Рыжая пижма, синий василёк
Повесть о школе, о девочке Тосе, о родителях и бабушках с дедушками :)
Жанр - приключения
Начало
Часть девятая
(публикуется без корректуры)
Она ступала неслышно, дышала через раз.
Половицы все же скрипнули. Тося замерла. Широкие, обитые блестящей лаковой вагонкой сенцы, на прихожую это помещение никак не походило, были увешаны пучками трав, от запаха которых кружилась голова. Пучки свисали рядами. На грубых самодельных полках стояли жестяные коробки в горошек, банки, затянутые пергаментной бумагой и завязанные веревочками, и несколько потрепанных корзин. «Может, деньги в банках? В одном фильме дяденька хранил серьёзный документ на самом видном месте!» Витая лестница с балясами упиралась в потолок, точнее в люк на потолке. Балясы и лестница были выкрашены веселой краской – красной, синей, зеленой. Обитая коричневым дерматином дверь вела во внутренние покои.
Тося осторожно повернула ручку.
Половину просторной кухни занимала щербатая деревенская печка, выбеленная мелом. Она была увешана гирляндами небольших «ландышевых» пучков на веревочках. Сморщенные желтые цветочки, как потухшие солнышки, виновато качнулись, кивнули Тоське: «Здравствуй, здравствуй!» На черной плите стояла зеленая кастрюля и вкусно пахла щами. Полстола у окна занимали рыжий самовар, вазочка с печеньями, заварной чайник «под гжель» и две булки с маком на красивой тарелочке. Старинный буфет прятался в углу, над ним висела одинокая икона с белоголовым святым, а сбоку лепились еще две полки с коробками. За буфетом стоял топчан, накрытый одеялом из лоскутков. На полу лежали домотканые половики в полоску, а подоконник был заставлен глиняными гуслярами, пастушками с дудками и дородными матронами в синих полосатых поневах и высоких, расписанных золотом, кокошниках.
В тереме было уютно и красиво. Как в сказке.
Стараясь не делать лишних движений, Антонина приблизилась к печке: «И тут пучки! Черная Зоя приезжает сюда за травами, а Стасик – их собирает!» Шагнула в сторону, замерла перед белой дверью с круглой латунной ручкой и, зажмурившись, толкнула её от себя…
Лохматая рыжая собака лениво зарычала, обошла её сзади и улеглась на разноцветный коврик, перегородив огромным телом единственный выход. Собака была старая, дряблая, со слезящимися глазами и вялым хвостом, но Тоська могла поручиться, что добрая!
Вот и ловушка. Всё, ей не выбраться.
Сейчас придет Стасикова мама и ей придется доказывать, что она не воровка, и зашла в дом… водички попить. Противный голос в животе насмешливо пропел: «Не воровка? А кто же?» - и Тоську качнуло. Собака зарычала, подняла рыжую морду и показала клыки…
- Ты кто? – тихо спросила из-под одеяла белоголовая девочка.
- А… ты?
- Я – Зося, - ответила она и выпростала руки.
- К-кто? – Тоська совсем очумела.
«Зося! Зина, Зоя, Зося – все на букву «З»! Верка права!»
- Никто, наверное, - девочка приподнялась на локте. У неё были ясные глаза и пепельные волосы до плеч.
«Как у Веры, только наоборот».
- Меня… Тосей зовут.
- Не бойся, он добрый.
- Я не боюсь.
Зося подтянулась на руках, Тоська увидела, какие они у неё сильные, и села на постели. На ней была простая футболка с ёжиком.
- Я болею, - равнодушно сказала она, кивком показав на спрятанные под одеялом ноги-ниточки. – Это авария. Чтобы ты не спрашивала…
- Я… и не спрашиваю.
- Все спрашивают. Садись, - Зося тряхнула головой в сторону маленького диванчика, на котором валялось начатое вязание, пяльцы с незаконченным цветком и коробка с нитками. – Отодвинь и садись.
Рядом с диваном стояло то самое кресло – страшное с огромными колесами, следы которых отпечатывались на песке. Тоська сглотнула подступивший к горлу комок: «Никакие они не контрабандисты! Бедная девочка!» Наверное, жалость отразилась на лице. Зося вздохнула:
- Все меня жалеют, а я не хочу. Ты уйдешь?
