Неизвестная земля
Книга 1

(ред: публикуется без корректуры) 

    Начало

Глава 28.
Подстреленная надежда.

    Сердце Розы не выдержало. Задавив в себе страх и отвращение, она, осторожно ссадив голубя на подоконник, робко подошла к Олегу, остановившись в метре. Улыбнувшись, Олег протянул ей мешочек.  Роза медлила, а потом ее правая рука метнулась к мешочку – Роза надеялась быстро схватить его и тут же отпрянуть назад, к окну. Однако стоило только ее пальцам коснуться  крошечного мешочка, едва задев ладонь, на которой он лежал, как пять цепких пальцев Олега сжались в кулак, схватив ее за кисть.
    Роза вскрикнула, попыталась вырвать руку, но было уже слишком поздно. Капкан захлопнулся, мышь попалась. Подергав руку и осознав, что вырваться из его хватки ей не под силу, Роза прекратила вырываться и затравленно взглянула на него.
    - Так-то лучше, - он улыбнулся и сделал шаг по направлению к ней.
    В испуге Роза шагнула назад, пятясь, но, не сделав и шагу, остановилась – он не позволил, застыв на месте, не отпуская ее руки. Она задрожала, в ужасе уставилась на него.
    - Ну, не надо на меня так смотреть, - улыбаясь, проговорил Олег. – Я просто хочу немного благодарности.
    - Благодарности? – испуганно прошептала Роза.
    - Именно. Я принес корм для голубя. Разве я не заслуживаю награды?
    Ледяной ужас сковал ей горло и члены. Она едва смогла прошептать:
    - Что ты хочешь?
    - Что хочу? – взор Олега вспыхнул страстью и вожделением. – А разве ты не догадываешься?
    И он сделал шаг вперед.
    - Нет!
    Роза рванулась в сторону, другую, но через минуту оказалась в его объятьях, беспомощная, перепуганная, дрожащая от ужаса.
    - Тише, Розанчик, тише, - жарко шептал Олег, усаживая ее на кровать и покрывая ее шею поцелуями, незаметно при этом расстегивая крючки на ее платье.
    Матерчатый мешочек упал на пол, некрепко затянутый узел развязался, и зерно просыпалось на пол. Ветерок, почуяв, что хозяйка попала в беду, начал кружить по комнате, возмущенно воркуя и зовя на помощь. Спустя час довольный, улыбающийся Олег оделся и взглянул на Розу. Та лежала на кровати - голая, потная, сжавшаяся в комок, с растрепанными волосами, вздрагивающая от боли и стыда. Усмехнувшись, Олег погладил ее по голове – она в ужасе втянула голову, еще сильней поджала ноги. Олег усмехнулся, погладил снова, прикрыл ее одеялом и, потрепав по мокрой от слез щеке, вышел. Закрыв дубовую дверь на замок, Олег старательно задвинул тяжелый засов, и, похотливо улыбаясь, пошел вниз, поскрипывая деревянными, стонущими под его тяжелыми сапогами, ступеньками. Оказавшись внизу, он прошел в столовую, не заметив, как пара зорких молодых глаз пристально наблюдала за ним, прижавшись к щели в двери, что вела в девичью. Как только он ушел, дверь в девичью отварилась и в гостиную вышла молоденькая девушка. Маша. Быстро оглядевшись, она тихонько прокралась к двери в столовую и, незаметно прикрыв ее, метнулась к лестнице. Стрелою взлетела она на второй этаж, а потом, еще раз бегло обернувшись, приглушенно зашептала, глядя в замочную скважину:
    - Розочка!.. Розочка, он ушел!.. Розочка, это я, Маша!.. Роза!
    - Маша! – Роза накинула на плечи халат, ринулась к двери.
-Розочка! Милая!
    Увидев Розу – растрепанную, с мокрыми от слез щеками, в одном халате, она ужаснулась, но тут же взяла себя в руки.
