Рыжая пижма, синий василёк
Повесть о школе, о девочке Тосе, о родителях и бабушках с дедушками :)
Жанр - приключения

   Начало

  Часть шестая
   (публикуется без корректуры)

  Семичасовой автобус был старый и больной. Он чихал, кашлял, скрипел потертыми сидениями и жаловался. Пассажиры молчали. Двое военных играли на телефоне в «кирпичики», пожилая дама со сморщенными румяными щечками дремала, а три девушки перешептывались, вспыхивая то и дело звонким истерическим смехом. Черная Зоя по-прежнему никого не замечала. Она глядела в поставленную на колени сумку и о чём-то думала.
  - Ёлки, народу мало. Вдруг увидит, что мы за ней следим?
  - Как увидит, она головы не поднимает?
  - А вдруг? Че будем говорить?
  - Не знаю.
  - Вот и я.
  - Давай скажем, что мы… гербарий собираем? Типа, по природе задали? Или по ОБЖ.
  - Гербарий? Это ж травы. Ты, Игначева, в уме? Они как раз по этому делу, - Верка кивнула в сторону внучки Толмачевой. – В два счета нас расколют. Надо другое.
  Автобус гудел, хрипел натруженным мотором, щелкал, словно старческими пальцами, дверцами на остановках, пыхтел, как астматик, черной выхлопной трубой и задыхался. За окнами проплывали  гранитные валуны, поросшие ржавым мхом, хмурые сосны с красными от вечернего солнца стволами, садоводческие домики, сляпанные из подручного материала, и глухие заборы новых замков с латунными флюгерами на башенках.
  - Далеко как, - боязливо поёжилась Тоська.
  - Не трусь. Вдвоем не страшно.
  Садоводства остались позади. По сторонам дороги замелькали торфяные речушки, озера, изрезанные лесистыми берегами, разрушенные фермы и старые казармы без дверей.
  Черная Зоя очнулась, вскинула голову.
  - Выходит, что ли?
  - Вперед.
  Внучка колдуньи стала у передней двери.
  Подружки – кинулись к задней.
  - Вот что: подойдет твой гербарий! Прикинемся, что задали, а в травах мы не разбираемся – поняла? – Верка толкнула Антонину локтем. – Но это накрайняк.
  - Угу.
  В трёх остановках от Гвардейского поселка старик-автобус замер. Зоя подхватила сумки, выволокла их на улицу. Поставила обе на спрятанную в тени бетонного козырька скамейку, поправила съехавший на бок платок, нагнулась куда-то…
  Вера с Тоськой прыгнули за куст.
  Кругом было пусто. Узкая песчаная дорожка убегала под горку, ныряла в лес, показывалась на минуту и исчезала в плотном курчавом березняке. Черная Зоя вытащила из-под скамейки самодельную тележку с  колесами – побольше тех, с которыми ездят пенсионеры, - привязала к ней груз и потянула за собой по дороге.
  - Девятый час, Вер. Что будем делать? Вдруг застрянем тут… на веки вечные?
  - Не ной. Последний автобус в десять по расписанию.
  - Разве они ходят по расписанию?! – Тоська поняла, что сейчас расплачется. – Мама вон тогда поехала и – застряла.
  Зоя скрылась за деревьями.
  - С тобой только в разведку ходить, - разозлилась Самохина. – Давай  проследим, свернет она с этой дороги, нет? Эх, дура я! Надо было карту папашину взять! У него классная карта есть – автомобильная. Там все дороги  нарисованы.
  Они спустились к лесу. Зоина спина маячила далеко впереди. Тележка прыгала по кочкам. Женщина останавливалась, вытягивала её из ям и  колдобин, отдыхала и двигалась дальше.
  - Вот куда она, скажи на милость, идет? – нахмурилась Верка. – Прям в чащу!