- Нет! – быстро сказала Тоська. – У нас сегодня была экскурсия, а мы сбежали.
- Расскажи!
- В парк Монрепо. Там остров Мертвых.
- Я читала! – захлопала в ладоши Зося. – У меня есть «История Выборга». На нижней полке стоит – возьми.
Тося встала с диванчика, подошла к окну. Оно смотрело на лес и на поломанные ими цветы. Взяла с нижней полки увесистый том в глянцевой обложке:
- Эта?
- Да, там фотографии, - она подтянулась к дивану. – Вот замок Людвигштайн на острове Мёртвых. Туда можно только доплыть, представляешь?
- Ага. На лодке с мотором.
- У Стасика такая.
Антонина уткнулась в книжку: она знала, что у Стасика.
- А вот Круглая башня! Нас туда водили, - Антонина покраснела: зачем она сказала, что водили? Вдруг Зося обидится? Ей наверняка тоже хочется, а она не может!..
- Расскажи! – щеки у девочки порозовели.
- Экскурсовод был смешной, - брякнула Тоська. – Толстый, лысый. Разговаривал шепотом. А Гуськов баловался, и когда экскурсовод рассказывал про Скотопрогонную башню, ржал…
Зося залилась колокольчиком. Рыжая собака подняла голову.
- Нас еще в замок поведут и в «дом на скале». Я тебе потом расскажу.
- Разве ты еще придешь?
- Конечно.
- Все так говорят. И не приходят. Если не придешь, я не обижусь, не думай.
- Чего мне думать, я возьму – и приду. Если… пустите…
Зося задумалась:
- Мама не хочет, чтобы ко мне приходили.
- Почему?
- Говорит: «Травмируют». Она не хочет, чтобы я плакала.
- А ты… плачешь?
- Иногда.
- Я тоже! – с жаром сообщила Тоська. – У меня папы нет, меня вообще в подоле принесли.
- И у меня нет, - Зося опустила голову. – Он умер.
- Как?! – Тоське казалось, если папа есть – он будет вечно!
- В аварии погиб. Мы втроем ехали. У мамы – сотрясение мозга, у меня – вот, - она показала на ноги – ниточки, - а у папы черепно-мозговая. Он пожил-пожил – и умер.
- Ужас, какой, - пригорюнилась Тоська: теперь понятно, почему Черная Зоя – в черном и грустная.
- Бабушка говорит… это из-за неё.
- Что?!
- Авария.
- Как это?
- Она говорит, кому дается – у того отнимается. А ей сила дана. Она людей лечит. Вот у неё и… отнимается. Никому не говори, ладно?
Тоська кивнула.
- Она теперь хочет умереть, чтобы… я поправилась. А я боюсь.
Зося закусила губу, потеребила край футболки с ёжиком:
- Лучше пусть я… такой останусь, лишь бы они жили.
«Все-таки колдуньи!» - Тоська сидела ошарашенная и не знала, что сказать.
- Да не колдуньи мы! Я совсем не умею лечить, а мама только учится. Это же травы. Целая наука.
- Ну, да, я читала. И бабушка моя у твоей лечилась. От косточек. Они у неё растут.
- От них она лечит, - девочка вздохнула.
- А тебя?
- У меня компрессионный перелом. Мама говорит: «Если чудо». Они меня травами лечат. Я ведь совсем лежала, а теперь, смотри! – Зося повертелась туда-сюда на кровати, помахала руками. – Ты, правда, придешь?
- Спрашиваешь! Они вылечат, ты верь!
Зося кивнула.
- А я папу ищу. Он в соседней школе учился – на класс старше мамы.
- Расскажешь потом, какой?
- Ага. Я даже думаю: пусть пьяница, как у Верки Самохиной…
- Кто это?
- Так – одноклассница, - она испуганно посмотрела в окно. – Красивая очень. Ты тоже красивая, – и правда: на нежном личике девочки сияли огромные серые глаза в игольчатых ресницах, а на правой щеке, когда Зося улыбалась, показывалась круглая ямочка.
- А у меня – вот, - Антонина показала на выкрашенные луком негустые волосенки и белые ресницы с бровями.
- Ромашкой надо. И крапивой. Пустяки! Не вздумай расстраиваться. Знаешь, что?
- Что?
