Рыжая пижма, синий василёк
Повесть о школе, о девочке Тосе, о родителях и бабушках с дедушками :)
Жанр - приключения

   Начало

  Часть десятая
   (публикуется без корректуры)

  Они спрыгнули с решетки и побежали от «лимонки» к родному «ласточкиному гнезду». Вечер был тихий, тёплый. На распахнутых балконах курили деды в майках, переговаривались, кричали внукам, чтоб те не баловались. Мальчишки кружили вокруг детской площадки на велосах, лихачили, поднимая передние колеса «в дыбки». Прилежные девочки рисовали на асфальте цветными мелками домики с коричневыми трубами. Из них шел сиреневый дым и упирался в белые облака. Нарисованное солнце с улыбкой до ушей хитренькими глазками смотрело в настоящее небо и щурилось.
  - Что ты Наталье сказал? – забеспокоилась Антонина.
  - Первый раз, что вы отстали маленько…
  - А второй?
  - Второй, что у Самохиной разболелась нога, которую она вчера подвернула, и ты повела её домой.
  - А Круглова твоя?
- Прям «моя»! – возмутился Димка. – Конечно, наябедничала, что вас с самого начала не было, но я сказал, что она… ну, типа, обозналась.
  - Так ты пойдёшь? - она наступила на сиреневый дым.
  - Спрашиваешь.
  - Тогда завтра после уроков. Давай?
  - Угу. Слушай, - Димка перепрыгнул через нарисованную трубу, - дались тебе эти деньги?
  - Дались, -  пригорюнилась Тоська. – Бабушке хочется вырваться из теснотищи. Маме тоже. Да и мне. Вот я и подумала: а вдруг?.. Квартиру хотела купить, - она по-старушечьи вздохнула.
  - Ничего себе! Как бы вы сказали про деньги?
  - Что в автоматах выиграли.  Вера сказала, самое удобное.
  - Кто бы вам поверил?!
  - Ну, мало ли. Выигрывают же люди.
  - То люди, а то вы. Здрассте, пожалуйста, обе – выиграли! В один день на соседних автоматах. Даёте!
  - Ладно тебе. Знаешь, я думаю, они на операцию копят…
  - Скорее всего. Если серьезная, как ты говоришь, то наверняка заграницей. Это ж какую кучу надо!

  - Жених и невеста! – показал язык юркнувший между ними Васька Тезов и улепетнул в подъезд.
  - Щас как поймаю! – пригрозила ему Антонина.

  - Откуда ты такую красоту-то взяла? – бабушка стояла перед полкой с книгами и всплескивала руками. – Ишь, подбоченилась! И на лицо приятная.
  - Мне девочка подарила.
  - Опять эта девочка! Что она тебе все дарит? То брюки, то помады, то кукол расписных?
  «Не эта, - открыла рот Тоська, но вовремя остановилась. – Потом скажу, какая. Бабушка поймет, только ругаться будет, что далеко ездили».
  - Красивая игрушка, но лучше не набирать столько подарков, Тосенька. Один – еще, куда ни  шло.
  - Почему?
  - Даже не знаю. Не могу объяснить! Кстати, ты обещала, что будешь держаться от неё подальше, - Елена Павловна отошла от стола, взглянула на кактусы. – Говорила, не приживутся, а они  топорщатся во все стороны, колючки этакие! Давай-ка спать. Мама сегодня поздно придёт, а ты весь день по улице бегала, лица на тебе нет.
  - Ну, бабушка…
  - Да я не против. Я и сама любила погулять. Выйдем, бывало, на бетонку – мимо нашего дома бетонка проходила – и айда за три километра на речку. Идем – песни поем, цветы собираем. Тогда по кюветам много ромашек росло, Иван-чая всякого, колокольчиков. Искупаемся – и домой. Другое время было, Тося, спокойное! А сейчас, вон сколько лихого народа болтается!? Не дай Бог, - она принялась стелить постель.
  Тося разложила свое испачканное чернильной пастой кресло, раскинула простынь, бросила в изголовье подушку. Так и останутся они в теснотище. Ну, и пусть! В тесноте да не в обиде. Зато можно не думать о  «кубышке» и о чужих деньгах. Спать себе спокойно и жить – просто так! Она  прислушалась: противное животное внутри молчало. «Вот тебе!» - мысленно щелкнула его по носу Тоська и улыбнулась.
  За окном урчали голуби, царапали балкон бабы Зины Толмачевой. Гудели в порту катера, гремели краны – город не спал, ворочал колесами машин, свистел товарняками, электричками. Тоська повернулась на бок: завтра они поедут со Строевым к Зосе, и она подарит ей самое дорогое, что у нее есть – кактусы… Бабушка говорит: «Колючки». Ничего не понимает! Они – красивые!