  - Гуляете, девчушки? Чегой-то поздненько. Мамы не заругают? – выкатился из ольшаника небритый дядька в резиновых сапогах и старом военном кителе без погон, надетом на тельняшку. В руках у него было… настоящее ружье!
  - Ой, - села в траву Антонина.
  - Гербарий собираем! – выпалила Верка.
  «Гав-гав!» - облаяла их выскочившая из кустов тощая шальная собачонка с вислыми ушами и настороженной мордочкой.
  - Герат! Гера, ко мне! – скомандовал дядька, и псина, вильнув хвостом, нехотя, села у его ног. – Где же ваш гербарий? – засмеялся он.
  - Так мы это… ищем пока, приглядываемся.
  - Темно ж.
  «Вот прицепился!» – Тоська поднялась с травы и стала потихоньку отползать к остановке. Верка за ней. По лицу было видно, что и она испугалась незнакомца с ружьем и порядочно струхнула.  
  - Где темно! Белые ночи. А вы… охотник, да? На уток охотитесь? – Самохина освоилась в новой обстановке.
  - Можно сказать, что охотник. Балуюсь помаленьку. Герку вон натаскиваю, - пес понял, что о нем речь, и начал прыгать вокруг, показывая, какой он молодец. – Молодой ещё, глупый. Как вы, между прочим. Кто ж в такой поздний час гуляет? Да еще в таком месте? Вы в городе живете?
  - В городе! А в каком в «таком» месте?
  - В пустынном, - снова засмеялся дядька.

  Тося пригляделась: где она его видела? Господи, знакомое лицо!

  Вместе вышли к остановке.
  Розовая полоса на небе побледнела, оно насупилось и превратилось в застиранную простыню. Тот же старичок – автобус простужено закашлял на горизонте. Его обгоняли, но он, не прибавляя ходу, медленно катился к одинокому павильону. Новый знакомый свистнул юркнувшему в кусты Герке и прицепил к ошейнику поводок.
  - А чего там? – гнула своё главная «разведчица».
  Дядька обернулся к лесу, за которым скрылась Черная Зоя, пожал плечами:
  - Да ничего. Хутор вроде какой-то в трех километрах. Сидеть!
Герка обиженно тявкнул.
  - Подождите! – замахала автобусу вынырнувшая из ольшаника женщина в берете. Лет ей было непонятно, сколько: может, сорок, а может, и все пятьдесят. Тётка была спортивная и мчалась к остановке легко.
  - Как не подождать? Подождем! – засмеялся и мигнул фарами молодой шофер старикана автобуса.

  «Дедушка из Мерседеса! - ахнула Тоська, разглядев на свету лицо небритого охотника. – Только тот приличный был. В костюме».

  Женщина влетела в автобус и плюхнулась на первое сидение.
  «И эту… видела!» - испугалась Тоська.
  Двери защелкали, заскрипели. Старичок задвигал колесами.
  - Слышала?! Хутор в трех километрах! – зашипела ей в ухо Самохина. - Сечешь?
  - Ага, - она отодвинулась от напиравшей на нее Самохиной, откашлялась. – Скажите, пожалуйста, а у вас… сын есть? Взрослый?
  Зачем спросила? Непонятно.
  - Нет, - огорченно крякнул не удивившийся вопросу охотник. – Дочка есть. А у неё – своя дочка, моя внучка. Такого же возраста, как вы.
  Дядька улыбнулся. Женщина в берете обернулась и внимательно посмотрела на подруг. Пятидесяти ей не было. Сорок с небольшим. Взгляд у нее был строгий и, Тоське показалось, недоброжелательный.
  «Видела! - откинулась на спинку Антонина. – Ничего себе. Но где?!»