Зося зашептала:
- Ты живи, как королева! Как будто ты самая красивая, понимаешь? И непременно станешь, я знаю! – серые глаза потемнели. – Надо только думать, думать - и всё исполнится. Я вот хотела, чтобы кто-нибудь ко мне сегодня пришел, и ты пришла!
- Ой, не знаю, - Тоська покачала головой. - Я вообще-то попробую.
«В этом что-то есть, - она посмотрела на пса, потом опять на окно. – Не хотела я искать эти противные деньги! Все думала-думала, на асфальт падала. И вот – не ищу!»
- Тебя там… эта девочка ждет?
- Да. То есть… не совсем. Ты не думай, что я…. Что мы, как воры… залезли.
Она опустила голову: ну, как рассказать ей «про «кубышку»!
Что она наделала!
- Мы там… цветы помяли.
- Пустяки! – у Зоси всё было «пустяками». – Я поправлю!
- Ты?!
- А кто же? – девочка заулыбалась. – У нас с Тамарой Павловной распорядок: утром ванна с травами, массаж, потом я отдыхаю – это сейчас, - она весело хихикнула. – После обеда мы гуляем, и я поливаю цветы. Сама, представляешь?
- Здорово. На этом? – Тоська показала на кресло с огромными колесами.
- Да. Оно… некрасивое, но удобное. У меня даже тяпочка есть. Я их окучиваю.
- А у меня кактусы на окне! Коралловидная опунция, куча «ёжиков», как у тебя на футболке, - Тоська показала, каких. – Мексиканская лоффора и несколько астрофитумов. Я тебе дам, у меня как раз… отростков полно.
- Здорово! – Зося захлопала в ладоши. – Ты не представляешь, как здорово!
- А кто это Тамара Павловна? Массажистка?
- Угу. Она со мной… работает. Очень опытная. Они с мамой… хотят подготовить меня к операции. Я немножко боюсь.
- Подготовят! Сама говорила, «надо думать» - и исполнится. Не бойся.
- Я стараюсь. Врачи сказали, сложная операция. Ты, правда, еще придешь?
Тоська кивнула:
- Обязательно.
- Я твои кактусы на окне поселю, поместятся? - девочка показала на широкий подоконник, на котором стояли три куклы в кокошниках: такие Тоська видела в комнате с самоваром и печкой.
- Сто пудов! Тут как раз солнце, - она подошла к окну. Рыжая собака подняла голову и недовольно проследила за её движениями.
- Старый. Папин еще. Он глухой. Хоть бы пожил! Мама его лечит. Свои, Алтей, свои.
Пес успокоился, но от порога не отошел.
- Ты их раскрашиваешь?! – на столике рядом с куклами лежали краски в тюбиках. В стаканчиках стояли кисти – широкие, плоские, тонкие волосяные с острыми аккуратными кончиками - и море карандашей с фломастерами.
Зося покраснела:
- Да. Я их дарю. Какая тебе нравится? Бери. С красными бусами хорошенькая. В зеленом платье тоже ничего.
- С бусами! – Тося схватила «красотку» за пышные бока. Кукла была румяная, веселая, в ярком кокошнике и синем платье кругами. На щеке у неё была заметная впадинка. Ямочка! – На тебя похожа!
Зося замахала руками:
- Ой, нет! Она толстая!
Антонина сунула куклу в карман, тот оттопырился, будто в него затолкали «кубышку».
- Пойду, - неуверенно сказала она. – А то Тамара Павловна.
- Хорошо, - покладисто согласилась Зося. - Если не вернешься, ничего. Но я буду ждать.
- А можно… мы со Строевым придем?
- Кто это?
- Мальчик из класса. Самохина говорит, он зануда, а мама, что надо принимать людей такими, какие они есть.
- Приходи со Строевым, - тряхнула пепельными волосами девочка.
Антонина сделала неуверенный шаг к двери.
- Алтей! – громко позвала пса Зося. – Дорогу! Ступай, а то Тамара Павловна вернется. Я их с мамой и бабушкой… подготовлю, - она несмело улыбнулась.
- Не понимаю, - Тоська взялась за дверную ручку. Задумалась.
- Чего?
- Ты говоришь: «С бабушкой», - но она ведь… прабабушка, верно?
- Самая настоящая бабушка, а что?
- А почему называет твою маму… «внученька»?
