрылась польская семья, жившая в этом же доме: старик, старушка, невестка с грудным младенцем и два «сына». Зайдя в помещение, я застал моего ординарца Васю Цуркина за разглядыванием семейного альбома с фотографиями. Поговорив со стариками, я уже было направился к выходу, но Вася Цуркин дал мне знак задержаться. Когда я подошел к нему он незаметно показал мне, чтобы я взглянул снова  на обоих «сыновей» и на фотографию, с которой на нас смотрели глаза двух молодцеватых, одетых в эсэсовскую форму, «поляков», ставших, видимо под страхом смерти, «членами» этой семьи.

Незаметно я выхвали «парабеллум», а Вася Цуркин наставил на гитлеровцев автомат. Деваться им было некуда, и они вынуждены были поднять руки. Позднее, после того, как мы сдали их в органы СМЕРШ, оказалось, что это два эсэсовских диверсанта, получившие специальное задание осуществлять подрывную деятельность у нас в тылу под видом мирных польских граждан. За проявленную бдительность и находчивость Вася Цуркин был представлен командованием к ордену «Красной Звезды».

Подобное переодевание гитлеровцев в цивильную одежду было нередким в ходе наших операций в Польше. В том же Бельско-Бялы, буквально в ночь после его взятия нашими подразделениями, гитлеровцы, переодетые в гражданскую форму и укрывшиеся по подвалам, планировали изнутри взять этот населенный пункт обратно. Но этот номер им не прошел, так как с пленением двух «наших» эсэсовцев была организована «прочистка» подвалов, полуподвалов и другого жилья. Многие были разоблачены и арестованы, а оставшаяся горстка невыявленных диверсантов уже ничего не могла сделать с нашими регулярными подразделениями, расквартированными в городе.

Итак, со взятием Бельско-Бяло, а затем г. Струмон и ряда других населенных пунктов, была успешно завершена Ясло-Горлинская операция. Датой ее окончания считают 17 февраля, когда наша «38 армия, по распоряжению штаба фронта, перешла к обороне» (Москаленко К.С., 1973, стр. 545). Именно эта армия, по определению маршала Советского Союза Еременко А.И., сменившего в конце марта 1945 г. И.Е.Петрова, внесла наибольший вклад в выполнение Ясло-Горлинской наступательной операции. Он пишет в одной из своих послевоенных статей: «…Основную роль в прорыве сыграли войска 38 армии, действовавшей на правом фланге» (А.И.Еременко. Победная весна, 9 мая 1945 года. М., стр. 243).

По утверждению маршала К.С.Москаленко: «В итоге Ясло-Горлицкой операции войска 38 армии продвинулись по северным отрогам Карпат более чем на 300 километров, освободили от немецко-фашистских захватчиков обширные районы южной Польши, вышли в районы верхнего течения р.Вислы и к Моравско-Остравскому промышленному комплексу Чехословакии, который после потери Силезии играл важную роль в военном производстве фашистской Германии (К.С.Москаленко, 1973, стр. 547).

Но прежде чем приступить к повествованию о том, как мы брали Моравскую Остраву, целесообразно привести еще два боевых эпизода, предшествующих Моравско-Оставской операции. Речь пойдет о занятии круговой обороны северо-западнее горда Струмень и об участии в боях в составе 72 горнострелковой бригады 126 легкого горнострелкового корпуса.

 

                         КРУГОВАЯ ОБОРОНА

Как сейчас помню события 30-летней давности, которые с молниеносной быстротой развернулись в конце второй декады марта 1945 года, приведшие к занятию круговой обороны в зоне расположения 285 полка 183 стрелковой дивизии. События здесь развертывались следующим образом.

316 штурмовая рота только что полностью укомплектовалась бойцами и офицерами, на дивизионных складах получила оружие. На этот раз нас вооружили основательно. Мы получили большое количество пулеметов, автоматов и гранат. Таким вооружением рота оснащалась обычно в случаях, когда предстоял очередной прорыв обороны противника. Но командный состав роты не успел познакомиться с полученным пополнением, а, главное, обучить его владению оружием и тактическим приемам.

Был получен приказ с марша занять боевые порядки на переднем крае обороны полка. Роту пришлось вести к передовой ночью в кромешной тьме по лесистой, заваленной буреломом местности. При этом противник все время обстреливал тылы и прилегающие к передовой участки снарядами дальнобойной артиллерии.

В такой обстановке мы продвигались к заданному рубежу очень медленно, рискуя потерять часть своего личного состава. Придя на место расположения полка и разместив роту под яром склона высоты, где был расположен КП полка, связной от полка повел нас (командира роты и меня) представляться командиру полка.

После представления командир полка ознакомил нас с обстановкой. Она была не из приятных. Полк фактически был полуокружен, так как, заняв оборону после успешного наступления, он вклинился нешироким, но глубоким выступом во вражеский передний край.