  - Подобьем бабки.
  - Будут мне сейчас бабки. Бабушка теперь вся извелась.
  - Брось, без десяти десять всего. Подумаешь. Серьезное дело, Игначева, с этого… с кондачка не делается. Ты хотела, чтоб без проблем?
  - Нет, - Тоська вздохнула. – Но бабушку жалко.
  Они рысью бежали к «ласточкиному гнезду».
  Народ не спал. У припаркованных возле подъездов автомобилей курили мужчины, обсуждая технические характеристики машин и деловые качества начальства. На лавочках сидели старушки, перешептывались, вглядываясь подслеповатыми глазами в белесую ночь. Вдоль детской площадки стайками бродили раскрашенные пигалицы в окружении матерящихся парней и хохотали.
  - Тося! Где ты шляешься до сих пор, скажи, пожалуйста?! Ах, паршивка ты такая! – кинулась к ним от «резервации» Елена Павловна. Лицо у неё было красное, волосы растрепанные. Выглядела она подозрительно. – Я все ноги обегала – и тут её нет, и там. Сказала, субботник! У Димы спросила – он про субботник и слыхом не слыхивал! Антон говорит: «Они крестную поехали проведывать!» Какую?! Куда? Что ты, в конце концов, делаешь, скажи?!
  - Не волнуйтесь, Лен Пална, - смело вылезла вперед Самохина. – Мы про крестную ему специально сказали, чтоб отцепился. Нам… гербарий по природе… задали. Вот мы и поехали эту, - она толкнула в бок Тоську.
  - …медуницу искать.
  - Да задержались. Автобуса долго не было, - глаза у неё были ясные-ясные. Чистые, как льдинки.
  - Какая медуница?! Какой гербарий, у вас природоведение в четвертом классе кончилось! Я и тебе, Вера – тебя ведь Верой зовут?
  Верка кивнула.
  - …и тебе, Вера, скажу: это безобразие – вот что! Как можно? Всюду бог знает, что творится! То там ребенок пропадет, то сям. В городе бомжи, асоциальные элементы, пьяниц полно. Да мало ли. А тут – здрассте, пожалуйста! – две девочки поехали, непонятно, куда!  
  Тоська решила молчать.
  Бабушка с силой схватила ее за руку и потянула к подъезду.
  - Да вы не волнуйтесь! Просто автобуса долго не…
  - Я знаю, что мне делать, дорогая.
  Ого! Когда Елена Павловна говорила кому-то «дорогая», она гневалась всерьез. «Будут оргвыводы, - печально думала Тоська, поднимаясь по лестнице. – Ну, бабушка! Милая бабушка, ты же не знаешь, ради чего я стараюсь! Потерпи. До этой кубышки всего ничего. Верка сказала: «Руку протяни». Деньги наверняка на хуторе, про который сказал дядька в тельняшке!»
  Весь вечер её «песочили». Сначала Елена Павловна, потом вернувшаяся с работы мама. Тося по-детски твердила: «Ну, заигрались, ну, не буду больше», - и боялась, что ей запретят дружить с Самохиной. Запретить не запретили, но бабуля, укладываясь спать, сказала со своей кровати: «Как хотите: не нравится мне эта девочка». Мама вздохнула, подумала про себя: «У Тоси и так мало подруг, может, пусть?»
  Невысказанный вопрос повис в воздухе.