    - Вот, держи, Розочка…
    Маленькие ручки торопливо полезли в карман, вынули небольшой бумажный сверток и стали пихать его под проем меж дверью и полом. Но сверток был крупный и никак не хотел пролезать в столь маленькое отверстие. Маша отчаянно пыхтела, тискала сверток, пихая его пальцами, в то время как Роза тащила его на себя.
    - Все, еще немножко… еще чуть-чуть, Розочка… еще… левее и бочком, и еще немножко и…
    - Это еще что такое?!
    Маша, вскрикнув от ужаса, обернулась.Перед ней, вперив руки в боки, стоял, бешено сверкая глазами, Олег.
    - Что это? – прорычал он, подходя к онемевшей от страха невольнице и ударом ноги выбивая из-под двери сверток.
    Сверток вылетел словно пробка из бутылки, на лету развернулся и шесть исковерканных зеленых шариков упали на пол, к ногам Маши; машинально пытаясь спасти свое имущество, она схватила правой ручкой один из них – и, крепко стиснула, да так и оставила у себя и не выпускала более ни на миг.
    - Что это? – взревел еще громче Олег, свирепо уставившись на злополучные шарики. – Таблетки? Отраву ей хотела передать? Чтобы она мне потом подсыпала? Так?
    В ужасе Маша боком пятилась назад,  к коридору, не имея сил сказать в свое оправдание ни слова.


    - Куда! – рыкнул Олег и, подбежав к ней, схватил ее шею рукой.
    Маша повисла в воздухе, тщетно пытаясь отодрать его руку от своей шеи.
    - Отвечай, что это! – ревел Олег, все сильней сдавливая ее шею.
    У нее уж глаза вылезли из орбит, из сдавленного горла при всем желании не могло вырваться ни звука, только хрипение. Еще немного, и ей конец. Спасения не было. Олег, безумно сверкая глазами, сдавливал ее шею. В ее глазах все стало мутнеть, кровь хлынула из  носа, она посинела…
   Дроздов вышел из своей комнаты. Он был печален. С той самой встречи в гостиной он не видал более Маши, а если и видал – то только издали, да и то не более одной - двух секунд: Маша старательно избегала встреч  с ним. Дроздов надеялся, что это пройдет, что ему удастся увидеть Машу на кухне или у себя в комнате, когда та снова придет убираться к нему – Дроздов был уверен, что стоит ему только поговорить с девушкой, как они тотчас помирятся, ведь он видел, чувствовал, что она любит его! по-прежнему любит и страдает без него. Но напрасно: на кухне Маша появлялась редко, а его комнату теперь убирала другая – толстозадая девка Дашка. Дроздов думал сначала, что это ошибка, что Маша просто занята чем-то другим или заболела, что это временно – но и следующим вечером явилась Дашка. И опять, и опять…. Дроздов потерял покой. Он понял, что это не случайность. Маша не хочет видеть его и это серьезно. Дроздов снова предпринял попытку свидеться и поговорить, он стал оставлять на кровати любимой цветы и подарки, он пытался помогать девушке, когда та несла воду в дом или тяжеленные корзины с бельем – напрасно. Маша избегала его, а если и встречалась с ним, но тут же отводила взгляд в сторону и молчала как партизан, а при его попытке помочь или прикоснуться к ней – тотчас убегала.
Тогда Дроздов попытался выкинуть ее из головы: что ж, не хочет – не надо. Он попытался помириться, он перепробовал все – а она отвергает его. В конце концов, не он же виноват во всей этой кутерьме! Это Влад продал Богдана, Влад разрешил Олегу забрать Розу, Влад, а не он. Что ж она на него-то злиться?
Он попытался. Он пытался не думать о ней, пытался занять свой мозг чем-то другим, предпринял даже попытку снова съездить в город и развеяться, но, приехав, даже не зашел в бордель. Усевшись за столик близ публичного заведения, он попросил себе водки, а, получив, долго смотрел на стакан. Через час, ругаясь, он заплатил за так и не выпитую водку, вернулся к Игорю, а когда тот взялся было за расспросы, он вдруг с яростью ударил его и, вскочив в тележку, велел гнать домой. Он не мог забыть Машу. Зато когда он вернулся домой, то обнаружил, что Маша теперь и вовсе отдалилась от него – она-то не знала, что он никуда не зашел, и подумала, что он опять взялся за старое, снова по борделям. Вдобавок, эти проклятые невольницы, узнав о его поездке, тут же затрещали о том, что такой, как он, не исправим, что сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит. И теперь,  когда он появлялся на кухне или в гостиной, невольницы бросали на него косые взгляды и смешки, глупо улыбаясь. Безмозглые дуры! Они только все испортили! Маша и вовсе осунулась. Ни с кем не разговаривала, а при встрече с ним так смотрела на него...