  На первом же уроке выяснилось, что Самохиной в школе нет.
  - К врачу пошла, - выкрикнула Феофанова. – Она вечером звонила: у неё что-то распухло…
  - А я знаю! – загоготал Гуськов.
  - Придурок, щиколотка! – стукнула его по башке Феофанова.
  - Жаль, - сказала красивенькая Наталья Владимировна, нашла глазами Антонину и отчитала её за вчерашнее. - Не ожидала я, Игначева, что вы с Самохиной уйдете без спроса. Если что-то случилось, надо подойти и сказать. Я всегда отпущу. Нехорошо. Заставили класс волноваться.
  - Ничего у неё не распухло, - заявила Маринка Крылова. – Она в десять вечера ведро выносила, я видела.
  - Стоглазка, - проворчала Феофанова. – За всеми следит, за собой ничего не видит. Может, у неё ночью распухло!
  - Да-да-да! А звонила тебе вечером, - обиделась Крылова.
  Тоська переглянулась со Строевым.
  - Наталь Владимировна! Пойдемте на улицу! – заканючили девочки. – Ну, мы уже все прошли! Ну, пойдемте…
  - А давайте сегодня на Прогонную?
  - Айда!
  - Тихо! Загалдели, - классная нахмурила хорошенькие бровки. – Никуда мы не пойдем. Следующая экскурсия в четверг. Не будем нарушать наших планов. К тому же я не предупредила экскурсовода. Достали все листочки!
  Класс дружно завопил: «Засада».
  - Пишем сочинение на тему вчерашнего похода на Батарейную гору и в парк Монрепо. Короткое!
  - О! – застонали учащиеся и повалились на парты. – Так нечестно! Вы не предупредили!
  - А у меня нет листочка!
  - И у меня!..
  - Зато у меня есть, - с милой улыбкой сообщила Наталья Владимировна и вытащила из ящика целую стопку. – Крылова, раздай.
  - Ну, оценки же проставлены! – с мольбой прохрипел не выспавшийся Славка Маркелов, гонявший до полночи на велосипеде.
  - Их недолго поправить, - обернулась к нему классная.

  - Иди сюда! – Тоська потянула Строева в коридор. Звонок давно прозвенел, и «писатели» высыпали в «резервацию». Солнце лупило по-летнему. Мальчишки гоняли мяч, девчонки визжали, как укушенные.
  Всё мельтешило, прыгало, скакало. Кое-где дралось.
  - Иди, чего тянешь?!
  - Я дописывал.
  - Ой, ну вообще! Самохиной нет! – округлила глаза Антонина.
  - Ну, слышал, а чего?
  - Что ты думаешь? Про ногу ведь чистое вранье!
  - А что тут думать? – Димка засунул руки в карманы и стал раскачиваться с носка на пятку. – Она за «кубышкой» поехала. Сидит сейчас… в сундуке, - он не выдержал и заржал.
  - Там же девочка! Дурак! Вдруг она ей что-нибудь… сделает?!
  - Самохина может, - Строев задумался.
  - Качаешься, как неваляшка! Бежим, - она потянула его за собой. – Поехали, скорее!!
  - А Наталья?..
  - Потом объясним! Я только домой заскочу…
  Трясущимися руками она сложила в коробку намеченные для подарка кактусы, сунула их в пакет. Прихватила толстенный бублик – мало ли, вдруг Строев проголодается? И кинулась со всех ног к остановке. Димка уже стоял под козырьком, нетерпеливо поглядывая на дорогу:
  - Перерыв.
  - Ну, автобусик, миленький! – засеменила ногами Антонина, но пришел совсем не их, а потом шоссе замерло.
  От асфальта поднимался горячий пар. Куски маслянистого гудрона, которым ремонтники заливали дыры, плавились, как пластилин. Женские шпильки впечатывались в них и вязли. «Ах!» – недовольно морщились тётеньки, разглядывая испорченные каблучки.
  Автобус все не шел и не шел.
  Тоська позеленела от страха: что с Зосей? Вдруг Тамара Павловна оставит её одну, и тогда…
  - Да не трясись ты, вон он!
  - Вдруг не наш?
  Но, слава богу, оказался их. Незнакомый, новый. Чужой. С резкими захлопывающимися дверцами, клацающими, как Баба-Яга, с горячими от солнца сиденьями.
  - Духота! – жаловались друг другу пассажиры.
  Тоська не замечала жары.
  - Выпей! – Строев протянул ей минералку. Тут она заметила, что он тоже успел сбегать домой и прихватить знакомый плавательный рюкзачок с ножичком и картой.
  - Н-не надо! Хотя, нет – давай, - Тоська судорожно схватила бутылку и сделала несколько неровных глотков. Конечно, облилась.
  - Что ты нервничаешь? У неё же собака!
  - Она глухая.
  - Но не слепая же? Увидит незнакомого человека – сцапает…
  - Кого она сцапает! – чуть не заплакала Тоська. – Она старая! Ну, скорее же! – подгоняла она неспешный автобус.