  В субботу из уроков была одна математика.
  По странному стечению обстоятельств Наталья Владимировна объявила субботник: «Все на уборку территории! Грабли берем у завхоза». Верка толкнула её в бок: «Ничего себе. Классно!» - и подмигнула.
  Пятый «Б» с шумом выкатился на школьный двор.
  - Наша территория: спортивная площадка и вон те кусты, - показала наманикюренным пальчиком хорошенькая Наталья Владимировна на колючий шиповник, окаймлявший площадку по периметру. – Фантики, палки, бумажки с пакетами сгребаем в кучу…
  - …и поджигаем! Ура! – Гуськов повис на баскетбольной корзине.
  - Я тебе подожгу! – ворчливая завхозиха раздала им грабли и две совковые лопаты. – Этими станете грузить. Тачки у скамеек. Отвозить -  туда, - она махнула рукой в сторону главных ворот «резервации», распахнутых по случаю субботника настежь.
  - Петарду хорошо бы бросить, - задумчиво произнес Зайченков.
  Наталья Владимировна всплеснула руками:
  - Не вздумай! Смотрите у меня оба! С неудом выпущу.
  - А перчатки? – недовольно протянула Крылова.
  Завхозиха растерянно оглянулась.
  - Обойдешься. Не барыня, - Тоська презрительно фыркнула, схватила грабли и потопала к шиповнику. «С какой ведь кикиморой целовался!». На Строева она не смотрела. Принципиально. Предатель.
  - Нежная какая, - неожиданно поддержала её Верка. – Зачем перчатки, когда граблями можно все… выграбить? Делов-то.
  Если по-честному, то толстая Крылова кикиморой не была. Она была купчихой. Тоська видела такую в художественном альбоме: полную, румяную, с алыми губками, самоваром, булками, вареньем, спелым арбузом с черными косточками и кошкой на столе. Не тётенька, а розовая пастила. А она – селедка тощая. Белые ресницы, пегие волосенки. Когда, наконец, бабушка выкрасит её луком?!
  - Отвали! – заорал обиженный Маркелов на неугомонного Гуськова,  выхватившего у него грабли.
  - Гуськов! Бери тачку – скомандовала Феофанова.
  - Где же ваши лопаты?!
  - А чего он?!
  - Даш, мне каталог дашь? Обещала…
  - Ой, девчонки, в универмаге на Рыночной такие туфли продают – зашибись!
  - Синие с пряжкой?
  - Ща как дам по уху!
  - Отвянь, Гуськов. Надоел уже!
  - Наталь Владимировна, а он бумажки пропускает!
  - Доносчице – первый кнут. Жлобина ты, Крылова, - философски резюмировал Зайченков, которого Наталья Владимировна, расчувствовавшись, однажды назвала кладезем мудрости.
  - Тоська! Сюда! – Самохина делала ей знаки, показывала на закуток, образованный колючим кустарником. – Ругали вчера?
  - Ну, так.
  - Держись. Остались пустяки – добраться до хутора. Ты поняла, куда Зоя направилась?
  - Ага.
  - Я что думаю: в будний день не получится – пойдем в выходные.
  - Может, каникул подождем? Последняя неделя.
  Самохина отбросила смоляную челку, задумалась:
  - Мама говорит: «Ждать да догонять»…. Словом, хуже нет. Упустим момент.
  - Я за каникулы, Вер. Может, бабуля отойдет. Она с меня глаз не спускает.
  - Тьфу, зараза! – укололась шиповником Верка и решительно заявила. – Нет, будем действовать по-македонски, а не как этот… одноглазый – Москву сдал, а сам в Фили.
  - Кутузов?
  - Ну. Меня что смущает: откуда эта тётка в берете выскочила? Зря не спросили у охотника, сколько на хуторе домов.
  - На хуторах всегда один дом и… хозяйственные постройки – я читала.
  - Или несколько – но вразброс. Ладно, чего гадать. Дойдем – узнаем. Он сказал километра три. Дочапаем. Выходим завтра в десять. К обеду вернемся. Комар носа не подточит.
  - Вер, дядька с ружьем прав – страшно так далеко одним. Боюсь чего-то.
  - Что ты всего боишься? Ворона пуганая. Мы же днем пойдем, не вечером.
  - Какая разница. Случится что – меня бабушка… убьет, - Тоська представила, как бабушка будет её убивать, зажмурилась. Картинка не складывалась: бабушка шла ей навстречу с распахнутыми руками и приговаривала: «Внученька, внученька». - Был бы  с нами мальчишка.