     Всякая надежда рухнула. Он никогда более не поговорит со своей Машей, никогда он более не услышит ее милого, бесконечно прекрасного смеха, никогда он не увидит ее улыбки, никогда не прикоснется к ней… никогда. Дроздов впал в тоску. Такую жестокую, дикую тоску, что более и придумать нельзя. Ему все стало безразлично. Он прекратил шутить и смеяться, огонек в глазах, который так радовал Машу, который заставлял ее улыбаться – исчез, исчезла улыбка с его губ. Он стал нелюдим, прогнал Дарью, наорав на нее, когда та явилась в очередной раз – убраться. И с тех пор в его комнате царил полнейший хаос. Это повергло его в еще большее уныние. Он пытался было из него выбраться, пытался сопротивляться – но потом понял, что бесполезно. К тому же обстановка комнаты полностью соответствовала его настроению и мыслям…
     Именно в таком расположении духа сейчас и вышел Дроздов. Печальный, задумчивый, рассеянный – он смотрел и не видел ничего, полностью погруженный в свои мысли. Он хотел спуститься вниз, взять бутылочку – говорят, вино успокаивает, в нем можно найти утешенье. Внезапный крик вывел его из оцепенения. То был женский крик, крик его Маши! Дроздова точно обухом по голове ударило. Всякая задумчивость, тоска – все вылетело из его головы. Он быстро обернулся в сторону крика. Увидев же, что в руках Олега оказалась его Маша, он пришел в ужас. Его Маша, его маленькая, любимая Маша в руках этого дьявола! И он держит ее за горло, стискивает, как удав кролика! Он убьет ее! Не помня себя от ярости, забыв совершенно, что  Олег раз в десять сильнее его, что у него нет ни одного шанса остаться после своей выходки живым, он ринулся на главного помощника, налетел, сбил его с ног. Олег, не ожидая нападения, упал, выпустил из рук Машу, но через секунду самого Дроздова настиг такой страшный удар, что тот отлетел на полметра. А Олег снова завладел Машей, поднял ее над полом, стиснул ей горло, а на Дроздова навел дуло револьвера.
    - Ты… - ноздри Олега раздувались, а в глазах появился бешеный огонь.
    - Олег, Олег, опусти ее, - дрожащим голосом, почти умоляя, проговорил Дроздов, медленно поднимаясь и не сводя глаз с полумертвой от страха и удушья девушки. – Ты же задушишь ее.
    - Задушу? Так ей и надо, падле! Всех их пора передушить, сволочей!..  угадай, чем занималась эта маленькая гнида?  Она пыталась пропихнуть под дверь это, - Олег ткнул носком сапога сверток, из которого выкатились оставшиеся там два зеленых шарика.  Впихнув револьвер в кобуру, он, взяв один,  сунул шарик под нос преступнице. – Хотела отравить меня, тварь? Хотела, отвечай!


    И Олег затряс Машу – та беспомощно заболталась в разные стороны, как былинка на ветру.  Дроздов посмотрел на шарик. Зеленый, почти сплющенный в пальцах Олега. От него пахло базиликом, тмином и чем-то еще…
Дроздов узнал их. Шарики против беременности, те самые, которые принимала его Маша. Олег же утверждает, что застал ее за тем, что она пыталась засунуть и под его дверь… под дверь! а за дверью ведь Роза, и если она их примет, то… Дроздов взглянул на Машу…
    - Отраву хотела всучить, стерва!- Олег раздавил шарик в кашицу, а пальцы, что держали Машу за горло, еще теснее сомкнулись. Еще немного, и шею девушки постигнет участь шарика.