  До места ехали целый час.
  «Все пропало! - билось у нее в голове. – Хоть бы Тамара Павловна не бросила её одну! Это я виновата! Наплела про шкатулки! Надо было правду сказать…»
  - Не отставай! – она скатилась под горку.
  - Не лети ты, как ненормальная!
  - Вспомнила! У неё мобильник есть! В случае, чего…
  - Ну, вот…
  Развилка осталась позади. Сердце выскакивало, ноги вязли в горячем песке, разъезжались. Еще чуть-чуть. Но пляж все не показывался. Сонные деревья едва колыхались. Димка прыгнул в кусты:
  - Срежем дорогу!
  - Не заблудимся?..
  - Я по карте смотрел…
  Они затопали по чернике. Ломкие стебли захрустели. Защелкал под ногами вереск. Запахло смолой и терпким можжевельником.
  - Напрасно мы всполошились! – выпалил на бегу Строев. – Что Самохина, совсем? Увидит, что в доме люди… испугается…
  - Где же он? – Тоська искала просветы между деревьями. – Заблудились!
  - Не ной! Мы бежим параллельно берегу…
  Солнце запрыгало перед глазами. Лес поредел:
  - Нейтралка! – обрадовалась Антонина.
  - Через забор! – скомандовал Димка и, перемахнув через нейтральную полосу, нырнул под ошкуренные стволы.
  - Цветы! Осторожнее!..

  - Стоять! – громко приказала «женщина в берете» и вытащила из кармана передника мобильник. – Стасик, еще двое. Возвращайся!
  В руках у неё была… охотничья двустволка, такая, как у дяденьки в тельняшке, который натаскивал вислоухого Герата на уток!  
  - Тамара Павловна, - начала, было, Тоська.
  - Я вам дам «Тамара Павловна!» Этих я в амбаре запру, - доложила она Стасику и отключилась. – Ну-ка, марш! Бессовестные!
  - Да мы….  Понимаете…
  - Понимаю! Воришки бесстыжие! Сейчас милицию вызову!

  «Милицию, милицию!» - проснулся в животе мелкий пакостник.

  - Мы совсем наоборот! – взмолилась Антонина. – Тамара Пав…
  - Там разберутся, кто «наоборот»! – подтолкнула их женщина. – Мешки у входа бросили - оба. Это надо! Даже имя разузнали…
  - Молчи, а то стрельнет, - еле слышно сказал Димка.
  - И стрельну! – слух у Тамары Павловны оказался острый. – Чего придумали: в дома забираться!
  Черная пасть амбара раскрылась и съела их с потрохами.
  Тамара Павловна проверила запоры, подставила под дверь толстенную доску – Димка увидел в щелочку, какую именно – подхватила рюкзак с пакетом и, ворча, направилась к дому:
  - Хулиганье…

  - Во попали. Хорошо, не расстреляла.
  - Ты что?!
  - А что? По законам… военного времени. За мародерство.
  - Ой, брось, - Тоська махнула рукой и уселась на доски. – Какие мы мародеры? Знаешь, я думаю, Самохина в доме. Она сказала: «Этих в амбаре запру», - значит, Верку поймала в… тереме…
  В щелочку, как по заказу, были видны розовые резные наличники и крыльцо с балясами.
  - …и будет сейчас пытать, как Зою Космодемьянскую, а потом запрет в… погребе вместе с соленой капустой! – захохотал Строев.
  - Совсем уже?! Нашел время смеяться!
  - Аааа! – перегнулся пополам Строев, громыхнул каким-то сложенным у двери инструментом, свалился на мешки. – Ууу! Ты прикинь: если Верку поймали, - с подвывом продолжил Димка, - значит, она поверила… в твои сундуки! Ой, не могу-у! Поперлась за «кубышкой». Я-то в шутку предположил, а она всерьёз!.. Вот дура-а...
  - Что ты ржешь-то, в самом деле?! – чуть не заплакала Тоська. – Там же Зося!
  - …и оставила тебя с носом!.. Аааа!
  - Нужны мне были эти деньги?!
  - А если бы, нужны? Игначева, она тебя обману-у-ла… и сидит сейчас… в погребе. Приедет Стасик и её… расстреляет...
  - Дурак! – не выдержала Тоська и захохотала. – Вот он! Идет!
  Оба прильнули к щели. У калитки показался Стасик, со всех ног бежавший к крыльцу. В руках у него были резиновые сапоги с плащом и сумка.
  - Гляди, босиком. Эх, не узнаем, о чем будут говорить!
  - Мы, как партизаны. Сидим в сарае и ждем… допроса, - Димка понизил голос. – Одни тоже попались, я в книжке читал, у них все выпытали, и бросили.
  - Что выпытали?
  - Сведения.
  - А как «бросили»?
  - Кормить перестали – они и умерли.
  - Иди ты!
  - Тамара Павловна! Атас!