  Обе, как по команде, посмотрели на Строева.
  - А если?..
  - Все работают – они стоят!
  - Зараза толстая! - прошептала Верка. – За собой последи, ябеда.
  - Точно! Ходит за всеми, шпионит.
  - Что если взять твоего Строева? – Самохина сузила глаза.
  Антонина чуть не выпалила: «Он не мой!»
  – Про деньги молчать, сказать, прогуляться хотим, но боимся? А? И бабушке твоей спокойнее будет.
  - Ну…. Не знаю.
  - Чего тебе жалко?!
  - Я с ним поссорилась! – она шмыгнула носом.
  - Так помирись. Пять минут – и готово. Наплети чего-нибудь. То-то я смотрю, он к тебе не подходит.
  - Он на меня и не смотрит!
  Не хватало ей разреветься. Тоська вспомнила: Строев, с которым в песочнице!.. Всхлипнула.
  - У вас любовь, что ли? – презрительно протянула Самохина. – Ты же говорила, не целовалась.
  - Что я вообще? – Антонина взяла себя в руки.
  - Даешь, Игначева. Напугала. Значит, так. Миришься со Строевым, приглашаешь его завтра на… прогулку, - она ухмыльнулась. – И мы идем щупать кубышку. Видела сегодня очередь к колдуньям?
  - Угу.
  - С утра стоят. Мама говорит, как в совке за колбасой.
  Тося недоверчиво посмотрела на подружку: Лариса Игоревна в совке пешком под стол ходила, а не за колбасой. Она была на два года старше Тосиной мамы, которая родилась в восьмидесятом. Какая колбаса?
  - Ладно, пока! Действуй.
  - Ага.

  Вот незадача! Как теперь подойти к этому вредному Строеву? Да еще первой? Антонина повертелась у окон. Пятый «Б» складывал грабли. Самые шустрые уже летели за портфелями и мешками со сменкой. Димка с Маркеловым бежали по лестнице. Тоська юркнула в класс, схватила с парты расстегнутый портфель и кинулась к двери. Дверь, конечно, ударила её по лбу, Тоська присела, будто от боли, портфель рассыпался…
  - Раззява!
  - Не видишь, люди идут?!
  - Где «идут»? Несутся, как лоси.
  Она захлюпала:
  - Прям по больной коленке.
  - Строев, ты долго?
  - Я сейчас! - Димка присел собирать упавшие тетради с учебниками.
  - Тогда покеда! – Маркелова унес попутный ветер.
  Из школы они вышли вместе. Тося прихрамывала для порядка. Строев нес на голове её портфель. У седьмого, висевшего на краю «утеса», подъезда она протянула руку:
  - Сама понесу.
  - Выйдешь сегодня?
  Тоська кивнула.