    - Стой! – воскликнул Дроздов. – Это не отрава!
    - Да? – Олег круто обернулся. – А что тогда?.. отвечай, ну?
    - Это снотворное.
    - Снотворное? – Олег грязно расхохотался. – Так я и поверил!
    Маша  взглянула на Дроздова…
    - Роза… - задыхаясь и обливаясь потом, продолжал Дроздов, глядя на Машу, - она спит плохо по ночам, вот и просила передать через Машу…
    - Плохо спит по ночам! – прорычал Олег. – Лучше скажи, что вы хотели, чтобы она подсунула мне потом, а я выпил и заснул, а она сбежала! Так ведь все было спланировано, да? Так?.. Отвечай, стерва!
    Маша рыдала, сотрясаясь от страха.
   - Нет… нет, у меня и в мыслях… нет…
   Медлить больше было нельзя.
   - Все, отпусти! ты же задушишь ее!
   - Отпустить?! – прорычал в удивлении Олег, свирепо оборачиваясь к Дроздову. – Ты велишь мне отпустить ее? ты? Да я…
   - Слушай, я клянусь тебе – она ничего дурного против тебя не замышляла. Ты сам подумай: кто против тебя будет что-то замышлять? А уж тем более она. Да она же боится тебя как огня. Тебя все здесь боятся, Олег. Отпусти ее. Отпусти, а я клянусь тебе, что она теперь даже близко не подойдет к твоей комнате. Я сам прослежу за этим, обещаю.
    Олег промедлил, скрипнул зубами, зло покосился на шарики, на трепещущую, всю в слезах, напуганную, чуть живую Машу, а потом – на взволнованного, напуганного Дроздова.
    - Держи, - он толкнул девушку прямо в объятья помощника.
    Дроздов бережно ухватил Машу – та прижалась к нему, дрожа и плача…
    - И чтоб больше я ее не видел здесь! – прорычал Олег. – А увижу – убью! И тебя заодно, если будешь мешаться!
    Дроздов закивал и поспешил скрыться с его глаз, боясь, что он может передумать. Он хотел спуститься вниз, отвести девушку в девичью, но лестницу загораживал он и Дроздов, пятясь, отступил к себе в комнату. Чем дальше он отдалялся от Олега, тем более слабел его страх. Когда же он очутился в своей комнате, то быстро закрыл дверь и, бережно усадив Машу на край кровати, успокаивающе стал гладить ее по головке.
    - Ну все, все… - ободряюще улыбался он, хотя застывший страх не до конца сошел с его лица. – Он уже позади, он тебя не тронет…
Он сходил к тумбочке, достал графин с водой, стакан, налил воды и поднес Маше.
    - Вот, выпей – полегче станет…
Хлюпая носом, Маша дрожащей рукой взяла стакан, сделала пару глотков.
    - Вот, молодец, - Дроздов забрал стакан, поставил на пол.
    - Он… он за горло схватил, сразу за горло, - устремив на него свои, полные ужаса, глаза, быстро заговорила Маша. – И душить, душить,…если бы не вы, он…
    Внезапно Маша быстро посмотрела на него.
    - А вы? он вас сильно ударил, Петр Сергеевич? вам не больно? вы…
    Дроздов улыбнулся, погладил ее.
    - Главное ты цела, мое солнышко… не бойся, со мной все в порядке.
    Маша смущенно улыбнулась. Ее слезы просыхали, а страх уходил. Наконец она посмотрела  на своего избавителя теплым, полным любви и восхищения взглядом. Увидев его, Дроздов улыбнулся.
    - Ну вот, все и прошло, да? - он погладил ее по головке.
    - Да… - смущенно улыбнувшись, ответила Маша.
    Ее страх уже почти исчез, в ее взоре теперь стояла любовь.
    - Надо понимать, - улыбнулся Дроздов, увидев этот взгляд, - я прощен? Ты больше не сердишься на меня?
    - Сержусь ли? Петр Сергеевич!..