- Не знаю, - опешила Зося. – Где называет?
«Проболталась! – ласково сказал гадкий голос. – Теперь колись. Рассказывай, как шпионила, через балкон лазала».
- Я сама слышала, - смело ответила Тоська. – Мы соседи по балкону. У твоей бабушки форточка была открыта – через неё.
«А про ноги над пропастью? – не унималось вредное существо в животе. – Про «кубышку»? Про теснотищу и новую квартиру на колдовские денежки?» «Потом, - взмолилась Антонина. – Сразу… не могу». «Какая нежная! Как бабушек грабить, так смелая! А как отвечать, так потом?»
- Соседи?! – обрадовалась девочка. – Вот это да! Зося и Тося - соседи! Это она со мной по мобильнику! Она всегда говорит: «Внученька».
Алтей недовольно фыркнул, зевнул и сошел с коврика.
«Но я же слышала! – недоумевала «про себя» Тоська, - «Открой пошире… внученька… душно!» Неужто спутала?
- А почему ты с ней не живешь?
- Пятый этаж. Мне гулять надо…
- Извини!
- Что ты! Пустяки, - Зося махнула рукой. – Иди. Тамара Павловна сказала, до двух поработает – мы за домом парник разбиваем – сейчас без пятнадцати. Спасибо тебе. Я знала, что сегодня ко мне придут! И ты пришла.
Тоська сжала в кармане куклу в кокошнике:
- Я вернусь.
- Буду ждать. Иди!
Она спустилась с крыльца, но не по пандусу, теперь она знала, для чего в доме пандус, а по девяти ступенькам и, не пригибаясь, не глядя на амбар, в котором пряталась Самохина, зашагала по центральной дорожке к калитке. Калитка была на замке. Но забор-то! Тоська пролезла под осинами, пробежала по «нейтральной полосе» и выскочила на усыпанную шишками тропинку. С распаренных сосен стекала горячая смола и застывала мутными каплями. «Фею» ей свою подарю. Зачем мне? Я и на экскурсию могу, и в магазин, и со Строевым по улицам пошататься. В кино сходить или с бабушкой в мороженицу. Может, мы даже с мамой в Сестрорецк поедем – к Надежде, она скучает. А Зося?»
Птички с малиновыми грудками прыгали по траве и пищали. За деревьями показался берег: теплый песок, синие волны, два гранитных «великана», из-за которых они подглядывали за Стасиком и Тамарой Павловной. Тоська уселась у подножия первого, прислонилась спиной к горячей поверхности. Носатые чайки захлопали крыльями, закричали. «Зося сказала: «Свои, Алтей!», - а разве она «своя»? Тоська горько вздохнула. Вытащила из кармана красавицу с бусами: «На подоконник поставлю, рядом с кактусами». Несмотря на горечь, на душе у неё полегчало. Тяжелый, не меньше «великана», камень свалился с неё и укатился далеко-далеко. «Выкуси!», - сказала она гадкому чудовищу в животе.
«Рано радуешься, - хихикнуло оно. – А кто шпионил, Александр Сергеевич?»
- Игначева, с ума сошла?! – Верка плюхнулась в песок. – Я, как увидела, ты к калитке чапаешь, чуть в штаны не наложила! Сорвешь операцию. Вдруг она бы вышла?
Тоська спрятала красавицу.
- Чего молчишь? Мы договаривались, ты в сарай вернешься, а ты сразу сюда. Докладывай, что там?
- Ничего.
- Здрассте! Целый час пробыла – и ничего. Что так долго?
- На… второй этаж лазала.
- Ну, и?
- Дом, как дом.
«Там девочка!» - чуть не вырвалось у неё с языка.
- Ты будешь, наконец, говорить? – рассвирепела Самохина.
«Нельзя её злить! И говорить про Зосю – нельзя! Она ведь расскажет, что я… что мы вместе… хотели». «Договаривай, - мурлыкнуло «чудовище». – Ограбить, да?»
- Я… переволновалась.
- Какая нежная!
Тоськино сердце прыгнуло мячиком: подружка говорила точь-в-точь как «чудовище»!
- На, - Верка разломила бутерброд, который размяк и стал похож на непропеченный блин. – Закусим, и давай по порядку. Воды нет, пить хочется…
- Не надо!