  - Так, красавица, готовься. Сегодня красим волосы. Шелуху я отварила – настаивается. Будешь, как пасхальное яичко, - бабушка засмеялась. – Субботник-то у вас не вчера, а сегодня! Видела я в окно, как вы работали. Классная у вас симпатичная!
  - Классная - классная! – Тоська тоже улыбнулась. Камень с её души определенно свалился: она помирилась со Строевым! – Что у нас на обед? Я проголодалась, как… волчица! Нет - пять волчиц!
  - Страшно-то как! На обед у нас суп у нас с фрикадельками и котлеты с овощным пюре.
  - Подать сюда пять котлет с кастрюлей фрикаделек!
  - Руки? – притворно строго спросила бабушка.
  - Мыла!
  - Даю команду на поедание фрикаделек! Раз, - бабушка поставила на стол её любимую тарелку с колокольчиками. - Два! – взялась за половник. - Три!
  Полная тарелка густого наваристого супа с укропом, картошкой, морковкой и большим количеством сморщенных пупырчатых фрикаделек задымилась перед Тоськой.
  - Пахнет, атас!
  Сегодня ей все нравилось! Бабуля не хмурилась и не журила её за вчерашнее, а кружилась по теснотище, задевая передником холодильник и шкафчики, и напевала: «Я злой и страшный серый волк, во фрикадельках знаю толк!»
  - Волщица! - засмеялась с набитым ртом Антонина.
  - Когда я ем, я глух и нем, - пропела в ответ бабушка. – И даже злые волки молчат, зубами щелкают.
  Здорово! Когда у них будет двухкомнатная, они будут петь, танцевать и выращивать цветы на подоконниках! Воспоминания об «операции» и завтрашнем походе на спрятанный в лесу под Гвардейским поселком хутор несколько омрачили безбашенное настроение. Но Тоська рассудила здраво и по-взрослому: «Без труда не вынешь рыбку из пруда». Надо потерпеть. Сама собой «кубышка» в руки не свалится. Это ж такое дело!..
  - А теперь такое дело, - прочитала её мысли бабушка, – и второе подоспело! Ай, люли-люли, и кисель в кастрюле!
  - Ты чего их сочиняешь?!
  - Сочиняю песенки, чтобы было весело! – Елена Павловна плюхнулась на втиснутый между столом и холодильником стул. - Ой! Не понимаю, как они… складываются?!
  - Слушай! Может, ты… настоящий поэт, как Резник по телевизору, только об этом не знаешь?!
  Елена Павловна задумалась:
  - Если б, как Пушкин. И не «по телевизору». И как это «не знаю»?
  - А так! Вдруг в тебе тайные силы дремали, дремали и – раз! – проснулись! Вон Илья Муромец до тридцати трех лет спал, а потом слез с печи и победил Соловья-разбойника. Пробуй еще.
  - Прямо так и пробовать? – бабушка сделала недоверчивое лицо.
  - Ну! Давай!
  - Не могу – надо… тему задать.
  - Начала про животных – тяни одну линию.
  Елена Павловна посмотрела на кастрюлю с киселем. Откашлялась.
  - В крокодильей пасти… живут одни напасти…
  - Обалдеть!..
  - Кролики да зайчики, да… задиры мальчики…
  - Жуть вообще! – замерла от восторга Тоська.
  - Им кричали: «Мальчики! Берегите… пальчики!»
  - Ну!
  - А они хихикали – веточками тыкали. И теперь у крокодилов… рты закрыты – они… сыты. Ой…
  Тоська привалилась к стене:
  - Вот это да…
  И тут зазвонил телефон.

  - Ну, чего? Пообедала? Выходишь?
  - Вы-хо-жу, - заторможенным голосом протянула под впечатлением от «крокодилов» Тоська. – У нас тут та-а-кое!
  - А кисель? – встрепенулась «поэтесса».
  - Выпью. Бабуля – ты гений! Мы со Строевым погуляем, а ты, - она сбегала к письменному столу и принесла тетрадку в клеточку и ручку, - сочиняй и записывай! Про веточки, пальчики. Мы их в редакцию отнесем. Симонова участвовала в городском конкурсе, и её напечатали под раскрасками! А разве у неё такие стихи?! Сю-сю-пусю у неё, а не стихи! Не то, что у тебя!
  - Она ребенок.
  - Какой ребенок, бабушка?! – возмутилась Тоська и поставила стакан. – Пиши, не отвлекайся! Вдруг, забудешь, или эта… Муза покинет, пиши!
  - Господи, - потрясла головой Елена Павловна. – Смотри, со двора – никуда! Слышишь?
  - Слышу! – Антонина кубарем скатилась с лестницы.
  Невидимые шестеренки заскрипели и начали подсчитывать деньги: если бабушка станет поэтессой или писательницей вроде Донцовой, они смогут купить… трехкомнатную!! Мысли разбегались, как сумасшедшие. С ними всегда так! Хотелось помечтать, подумать, как сагитировать Строева на завтрашний поход, поразмышлять о неожиданно открывшемся бабушкином таланте, а они запрыгали новогодними зайцами. Ах, ты! Она забыла про «фею»! Планировала ведь подкраситься, чтобы Димка видел, что она не бесцветная кукла, а тоже вполне себе купчиха! Собольи бровки, пунцовые щечки. «Ничего, - Тося выскочила из подъезда, – завтра. Как раз и волосы луком выкрасим…»

Продолжение