  - Выходите! – Тамара Павловна распахнула амбар. – По одному. Руки за спину.
  Тоська глянула в её лицо. Оно было серьезное, расстроенное, но не злое. В глазах плясали сердитые огоньки.
  - Шагом марш, - кивнула она на терем. – Кто такие? Фамилии? Быстро.
  - Тося Игначева… Дима Строев, - пролепетали они и понуро поплелись к крыльцу.
  - Одноклассники? - зловеще поинтересовалась хозяйка.
  - Ага…
  - Зачем пожаловали?
  - Да мы…
  - Мы к… Зосе.
  - Ах, к Зосе! - женщина втолкнула их в сени, – А эту передовым дозором выслали?
  На полу под лестницей со связанными руками, как зверек, сидела Самохина и с ненавистью поглядывала на всех из-под черной челки.
  - Рассказывайте, - строго сказал Стасик. – Иначе в милицию сдам.
  Все молчали. Димка, не зная, с чего начать. Тоська – от ужаса. Отчего молчала Самохина, никто не знал. Тамара Павловна прислонилась к стене. Травяные веники  зашуршали. Стасик придвинул табурет:
  – Садись, мама.
  - Мы из одного класса, - откашлялся Строев.
  «Выпытают – и бросят! - мелькнуло у Тоськи. – Её нельзя травмировать! А мы…. Не простят».
  - Зачем пришли?
  - Мы – к Зосе, - чуть слышно повторила Антонина. – Мы хотели…
  - Дура! Предательница! – взвыла Самохина. – Не верьте ей! Она деньги искала! Ей двухкомнатную квартиру хотелось!
  У Тоськи потемнело в глазах: теперь Зося узнает, что она  хотела ограбить бабушку! Что она наделала!
  - Неправда! То есть, правда, конечно. Тося действительно живет… в однокомнатной, и у них тесно, но грабить она не хотела!
  - Хотела! Хотела! – завизжала Самохина. – Она через балкон лазала, чтобы за бабкой следить!
  - Ты её и подбила! – уперся Строев. – Она сперва согласилась, а потом неудобно было отказываться! – он повернулся к Стасику с Тамарой Павловной. – Самохина пообещала, что будет с ней дружить, и даже джинсы подарила. На самом деле хотела, чтобы Тося за бабой Зиной шпионила, потому что у них эти… балконы смежные!
  - Болван! Она сама хотела! Её никто не заставлял!
  Все повернулись к Тоське.

  Никто не заставлял! И она – предательница! Всех предала: Верку, Зосю, маму с бабушкой, даже верного, несмотря на Маринку Круглову и «бутылочку», Димку, которого водила за нос. И вот он, час расплаты.
  - Я… я сама… вначале хотела. И… сама… через балкон, - она закрыла лицо ладонями и, оборвав два «веника», сползла по стене. «Веники» свалились на голову. Горький запах, ломкая трава, сизые листья. Желтые сухие «солнышки» в соцветиях…
  Рыжая пижма, синий василек…
  Все отвернутся. Так ей и надо.
  - Ну, что ж, - очнулась неподвижно глядевшая в пол Тамара Павловна. – По крайней мере, ясно. Деньги, значит, искали…
  Она вздохнула, подняла рюкзак с пакетом:
  - Твой?
  Димка кивнул.
  - Даже карта, - она огорченно покачала головой.
  - Нож-то зачем? – подал голос Стасик.
  - Палочку какую-нибудь… выстругать. Или… для обороны.
  - Оборонщики!..
  - А тут что? – она раскрыла пакет.
  Димка посмотрел рыдающую под «вениками» Антонину.
  - Господи, колются…
  - Это… кактусы. Она Зосе несла.
  - Дура! Уродка! – захохотала под лестницей Самохина.
  - Погодите, - сказала Тамара Павловна и с мешком, полным «ёжиков», отправилась в комнаты.
  Хлопнула одна дверь, вторая…
  Потянулось время ожидания.
  Шустрые букашки ползали по сухой траве и шуршали. Где-то звенел одинокий комар. В солнечных лучах, проникавших в сенцы, висели тонкие нити паутины.
  - Выходи! – скомандовала Верке Тамара Павловна.
  - А руки?!
  - Так дойдешь. Шагом марш отсюда!
  - Руки развяжите! – завопила Самохина.
  - Много чести, - Стасик вытолкнул её на крыльцо.
  - Хватит сырость разводить, поднимайся! – Тамара Павловна тронула Тоську за плечо. – Пойдемте, - и распахнула обитую коричневым дерматином дверь.