    Маша бросилась к нему в объятья, а он – к ней.
    - Если б ты знала,  как я мучился без тебя, - сквозь улыбку и поцелуи, что осыпал он девушку, шептал Дроздов. - Если б ты только знала!.. я сон потерял, Машенька, мне все противно стало, я чуть с горя не умер!..  я же не ездил, ни в какие бордели не ездил! Я  назад повернул, я же не смог, не смог тебе…
   - Я знаю, - тихо шептала Маша, замирая под его поцелуями. – Я знаю…
    - Но откуда? Откуда же ты знаешь, милая?
    - Игорь, - тихо смеясь сквозь слезы и                 радостную улыбку, отвечала Маша. – Игорь, он все рассказал мне. Он поймал меня за рекой и так, так изругал меня! - она смеялась и плакала одновременно, глядя на него. – Он сказал, что я дура, что я полная дура, что никуда вы с ним не ездили, что сидели просто целый час у таверны,  а потом назад поворотили, его чуть не прибив. Сказал, что таких идиоток он в жизни не встречал, и что если не прекращу я, он убьет меня… что я мучаю вас, что он не может видеть, как вы страдаете… а я… я… - голос девушки окончательно сорвался, из глаз рекой хлынули слезы. – Я видела, как вы мучаетесь. Думаете, я не видела?.. я все, все видела!.. у меня сердце на куски разрывалось, когда видела я ваш взгляд, когда слышала слова ваши нежные! а в ответ отвечала равнодушием и молчанием!..  если б вы знали, как кляла я себя! как рыдала потом по ночам, места себе не находя за слова свои жестокие!.. я же люблю вас, Петр Сергеевич, больше себя люблю!.. вы… вы простите меня, Петр Сергеевич? скажите, что…

    - Машенька!
    Он прижал ее к груди, осыпая поцелуями.
    - Прощаю, я прощаю тебя…ты только не делай больше так, слышишь? никогда не делай… не бросай меня, слышишь?..
    Вихрь, град, ливень поцелуев. Они тонули в нем, они захлебывались в нем, но никогда, никогда они не были так счастливы, как  в то мгновение. Лишь когда волнение схлынуло с них, они легли на кровать Дроздова – как были, в одеждах. Дроздов гладил ее, гладил и улыбался, а она глядела на его руку, глядела на него – и улыбалась. Они не могли наглядеться друг на друга. Грудь Маши мерно вздымалась и опускалась от удовольствия, на ее устах была блаженная, счастливая улыбка, хотя глаза были по-прежнему красны от слез. Дроздов протянул руку и, ласково улыбаясь, осторожно смахнул пальчиком слезинку с кончика ее носа. Она улыбнулась. А потом огляделась.
    В комнате, в которой она так долго не была, но в которую рвалась всем сердцем, царил беспорядок. На полу валялись скомканные листы бумаги, в открытое настежь окно залетело несколько листьев, принесенных ветром – и вот, пожалуйста, они теперь на столе, утопают в слое пыли. Книги на полках все в пыли, затянуты паутиной,  под столом, стулом – груды хлама, одежда, которая всегда славилась своей безукоризненной чистотой и новизной – разбросана по всей комнате, давно нестиранная, не глаженная, с дырками. Маша грустно улыбнулась, а потом взглянула на Дроздова – и только сейчас заметила что лицо его, всегда гладко выбритое, теперь поросло мелкой щетиной. С улыбкой Маша протянула руку и погладила помощника по щеке.
    - Колючий…
    Дроздов протянул руку, ощупал свой подбородок – и тоже улыбнулся.
    - Вы совсем раскисли без меня, - прежде чем он успел что-либо ответить, тихо сказала Маша, грустно улыбаясь. – В комнате совсем не убирались, даже побриться забыли!
    Дроздов ласково улыбнулся.
    - Мне было плохо без тебя, очень плохо, - так же тихо сказал он. – До комнаты ли мне было? ты не приходила, вместо тебя являлась эта жирная Дарья. Если бы ты знала, как я ее ненавидел! Каждый вечер я ждал тебя, а являлась она! Я не смог это терпеть. Я прогнал ее.