- Чего ты?! – искренне удивилась Самохина. – В тереме подкрепилась?
- Ничего не подкрепилась, - Тоська нехотя взяла бутерброд. – Там, в общем, ничего особенного. Кухня с печкой, комната. В комнате…
«Что там может быть?»
- …сундуки! Маленькие, большие. Четыре штуки. В них шкатулки разные. Резные, лаковые. В шкатулках, - Тоська посмотрела на Самохину: не сильно она заливает? Но подружка сидела, сомкнув губы, и внимательно слушала, - чего только нет. В одних – травы в… мешочках. В других…
«Что же в других? – она уставилась в небо.
- …старые газетные вырезки, рецепты, бумаги.
- Облигации?! Ну, в смысле, ценные бумаги?
- И облигации… тоже, - Тоська смутно представляла себе облигации.
- Та-а-к. Понятно. Шкафы внизу есть?
- Н-нет. Корзины есть. На полках стоят.
- Пустые?
- В них тоже травы…
- Та-ак. У них, Игначева, тут база. Точно. А что за шкатулки? Почему не закрыты?
Антонина поняла, что допустила промашку.
- Ну, некоторые – открыты, а некоторые… совсем наоборот. Я потому и провозилась. Одна… открывается, вторая – не открывается
- Погреба не заметила? Бывают такие: типа люков – за колечко дернешь, крышка поднимается?
- Есть! – Тоська расширила глаза. – Под половиком. Я за него как раз зацепилась!
- Пошли, по дороге расскажешь.
Они побежали к остановке.
- Что в погребе?
«Что же там, Господи?»
- Бочки! Круглые такие, ржавыми железяками перепоясанные.
- Чем пахнут? Съестным… или?
- Капустой и… солеными огурцами…
- Понятно, - промычала на бегу Самохина. – Ловко придумано!
- Что?
- Очень ловко! Во всех бочках, допустим, соления, а в одной – сама понимаешь…
- А!..
- Так часто делают, я читала. Что еще в комнате? Мебель, какая?
- Кровать, диванчик маленький, стол у окна. И всюду… дорожки полосатые, коврики…
- Ишь, ты! – Верка покрутила головой. – Все для отвода глаз! Я думаю, деньги в погребе. Наверху, что?
«Еще и наверху!», - Антонина закусила губу.
- Там… веники по стенам развешаны.
- Березовые?
- Есть и березовые, но больше – травяные. Иван-чай всякий, пижма…
- Это еще что?
- Цветок полевой. Желтый.
Верка усмехнулась:
- Лабораторию развели! Надо же! Эй, подождите-подождите!..
Молодой шофер знакомого автобуса задорно улыбнулся: «А вот и девчушки!» - они вспорхнули на подножку, и «старичок», привычно зачихав, потарахтел к городу.
- К терему ездили? – спросил ошивавшийся у подъезда Строев. – Чего без меня?
- Сам ты к «терему», - отбрила его Самохина. – А если к нему? Представь, с экскурсии бы трое сбежали? Заметно. А так – ничего.
- Ничего себе «не заметно». Наталья три раза спрашивала.
- Выдал?
- Что я, совсем?
- Давно стоишь? – мигнула ему Тоська.
- Пообедать успел, а что…
Она показала ему кулак: «Молчи!»
- Покеда! – Верка помахала рукой. – Я, кажется, слона съем! Проголодалась – вообще! Позвоню тебе, Игначева…
- Выходи в шесть, - шепнула Антонина Строеву. - У меня важные новости.
- Говори сейчас!
- Выходи, буду ждать.
- Какое безобразие! – возмутилась Елена Павловна, выскочив в прихожую с половником «наперевес». – Дети до четырех часов голодные! Я все же схожу к вашей классной! Она приятная женщина, но отсутствие собственных детей сказывается. И ты хороша. Говорила тебе: «Тося, возьми бутерброд с яблоком!» «Бабушка, мы недолго!» А потом ранние язвы и хождения по врачам! Мой быстро руки – и за стол.
- Лучше бы ты, бабуля, стихи сочиняла, - пробурчала Тоська.
- Чего бормочешь?
- Не надо к классной, говорю!
- Я лучше знаю, куда мне надо! – Елена Павловна чуть не сказала «милая», но внучка вовремя повисла у неё на шее:
- Не ругайся, ба! Я тебя люблю…
- Какие нежности. Садись. Чего это вдруг?