  Медный самовар гостеприимно пыхтел выведенной в форточку трубой. На столе дымился свежезаваренный чай, стояли вазочки с вареньями. Веселые гусляры ударяли по струнам, а ловкие барыни в кокошниках отплясывали на подоконнике кадриль.
  - Зачем на доме антенна, если электричества нет? – осторожно поинтересовался дотошный Строев, хрустнув предложенным печеньем.
  - Это дядя Слава экспериментирует! – всплеснула руками светловолосая девочка с огромными, как озера, глазами. Все сидели на стульях, Тамара Павловна – на лавке, а девочка в широком кресле с колесами, прикрытым клетчатым пледом так, что со стороны казалось, будто это совсем даже обыкновенное кресло, а не специальное.
  - Телек хочу от старого аккумулятора запустить, - застеснялся, пожав плечами Стасик.
  - Получается?
  - Вроде, да.
  Тоська сидела в углу и молчала: «Все равно не простят! Она залезла в дом, травмировала Зосю. Выгонят, как Самохину, и правильно сделают. Лучше уйти самой». Она пошевелилась, сделала попытку подняться. Ноги не слушались.
  - А как без холодильника? – не унимался Строев, всеми силами старавшийся поддерживать беседу.
  - Так погреб же… есть! – снова обрадовалась девочка, распахнула глаза и после секундной паузы все, кроме Тоськи, захохотали и закачали головами:
  - Погреб!
  - В него сегодня попалась мышка!
  - Представляете: заходит себе, обшаривает полки, половики – в сторону – и в погреб!
  - Ха-ха-ха!
  -Я слышу, кто-то ходит, звоню: «Тётя Тамара!» Она прибежала и крышку – раз! – и захлопнула!
  Тоська встала из-за стола.
  - Куда ты? Сиди уж, - проворчала, отсмеявшись, Тамара Павловна. – Сделала глупость, теперь весь век убиваться?
  - Ой, пустяки, какие! – Зося подъехала к ней, обняла. – Все позади, что ты! Главное – ты не со зла! Ну, пожалуйста! – она обвела всех умоляющим взглядом. – Давайте забудем?! Нам еще… кактусы сажать!
  Тоська плюхнулась на стул, и все опять засмеялись.
  - Я руку-то сунула, а там – колючки! Что такое, думаю?
  - Мама звонит: «Еще двое!» Я бегом! Сапоги снял…
  - А мы в сарае, как лазутчики!
  - Тётя Тамара говорит: «Сиди здесь! Тебе нельзя расстраиваться!» А я подъехала – и в щелочку!
  - Димка сразу угадал, что она в погребе, - несмело встряла Тоська, и смех захлебнулся.
  - Тоська ей наплела, что в доме сундуки, в сундуках – шкатулки с облигациями! А в погребе – бочки!
  - Нет у меня бочек! – возмутилась Тамара Павловна, все захохотали. – Тьфу, ты! Запутали вконец! Ох, и нехороша эта ваша Самохина! Держитесь от неё подальше.
  - У нее папа пьет…
  - Это не оправдание!
  - …и бьет их. Вернее, маму.
  - Все равно, - тётя Тамара покачала головой.
  - Бедная девочка! – сказала Зося, и все поняли, что если она сказала, что «бедная», то точно.
  - Она вас, при случае, не пожалеет! – Тамара Павловна была настроена бескомпромиссно. - Довольно о ней. Кому еще чаю?
  Они заголосили в три голоса: «Мне, мне!». Даже Стасик присоединился. Трясущимися руками Тоська разрезала румяный бублик, намазала его маслом, полила сверху малиновым вареньем из красивой вазочки. Тамара Павловна добавила в самовар шишек. Он запыхтел, как паровоз. Сказала: «А ну-ка, рыбки! – и вытащила из печной пасти сковороду. – Слава наловил». Все съели по большому куску и даже по два. «Вкусно!» - Строев поправил очки. «Я лещей с моторки ловлю», - небрежно обронил Стасик, у которого при ближайшем рассмотрении оказались веснушки, рыжие кудри и щеки «с пушком». У Димки загорелись глаза: «Можно и я?» Тот пожал плечами: «Поехали. А плаваешь?» «В бассейне! Вон с тем рюкзаком хожу!», - он показал для убедительности на злополучный рюкзак с ножиком и картой.
  Девчонки хихикнули: опять!
  «Мальчики» встали из-за стола.
  - Сейчас собираетесь? – растерялась Тоська.
  - Чего ждать?
  - Вы пока… кактусы сажайте, - распорядился Строев. – А то они завянут.
  - Да пусть едут! - Тамара Павловна приняла пустую сковородку. – Часок порыбачат. С собой возьмете…