    Маша улыбнулась, погладила его.
    - Я знаю, я слышала. Вы так накричали на нее, так накричали…. Она прибежала тогда, сказала, что вы – псих, что она никогда к вам больше не явиться, даже если у вас там змеи заползают и трава порастет…
    Дроздов тихо засмеялся:
    - Трава порастет?
    - Да… трава… знаете, Петр Сергеевич, густая такая, вы ведь на сапогах своих столько песку приносите, а если его не мести, на полу оставлять…. Там… там  ведь столько семян всяких… - и она, не выдержав, сама рассыпалась тихим серебряным смехом.
    Улыбнувшись, Дроздов прижал ее к себе и крепко поцеловал. Его глаза ласково блестели.
   - Машенька, милая ты моя… если бы ты только знала, как я тебя люблю! Если бы ты только знала!.. а когда он схватил тебя, когда я увидел тебя в его руках.…Обещай, поклянись, что никогда больше так не будешь делать! ведь если он еще раз схватит тебя… я не переживу, если с тобой что-нибудь случиться, я…
    - Вы… вы плачете, Петр Сергеевич?
    Дроздов ласково, смущенно улыбнулся, смахнул слезу. Маша схватила его за руку и, осыпая ее поцелуями и слезами, бегло заговорила:
    - Нет, я никогда… никогда больше не подойду к его двери,  клянусь вам… вы…
    - Я верю тебе, мое солнышко. Ну а если ты еще раз пришлешь мне Дарью, то… - он осекся, увидев смеющиеся серые глазки. А увидев, улыбнулся им в ответ и крепко поцеловал их обладательницу. Но тут же оба вздрогнули – справа, где-то по коридору, раздавался грубый, похотливый смех Олега. И тихие женские стоны. Улыбка спала с Дроздова, он тревожно посмотрел на Машу – та тоже уже не улыбалась.
    - Бедная… бедная Розочка…
    Грустно, но ободряюще-ласково улыбнувшись, Дроздов нагнулся и поцеловал ее в головку. А она вздохнула и прижалась к нему, и при этом правая ее ручка, стиснутая до этого в кулачок, невольно разжалась – но она не заметила этого. Что-то стукнулось о деревянные доски. Дроздов глянул – маленький, сплющенный темно-зеленый шарик покатился по полу и забился в угол…


    Роза едва дождалась следующего дня. Даже ночь, страшную ночь, проведенную с ним, она почти не вспоминала под утро – все ее мысли были поглощены одним  - уходом Олега. Она ждала его ухода, ждала так, как никогда, изо всех сил при этом стараясь не выказать своего волнения. А Олег все не уходил и не уходил. Вот уж обед, страшный обед там, внизу, а потом она снова наверху, в  его комнате, вместе с ним… И вот, - о счастье! – он ушел. Но ненадолго – в туалет, и Роза, зная, что он может вернуться в любую минуту, не решалась приступить к осуществлению своего плана. Вместо этого она уселась у окна и вновь устремила взор на дорогу.
    Богдан. Может быть, счастье повернется к ней лицом, и она увидит его? хоть на минуточку увидеть, поцеловать….
Шорох около двери заставил ее обернуться. Толстенький бумажный сверток в виде прямоугольника протиснулся меж дверью и полом.
Маша! Роза улыбнулась, быстро подбежала к двери, схватила рукой сверток и глянула в дверную скважину, но не увидела ничего. Очевидно, Маша уже убежала. Роза вздохнула и развернула сверток – так и есть, несколько круглых  зеленых шариков. Роза улыбнулась, тут же съела один, а остальные, как и в прошлый раз, спрятала в подушку и, отойдя к окну, задумалась.
    Маша. Роза и не думала, что у невольницы, столь пугливой и робкой, хватит смелости еще раз придти сюда, особенно после того, что случилось вчера. Но она пришла, и она принесла заветные шарики. Еще раз поблагодарив в душе девушку, Роза  устремила взор на дверь и стала ждать прихода Олега. Ждать пришлось не долго – не прошло и минуты, как он явился, заговорил с ней,… он явно не собирался сегодня никуда ехать.