Слева, на стыке с полком действовала 70-я гвардейская стрелковая дивизия, а правый край прикрывался тремя приданными танками непосредственной поддержки пехоты (НПП). Ознакомив нас с обстановкой, командир полка вызвал связного из химвзвода и приказал ему сопроводить нас к командиру батальона, в боевых порядках которого нам предстояло действовать. Однако по пути в батальон связной, шедший впереди, куда-то исчез. Все наши попытки его обнаружить ни к чему не привели. Решили с комротой капитаном Спиваченко М.А. двигаться самостоятельно.

Пословица гласит: «Не зная броду, не лезь в воду». Так получилось и у нас. В кромешной тьме, потеряв ориентировку, мы скатились с увала вправо и угодили к танкистам, прикрывающим правый фланг полка. Если бы мы прошли каким-либо образом мимо танкистов, наверняка попали бы на передний край гитлеровцев. Но, к счастью, этого не случилось. Уже забрезжил рассвет. Танкисты указали нам, где расположен КП батальона, и мы стали подниматься по нитке связи обратно вверх по увалу.

Но в это время противник открыл по нам невероятный ураганный огонь артиллерии и минометов. Под взрывами снарядов и мин мы стремительным броском взобрались на увал и наткнулись на блиндаж командира батальона. Здесь выяснили, что связной как раз и исчез в этом месте, «нырнув», ничего нам не сказам, в этот злополучный, хорошо скрытый блиндаж, который мы, не заметив, прошли мимо и, как оказалось позднее, прямо к переднему краю врага.

Переждав в блиндаже налет, определили вместе с комбатом наши исходные позиции и передний край, а затем отправились за личным составом роты.

В это время со стороны места расположения 70-й гвардейской стрелковой дивизии прибежал боец. На нем не было лица. С паническим ужасом, заикаясь и держа левую раненую руку на подвесе, он кричал, что 70-я дрогнула и отступает. Это означало, что полк попадает в полное окружение.

Командир полка вызвал нас к себе и приказал развернуть круговую оборону, поручил командование боевыми действиями в окружении командиру нашей роты, а сам выехал на «виллисе» для выяснения обстановки в расположение 70-й гвардейской дивизии.

Мы заняли круговую оборону. Но, как выяснилось позднее, 70-я не сдавала своих позиций и не отступала ни на шаг, а отбив атаки противника, сама перешла в контратаку и выровняла наш выступ. Паникера пришлось арестовать и сдать для расследования в военный трибунал.

Проведя с большим напряжением остаток дня и «прихватив» часть ночи в круговой обороне, рота получила срочный приказ оставить свои прежние позиции и начать марш в расположение 72-й горно-стрелковой бригады, где и пришлось уже по настоящему хлебнуть и огорчений и радости победы.

Несколько опережая эти события, хотелось бы обратить внимание на один весьма существенный штрих. При описании боеых эпизодов довольно четко вырисовывается картина частого перемещения личного состава роты с одного участка фронта на другой. Такое перемещение вызывалось, видимо, необходимостью усиления того или иного линейного подразделения (чаще дивизии) полнокровной, хорошо оснащенной боевой единицей, каковой и являлась штурмовая рота.

Однако иногда рота теряла часть своего личного состава, еще не достигнув переднего края нашей обороны. Такое бывало тогда, когда рота, будучи еще недостаточно сформированной и соответствующим образом обученной, вводилась в бой и принимала участие в атаках. В подобных случаях самым трудным для командующего состава роты было благополучно и без потерь, обычно в ночное время, вывести роту к своему переднему краю, определить дислокацию противника и только тогда и разумных пределах принимать участие в боевых действиях.

Нередко приходилось при движении к переднему краю одновременно обучать личный состав владению оружием и, главным образом, умению бросать гранату. Все это чрезвычайно затрудняло необходимость сохранить численный состав роты без каких-либо потерь при движении в темноте, при артобстреле со стороны вражеской артиллерии. Этот отрезок пути, от места прежней дислокации роты и передним краем, мы, командиры, считали для себя более трудным и опасным, чем предстоящий бой с противником, когда мы уже имели возможность видеть его и действовать против него не вслепую, а открыто, зная, где он находится и что собирается предпринять. Только заняв боевые позиции на переднем крае нашей обороны, и видя перед собой противника, мы глубоко вздыхали от облечения в связи с благополучным прибытием в родную стихию предстоящего боя.

 

                           БОИ ЗА СЕЛО ЗОРАУ

Наша 316 штурмовая рота в конце марта 1945 года прибыла в расположение 72 горно-стрелковой бригады, действующей в составе 126 горно-стрелкового корпуса генерал-майора Соловьева В.Н. Для того, чтобы принять участие в боевых действиях бригады, роте пришлось совершить многокилометровый марш с центра наступления нашей 38 армии на правый фланг – в полосу действия 126 легкого горно-стрелкового корпуса в западном направлении, через населенные пункты Зорау-Сырин-Карповичи и затем с поворотом на юг и юго-восток в сторону Моравско-Остравского укрепленного района.

Заняв исходные позиции для атаки крупного, хорошо укрепленного села, на окраине которого четко прорисовывались доты и дзоты, а также за домами – артиллерийские батареи и самоходные установки, мы наивно надеялись, что, прежде чем начать атаку на столь укрепленный опорный пункт, командование бригады постарается подавить огневые точки противника артиллерийским и минометным огнем. Но наши надежды не оправдались.