  - Пойдем? – Зося посмотрела на Тоську «озерами». – У меня в сарае ящик хороший…
  - Ага, - встрепенулась она и пристроилась сзади, чтобы толкать то самое кресло, которое оставляло следы на песке.
  - Я сама!
  Тамара Павловна показала глазами: не тронь! Пусть сама!
  Они спустились с пандуса и взяли курс на амбар, в который раньше складывали припасы на зиму, а теперь доски, инструмент и остатки цемента в мешках. Неглубокий вместительный ящик пришелся в самую пору. Накопав удобренной земли, они добавили в него песка – Тося сказала, что надо непременно песка и камешков! – золы из печки, и, вывозившись, как поросята, потащили его к крыльцу. «Ёжики» с лоффорой и коралловидной опунцией, посаженные не в ряд, а красивыми «кучками», благополучно перекочевали на новое место жительства.
  - Они неприхотливые! Можно раз в неделю поливать…
  - Зацветут, как думаешь? – руки у Зоси были в золе, песке, а глаза – смеялись.
  - Зацветут! У тебя комната солнечная…
  - Попрошу маму книжку про них купить.
  - Вы бы нарциссы подправили! – Тамара Павловна сделала руку «домиком». – Досталось им, - она неодобрительно, почти, как Тосина бабушка, взглянула на «колючки». - Куда хочешь ящик поставить?
  - К себе на подоконник!
  Тоська схватила короткую тяпочку и поскакала к затоптанным нарциссам.
  - Что-то я не вижу в них особой красоты…
  - Тётя Тамара! Вы что! Смотрите, они, как маленькие человечки! Один – толстый и важный, второй – весь изогнутый, как крючок, робкий…
  - «Толстый и тонкий», - усмехнулась Тамара Павловна. – Как у Чехова.
  - …третий – стройный. Настоящий спортсмен. А лоффора – девочка! Я дам им имена!
  - Придумщица ты, - она вздохнула. – Заканчивайте, у нас процедуры.
  - И я своих назову! - подошла к креслу справившаяся с нарциссами Тоська. – Поехали?
  - Ставь на колени!
  - А… ничего?
  - Нормально! Тамара Павловна говорит, их надо потихоньку нагружать…

  Они благополучно миновали сенцы с кухней и вкатились в Зосину комнату. Старый Алтей удивленно поднял голову: «Бедный мой, пес! Всех гостей проспал», - сказала ему Зося. Он посмотрел на девочек слезящимися глазами и положил рыжую морду на лапы.
  - Вы, правда, будете со мною дружить? – вдруг обернулась она.
  - Мы… и сейчас… дружим…
  - А если… я не поправлюсь после… операции? – лицо у нее потемнело.
  Тоська кивнула:
  - Будем. Только ты не думай, что не поправишься! Думай – наоборот. Сама говорила, исполнится!
  - Иногда не получается, - виновато ответила она. Тряхнула пепельными волосами. – Смотри, я место подготовила!
  Широкий подоконник теперь был наполовину пуст: кисти и краски отъехали в левый угол. Тося подстелила клеенку, выделенную Тамарой Павловной, водрузила на неё ящик.
  - Я его картоном обобью, - Зося показала, как, - и пальмы на нем нарисую!
  - Сумеешь? – не державшая в руках молотка, Тоська имела в виду «обить».
  - Пустяки! Я недавно кресло обила! И диван… вместе с дядей Славой, конечно.
  - А где же куклы? - Антонина огляделась.
  - Вон они!
  Тося отступила на шаг и в промежутке между окном и диванчиком увидела спрятанную в углу этажерку с тремя полками, сплошь уставленную пастушками в красных косоворотках, кудрявыми гуслярами и барынями в кокошниках. Это на двух верхних полках. На нижней лежали альбомы, блокноты, за этажеркой стояли повернутые к стене куски картона, фанеры, а в дальнем углу прятался непонятный для Тоськи предмет, похожий на сложенную гладильную доску. Такая была бабушки – старая, с деревянными «ногами», потом они её выбросили и купили компактную: «Места меньше занимает», - сказала Елена Павловна.
  Она подняла брови.
  - Это мольберт, - тихо сказала девочка.
  - Ты… рисуешь?
  - Немного. Ко мне два раза в месяц Игорь Денисович приезжает. Он в Гвардейском рисование преподает. Мы с ним… занимаемся. Я там и в школе учусь, ты не думай!
  Тоська ничего не думала! Она заворожено смотрела на мольберт: раскрашивает кукол, прибивает фанерки на ящики, рисует! А она только выращивает кактусы, прыгает с Батарейной горы на гаражи и балбесничает! Мама сто раз говорила: «Учись, Тося, шить или готовить! Пригодится!»
  - Какая ты молодец…
  - Ой, что ты! У меня вначале ничего не получалось. Особенно с акварелью. Игорь Денисович говорил: «Оттенки не видишь!» Потом мы взяли гуашь и темперу. Я руку набила – и пошло! Сейчас, представляешь, мне мама масляные краски купила! Настоящие!
  - А оттенки? Видишь теперь?
  - Вижу! – весело засмеялась девочка.
  - Покажи!..
  - Вот, - она взяла с полки альбомы. – Это из последних. Первые не буду показывать, слишком ученические, ладно? - по-взрослому сказала она и развернула первый лист.