…Она уже потеряла всякую надежду, когда Олег, поцеловав ее и попрощавшись, внезапно объявил, что ему нужно в город, и ушел. Роза видела, как он сел в повозку вместе с Дроздовым, как выехал за ворота…
    Как только он скрылся, она бросилась к бумаге с чернилами. Бумагу она еще не использовала. Просить Олега? просить этого дьявола о чем-либо? Роза предпочла бы умереть. Даже взять бумагу чтобы хоть как-то развлечься, порисовать на ней – Роза не решалась. Она испытывала отвращение и гадливость ко всему, что было в этой комнате. Но теперь, теперь эта бумага была для нее лучиком надежды. Роза боялась только одного – она не найдет бумаги и чернил. Но они были, даже связка прекрасно отточенных перьев. Олег не хотел, чтобы она лишалась возможности выразить ему свои пожелания, а может быть – любовь. Роза схватила бумагу, расстелила, торопливо обмакнула перо в чернильницу и быстро стала писать. Отцу. Хмель, он все поймет, он придет, вытащит ее из этого ада, а потом они заберут ее сына и вместе отыщут Богдана…
    Перо торопливо бежало по бумаге, а горячие слезы одна за другой капали на желтый лист. Наконец письмо готово. Оторвав его от общего листа, Роза подбежала к окошку и тихо посвистела. На свист прилетел Ветерок, который ночь предпочел провести на улице. Даже он не захотел оставаться здесь.
    - Ветерок, милый,  ты должен помочь мне, - зашептала Роза, со слезами и улыбкой надежды целуя птичку в голову, одновременно привязывая послание к его левой лапке ниткой, выдранной из ковра. – Больше некому, только ты меня можешь спасти меня, только ты… найди его, Ветерок, заклинаю, найди! Как можно скорее! Лети как ветер!
    Ветерок внимал ее словам, воркуя в ответ и понимающе ворочая головкой. Поцеловав голубка еще раз в головку, Роза перекрестила его  и, протянув руку с птицей сквозь решетку, подкинула. Голубь оторвался от руки, взмыл вверх и понесся туда, через реку, над краем леса.

    Олег и Дроздов ехали в повозке. Оба молчали, лишь Олег довольно кривил губы в колючей усмешке, время от времени щелкая вожжой Игоря, что тащил их повозку. Вдруг справа, над лесом, промелькнуло что-то белое. Олег и Дроздов разом вскинули головы, вгляделись в точку. Голубь. Белый голубь. Дроздов тут же узнал его. То был голубь Розы.  Дроздов улыбнулся. Голубь, белый голубь, летящий в небе – что может быть прекраснее?
Достав подзорную трубу, он приставил ее к глазу.
   Так и есть, Ветерок. Но что это? К его левой лапке привязано что-то. Письмо! Дроздов протер стеклышко трубы – так и есть, письмо! Дроздов улыбнулся, его душа ликовала, радуясь за Розу. Она нашла путь к спасению! Она написала письмо к отцу! Теперь она будет спасена! Его светлые мысли были прерваны резкой злой усмешкой Олега. Дроздов вздрогнул и, отложив трубу, увидел, как Олег достал ружье.
    - Эй, ты чего? – воскликнул Дроздов, но было поздно.
Олег навел ружье на птицу и прежде чем Дроздов успел опомниться и помешать ему, нажал на курок.

    Роза сидела у окна, тесно прижавшись к решетке, и с горящими глазами и улыбкой следила за голубем… С треском прогремел глухой выстрел, разорвав сухой, накаленный воздух.
    - Нет! Ветерок!
    Роза видела, как крошечная белая точка вдали вдруг замерла, на миг повиснув в воздухе, а потом камнем полетела вниз и скрылась где-то там, в самой гуще леса.
   - Ветерок!
    Роза сползла вниз вдоль решетки. По ее щекам неудержимой волной хлынули слезы. Ветерок. Ее друг, ее последняя надежда. Его не стало. И надежды не стало, что помощь придёт.

Продолжение