Командир бригады не только не осуществил в интересах общего дела хотя бы кратковременный прицельный артиллерийским и минометный огонь, но и не помог нам обеспечить фланги личным составом своих подразделений. В результате в атаку нам пришлось подниматься без какой-либо поддержки, силами лишь своей роты. Это был первый случай столь неправильного, я бы сказал преступного, использования полнокровной боеспособной единицы, которой являлась штурмовая рота.

В этот день под проливным дождем по равнинной, открытой со всех сторон местности мы предприняли более десяти атак, но каждый раз откатывались назад под сильным пулеметным. артиллерийским и минометным огнем противника.

Наконец к вечеру в наше расположение на командный и в то же время наблюдательный пункт прибыл в ярости начальник штаба бригады в звании майора. Он был недоволен действиями нашей роты, грозился весь командный состав арестовать и передать в трибунал. Все это сопровождалось нелестными, а порой и нецензурными эпитетами в наш адрес.

Но командир роты капитан Спиваченко М.А., весьма уравновешенный по характеру военачальник, спокойно объяснил, что мы бьемся весь день без всякой поддержки с их стороны, потеряли много бойцов, рота обескровливается, а результатов – никаких. Для вящей убедительности  предложили майору подняться этажом выше, откуда вся панорама боевой обстановки хорошо просматривается. Майор, успокоившись, принял предложение, поднялся на наблюдательный пункт и лично убедился в наличии множества засеченных нами огневых точек противника и в неблагоприятной для наступления открытой местности.

Здесь же, не сходя с наблюдательного пункта, майор связался с командованием бригады, указал координаты засеченных огневых точек врага и вызвал огонь по ним. Через полчаса, в уже наступающее темноте раздался залп «катюш», а за ним двадцатиминутный артиллерийский и минометный налет.

Мы вновь подняли роту в атаку и сами приняли в ней непосредственное участие в боевых порядках. К чести майора, он также пошел с нами в атаку и реабилитировал в бою свои неправильные действия, допущенные по отношению к нашей роте ранее. Во время атаки мною был поднят автомат (ППШ), лежащий рядом с убитым нашим бойцом, и с этим автоматом я продолжил атаку.

Справа, из амбразуры вражеского дота кинжальным огнем ударил пулемет, мы залегли, но некоторое время спустя боец Иванов по-пластунски подполз к амбразуре и своим телом закрыл ее. Он погиб, но остальные бойцы стремительным броском достигли дота и забросали его гранатами. Дот как огневая точка перестал существовать.

За этот бессмертный подвиг рядовой Иванов удостен посмертно звания Героя Советского Союза. Его подвиг нам никогда не забыть. Об этом же писала и наша фронтовая газета.

Мы ворвались в село. Я свернул в один из переулков, но за мной, как оказалось, никто не последовал и я в азарте атаки не заметил, как оказался в одиночестве. В это время навстречу бегут двое. Вначале показалось, что это наши, но вскоре я услышал возгласы на немецком языке. Все стало сразу ясно. Я вскинул автомат, но он оказался неисправным, видимо, засорился песком. А гитлеровцы уже в пяти шагах от меня. Мне удалось быстро выхватить трофейный парабеллум и в упор их расстрелять. Тут же подоспели и наши бойцы, в том числе и мой ординарец, потерявший меня в пылу атаки.

Мы стали очищать село от засевших в подвалах и других местах гитлеровцев. Периодически приходилось «выкуривать» их из этих помещений гранатами. Но на такое мы решались лишь в тех случаях, когда были твердо убеждены, что кроме гитлеровцев в подвале нет местного гражданского населения.

Так, шаг за шагом, мы постепенно выбивали врага из его насиженных мест и вот, как-то так получилось, что мы одновременно с батальоном, оказались на территории церкви, стоявшей на противоположной окраине села. Ну и тут, конечно, показал себя в полную силу русский характер, а, вернее, наступающая порой этакая беспечность. Встретившись с товарищами по оружию, окрыленные радостью победы, мы сгрудились на маленькой для батальона и роты площадке, окружающей церковь. Стали раздаваться возгласы: Ванька окликал Петьку, Петька – Сеньку, говор, шум и, конечно, куренка.

И вдруг, со стороны школы, что была в 50 метрах от церкви, раздался оглушительный выстрел. Это был послан в нашу сторону со стороны засевших там гитлеровцев фауст-патрон, или как его называли немцы – «панцер-фауст». Кстати, никто от этого выстрела не пострадал. Выяснив, что в школе гитлеровцы, мы решили ее атаковать. К этому времени на «студдебекере» подкатила 76-миллиметровая пушка с расчетом. Мы им указали цель и они прямой наводкой тремя выстрелами вынудили засевших в школе гитлеровцев сдаться. В плен нами было захвачено до 50 фрицев. Вскоре мы полностью очистили село и продолжили наступление по заданному маршруту в сторону Моравской Остравы.

Продолжение