  - Цветы! – ахнула Тоська.
  Сочные, ядовито-розовые пионы, красные, как огонь, гвоздики, волнистые петунии с темными, почти черными сердечками, крупноголовые мальвы глядели на нее из одного альбома. Нежные весенние крокусы, сиреневые примулы, печальные лилейники и воздушно-белые нарциссы – из другого. И неприметные полевые цветы – из третьего. Она опустилась на диван, взяла листы на колени.
  - Пастушья сумка…. А это?
  - Окопник лекарственный… чистец лесной… наперстянка, душица обыкновенная, - без запинки поясняла Зося. – Череда, чага, крушина…
  - Василек!
  - Мне тоже нравится, - застенчиво сказала девочка. – Любимый!
  Темно-синие, как море, по краям – фиолетовые, пушистые, высунувшие тонкие мохнатые лепестки из чешуйчатых бочонков васильки смотрели на них с альбомного листа так, точно это были не цветы, а глаза. Детские, взрослые – разные. Стебельки извивались, бледные восковые листья сплетались кружевом. Один цветок подмигивал, другой – удивлялся, третий – смеялся, четвертый – задорно щурился.
  - Дружная семейка! Как же красиво…
  Тоська вертела лист и так, и сяк – и всякий раз выходило по-новому.
  - Подари! – вдруг сказала она, и замерла в ожидании: Зося сказала, любимые! Жалко дарить. Глупый язык! Зачем она попросила?! Бабушка ругала за подарки…
  На Зосиных «озерах» выступили слезы.
  - Меня ещё никто не просил, - шмыгнула она носом, достала кисточку и, обмакнув её в тушь, коротко подписалась в нижнем углу: «Зося». А на обороте: «Подруге Тосе», - и поставила число.
  - Так?
  Тоська угадала в коротком вопросе: «Ничего, что «подруге»? Правильно?» Она кивнула: «Конечно!».
  - Кукол я много дарила, а рисунки – никогда, - она опять всхлипнула, и Тоська испугалась, что «травмирует».
  - Знаешь, если бы твои рисунки видели, каждый бы просил: «Подари!» Рисунков бы не хватило, точно! Ты бы рисовала-рисовала.… А они стояли бы под окнами и клянчили: «Подари-подари!»
  - А их тётя Тамара… ружьём, - Зося улыбнулась сквозь слезы.
  - Зачем пожаловали? Ну-ка, марш!
  Они засмеялись.
  - Это вы про кого? – поинтересовалась вошедшая в комнату Тамара Павловна. – Половина пятого, Зосенька. У нас процедуры.