- Не вдруг, а всегда. Не веришь, что люблю? – уставилась на бабушку Тоська.
- Да верю, верю, - оттаяла Елена Павловна. – Кого ж тебе любить? Маму да бабушку. Садись. У меня сегодня борщ. Мясо, правда, так себе, зато капуста нового урожая. Кочаны лохматые, а стоят, как…
Бабушка взялась рассуждать о дороговизне продуктов.
Тоська сбегала в комнату, поставила на подоконник красавицу в кокошнике. Картина получилась приятная: по левую руку – «ёжики», по правую – мексиканская лоффора, а посередке русская барыня. Чудно! «Не идет как-то. Платья не видно и вообще», - подумала она и, сдвинув книжки, водрузила куклу на полку рядом с черной лаковой шкатулкой с «драгоценностями». Как тут и была! Палехские цветы на шкатулке, синяя понева с желтыми кругами, красные бусы, золотой кокошник с розами – отличное сочетание!
Кукла затанцевала: «Ой, люли-люли! И кисель в кастрюле!»
- Ты чего там? Иди.
Тоська опрокинула в себя борщ – он ей пришелся по вкусу, особенно мясо, гречневую кашу с гуляшом, выпила стакан крепкого чая, схватила на закуску печенье и боком-боком попятилась к двери.
- Куда это? - поинтересовалась Елена Павловна не без строгости в голосе. – А уроки? Что за дела такие, Тося? Целыми днями скачешь, про все забыла? Ты даже не рассказала, про экскурсию!
- Потом. Бабуля, милая, все-все расскажу! Увидишь! Меня там Строев ждет! Я скоро!
- По русскому, что в четверти выйдет?!
- Четыре! Я исправила! Сочинение по башне на целую пятерку написала! – она рванула вниз, пока Елена Павловна не передумала. Какие уроки, когда последняя неделя, все оценки выставлены, и остался только «дом на скале»? А у неё – тайна! И какая! Ей надо обязательно посоветоваться со Строевым!
- Пошли к лимонке, - не глядя на Димку, скомандовала она.
- Мороженое куплю?
- Давай. Только шоколадное.
- Если есть. Я сейчас…
Димыч сбегал к ларьку, принес мороженое, горсть ядовито зеленых конфет «с добавками». Они уселись на железную решетку завода лимонной кислоты. Перед глазами раскинулся знакомый пейзаж: «ласточкино гнездо» с «уступами», детская площадка, складские постройки. Слева – девятиэтажные дома завидущей «улучшенной планировки», за ними - гаражи, вмурованные в подножие Батарейной, стеклянная «пятёрочка» и «гудючее» шоссе с остановкой, к которой ручейками стекались пассажиры. И самый широкий ручеек от подъезда бабы Зины Толмачевой.
Старый корпус завода начали демонтировать. На площадке за отстроенными «взрослыми» заведениями гудели бульдозеры, валялся битый кирпич. Тоська молчала. Откровенно говоря, она не знала, с чего начать? Хотелось с конца – со знакомства с Зосей, с её кукол, цветов, со старого глухого Алтея, но она чувствовала, что правильнее будет – с начала. С «теснотищи», «кубышки», со слежки за Зосиной мамой и висящих над пропастью ног…
- Про смерть, помнишь, спрашивала?
- Ну.
- В общем,… я через балкон перелезала. За бабой Зиной шпионила.
- Дура, это же пятый этаж! – возмутился Строев. – Самохина подбила?
- Не сказать, что подбила, - нехотя протянула Антонина. – Я по собственному… желанию. Мы деньги искали, - выдохнула она и выложила ошарашенному Строеву предысторию «краеведческого похода» к заброшенному финскому хутору.
- Короче, вы хотели украсть, - печально подытожил он.
«Украсть, украсть!» - весело завопило проснувшееся в животе «животное».
- Взять хотели… немножко – и все. Вера сказала, колдовские деньги можно. Они, как пришли, так ушли. Мы ей только душу облегчим…
- Ну, это я не знаю, - Димка почесал нос. – Все равно противно. Думай потом…
- Мне тоже, - понурилась она. – Я ей слово дала, что… до конца будем вместе.
- Грабительница! - заржал Строев. – Согласилась, а потом неудобно было отказываться?