  - Три леща! Три леща! – заорал ворвавшийся в сенцы Димка.   Волосы у него были всклочены, как у нормального панка. – А сколько поклевок было! Обалдеть! Два таких сорвалось, что вообще!..
  Он раздвинул руки.
  - Метровых, - усмехнулась Тамара Павловна и подала пакет. – Засунь, чтоб не испачкаться.
  - Ну, не леща, а подлещика, - поправил Строева степенный Стасик. – Лещи разве такие?
  - Они километровые, ага, - понимающе переглянулись девочки, хотя лещи им понравились. Они были круглоглазые, желтопузые, с блестящей липкой чешуёй, красноватыми плавниками и тяжелыми плотными хвостами. Так и просились на сковородку!
  - В следующий раз на щуку пойдем! Дядя Слава сказал, у заводи щуки водятся, - Димка просительно посмотрел на Стасика.
  Тот глубокомысленно заметил:
  - На щуку – погода нужна.
  - Давай свой рюкзак, - скомандовала Тамара Павловна. – В него положу. И варенья дам по баночке…
  - А что мы дома скажем? – растерялась Тоська.
  - Правду. Вот уж лучше всего.
  «Тогда придется рассказывать про «кубышку», - вздохнула она.
  Ужасный день! Сбежала с уроков, отсидела под арестом в амбаре, опозорилась перед Зосей и Тамарой Павловной со Стасиком. Сама виновата! А впереди «последний бой»: надо как-то рассказать обо всем маме с бабушкой!
  - Не вздыхай! Чем быстрее признаешься, тем легче будет. А то так и будет за душу тянуть. Твой пакет в его рюкзак положу, - она показала на Димку. – Чего четыре не поймали? Было б поровну. Ну, да сами разберетесь…
  Тося сходила в комнату за «васильками». Попробовала свернуть  рисунок трубочкой: нехорошо! В рюкзак засунуть - сомнется, в руках нести – неудобно.
  - Погоди, - серьезный Стасик сбегал на второй этаж.
  - Ух, ты, какие! Ничего себе, – поправил очки притихший Строев. – А у меня четверка по рисованию. Была.
  - Словно на лугу…
  - Давай сюда, - Стасик протянул ей круглый предмет, похожий на пенал, но большего размера. В него можно было засунуть десять пеналов – не меньше! Он был старый, черный, помятый с боков, с оторванной и пришитой наново ручкой.
  - Это тубус, - подала голос Зося. – Папин еще…
  - Я буду беречь!
  Тоська заметила, что она устала. А впереди процедуры!.. Наверно, тяжелые. Тётя Тамара вон, какая строгая, у неё не забалуешь!
  - Мы скоро придем!
  - Обязательно!
  - Не обещайте, а приходите! - подтвердила «строгую» репутацию Тамара Павловна. – Навели сегодня шороху. Насилу разобрались. Смотрите у меня! Впредь, чтоб по дорожке! И цветов не мять, поняли?
  - Поняли! Конечно!
  - Я буду ждать, - тихо сказала побледневшая девочка.
  - Спасибо за гостеприимство, - с надеждой глядя на Стасика, вежливо поклонился Строев, и все – рассмеялись.

  - Как думаешь, она поправится?
  Они стояли под козырьком остановки, мимо проносились тяжелые грузовики, а их автобуса все не было.
  - Я вовсе об этом не думаю. Мама сказала, надо принимать людей такими, какие они есть и… не возлагать надежд. Вот ты, например, в очках, а у меня – ресницы белые, и что?
  - Сравнила! Ресницы… выкрасить можно, в очках вообще тыща народа ходит, а тут…
  - Что «тут»?! – взъелась Тоська. – Подумаешь! Вернее, не «подумаешь», но все же. Ну, ездит человек на коляске, что ему теперь, друзей не иметь? С людьми не общаться?
  - Ты что?! Разве я говорю…. Просто жалко её…
  - А она не хочет, чтобы её жалели! Она хочет быть, как все! А все – разные. Она – такая!
  - Я в принципе согласен, - дружелюбно ответил Строев. – Садись!
  Тот же резкой, визгливый автобус щелкнул за их спинами дверцами. И снова – сосны за окнами, ели, папоротники, гранитные валуны да поникшие от жары березы. Истомленные пассажиры подставляли лица под форточки. Взмокшие военные дремали, уронив головы на грудь. На загорелых красных шеях сверкали белоснежные подворотнички. Вскоре перед глазами замаячили зеленый купол Выборгского замка, шпиль ратуши и башня, похожая на финскую кирху. На них надвигался город, а с ним и неминучая беда: «Придется признаваться!» Тоська кусала губы: «Лучше правду, лучше правду…»
  Но как?!
  - Тебе два подлещика, мне – один.
  - Почему это? Ты ловил…
  «Лучше правду!»
  - Потому что это… подарок.
  - Я и так вся в подарках. Бабушка ругается. Зосины, конечно, не в счет.
  - А нечего было побираться, джинсы у Самохиной брать. Я тебе говорил…
  Она заплакала – сказался тяжелый день!
  - Дурак какой-то…
  - Ладно. Я же просто так. Не бойся. Ну, поругают, ну, может,… выпорют. Что такого?
  - Меня не бьют, - насторожилась она: а вдруг?
  - Это плохо, - посочувствовал Строев, и с умудренным видом опытного человека добавил, - иногда помогает.

Окончание