Она кивнула.
Бульдозеры за спиной заурчали.
- Вы на дело сегодня… ходили?! - дошло вдруг до Димки.
Тоська засмеялась:
- Ага!
- С ума сошли? В милицию сядете! В детскую комнату – как Лосев!
Лосев был известный в микрорайоне бандит. Якшался с взрослыми парнями, курил, болтался у пивных ларьков и в школу ходил через день. Даже через два. Он состоял на учете «за бабушку» - старушку, у которой они вместе с приятелями отняли пенсию.
- Строев, - Тоська повернулась к нему, невзрачные серые глазки превратились в глазищи. - Там – девочка! Внучка бабы Зины. Её Зосей зовут. Представляешь? Если бы мы не пошли, я бы с ней не познакомилась! У неё… ноги болят. После аварии. Папа погиб, а у мамы сотрясение…
- Вас поймали?!
- Какой бестолковый! Ничего не поймали! Мы сидели за камнем – караулили…
- Их там два.
- Ну, за двумя камнями, какая разница?! Все-таки ты нудный…
- Я точность люблю. Дальше давай.
- У берега стояла лодка. По тропинке спустился дяденька с сумкой, прыгнул в нее, а тетенька в берете – мы её с Веркой в автобусе видели – крикнула ему: «Осторожнее, Стасик!» - и он уплыл.
Строев задумался:
- Когда видели?
- Да раньше же!
- А! Ну, дальше?
- Дальше мы подкрались к терему, спрятались за амбар. Тётенька сначала стирала, а потом взяла тяпки и пошла в огород. Вера осталась караулить, а я… пошла в дом.
- Она караулить, а ты – в дом! Я знал, что Самохина тебя подставит!
- Да нет!.. Она сказала: «Ничего не бери, только разведай, где что стоит».
- Защитница! – фыркнул Димка. – Защищай её больше. Теперь бы ты точно в тюрьме сидела. Если хочешь знать, про ногу она тогда просто придумала. Я сразу понял, когда увидел, как она к подъезду бежала: «Пока, начштаба!» - передразнил он Самохину. А сама не хромает ничуть!
«Как миленькая бы сидела! - обрадовался голос в животе. – В детской комнате милиции! Как Лосев!»
- Ладно тебе. Слушай дальше. Вошла я в дом, осмотрела сначала прихожую – здоровая такая, вообще! – кухню. В ней полок всяких видимо невидимо! На полках корзины, коробки! И всюду – травы сушеные! Открыла комнату - а там девочка!! Как принцесса в тереме! Она раскрашивает кукол, ухаживает за цветами, у неё много книг, собака Алтей – глухая совсем, папина, они её лечат – и она готовится к операции!
- Кто? – осторожно поинтересовался Строев. – Собака?
- Вообще дурак! Девочка! Тамара Павловна – массажистка, я потом вспомнила, что видела её в поликлинике. Зосины мама с бабушкой сами Зосю лечат, но врачи сказали, нужна серьезная операция, которая «все покажет». Она пригласила меня в гости, а я сказала, что приду с тобой. Что скажешь?
Димка поджал губы, задумался.
Посмотрел зачем-то на облака, надул щеки.
«Чего это он?» - удивилась Тоська.
- Не хочешь идти, потому что она… не такая, как все? Потому что… болеет?
- Самохина знает про девочку? – неожиданно спросил Строев, и
Тоська опустила голову.
- Нет.
- Ты ей не сказала?!
- Нет. Побоялась…
- А что ты рассказала ей о… результатах своей разведки?
- Что в доме сундуки, - страшным голосом прошептала Антонина.
- Чего?! – захохотал, хлопая себя по коленям, Строев. – Атас! Ну, Игначева! Класс! Сундуки-и-и…
- А в сундуках – шкатулки, в шкатулках – облигации, а в погребе – бочки с капустой и огурцами!..
«А-а-а!» - оба закатились, как ненормальные.
- Кыш отсюда! – крикнул озадаченный бульдозерист. – Орут, орут – ни минуты покоя.
- Как будто от его тарахтелки меньше шума, - пробубнила Антонина, и они снова засмеялась. – И всюду веники!..
- К-какие? – икая, от смеха спросил Строев.
- Травяные!..
- А-а-а…
Продолжение