Сказка для Андерсена

Часть вторая
...

   Начало
   Пропели первые петухи, промычали коровы, проблеяли овцы в котухе, а Марта всё не просыпалась. Ей снились замок и замёрзший пруд. На пруду – каток и розовые павильончики с лимонадом. А на катке - маленькие девочки в атласных шубках. Они кружились на коньках и смеялись! В одной Марта неожиданно узнала себя. И даже позвала: «Марта! Марта!..»
   - …вставай же! Пригрелась? – толстушка Эльза потормошила её за плечо. – Разморило тебя, как мою свекровь, Царствие ей Небесное. Разоспится – кочергой не подымешь! Вставай. Каша сварена, кофе - на плите.
   - Доброе утро, девушка! – приподнялся на лавке лесник. – Спасибо за помощь. Без тебя мне пришлось бы худо.
   - Доброе утро! Лежите, вам рано вставать, - Марта обулась и подбежала к топчану Карла.
   - Не привык я болеть, - он покрутил головой. Голова у него была крупная, как у оленя, а борода, как у Святого Николая в часослове, который Марта видела у тёти Лотти.
   Лесник был бледен и слаб.
   - Мох – это хорошо, - Эльза была настроена решительно, - но за аптекарем послать нужно! Верно я говорю, Марта?
   - Верно! – с жаром отозвалась она. – Рану я сейчас осмотрю.
   - А я позову Ганса – велю, чтоб запрягал.
   - Пусть смажет полозья воском!..
   - Не беспокойся, Карл, - наклонилась к нему лесничиха. - Твоя Эльза знает, как распорядиться.
   Она накинула шаль и с важным видом выплыла из комнаты.
   Рана не кровоточила, но края у неё были нехороши. Марта растерялась: что ей делать с краснотой и припухлостью? Вдруг Карл догадается, что она не сильна в медицине? Марта «заразилась» хозяйкиной важностью:
   - Придется наложить чистую повязку.
   - Я потерплю, девушка.
   Авторитет её, благодаря вчерашним хлопотам, был так высок, что измученный Карл ни в чем не усомнился.
   - Теперь все в порядке, - успокоила его Марта, укрыв теплым одеялом.

   Наскоро позавтракав, решили ехать к аптекарю.
   Эльза поставила в обтянутую войлоком повозку жаровню, сунула в руки гостьи муфту из лисьих лапок. «Боже мой, - подумала ошарашенная заботой Марта, - я еду во дворец, как принцесса!» Внутри муфты был тонкий лен, расшитый шелковыми незабудками. «Ну и ловкая эта Эльза!» - Марта позабыла обо всем на свете. Она была обыкновенной девушкой, и ей нравились наряды!
   Неразговорчивый Ганс, которому она придумала прозвище «соломенная  голова», кинул на скамью медвежью шубу. Нахлобучил шапку, подпоясал войлочный плащ ремнем и влез на козлы. Марта устроилась сзади.
   Тетушка перешла к наставлениям:
   - Слушай внимательно и запоминай. О князе Рандоше болтают разное. Не буду  сплетничать. Я не старая Берта из Зайердорфа, которая перемыла косточки всей округе так, что на её поминки пришел одни глухой кузнец из Пивнека. Князь добрый человек, он любит своих подданных, и, если требует уважения, то по праву. Но береженого – Бог бережет: во дворец не показывайся! Кареты у нас нет, а князь не терпит, когда гости съезжаются на повозках. Вот письмо. Отдашь его княжескому егерю Шульцу, он не откажет в помощи. Шульц пошлет за аптекарем Бендзиком.
   Марта кивнула и спрятала бумагу в узелок.
   – Смотри, не перепутай!
   - Будьте покойны, тётушка Эльза. Выполню точно, как вы велели.
   - Не хотела тебя расстраивать, но князю не нужна учительница для детей – их у него нет, - толстушка на секунду задумалась. – Лучше тебе не лезть ему на глаза. А вот у Шульца – мал,  мала меньше. Карл рекомендовал тебя как умную добрую девушку. Надеюсь, он примет тебя учительницей для своих ребятишек, - Эльза всхлипнула. – Не забудь написать, как устроишься!
   - Непременно! – Марта прослезилась. – Вы столько сделали для меня.
   - Нечего сырость разводить! – проворчала Эльза, толкнув Ганса в плечо. – Трогай! Буду скучать. Приглянулась ты мне, дай поцелую на прощанье.
   Она прижала Марту к груди. Глаза у обеих были на мокром месте.
   - Тут вам еда на дорогу, - лесничиха поставила у жаровни корзину, накрытую чистым полотенцем. – С Богом! Трогай, Ганс.
   - Прощайте, дорогая Эльза! Я вас никогда не забуду!
   - Прощай, добрая девушка!

   Сытый гривастый конек дернул неуклюжую повозку, та заскрипела, захрустел под полозьями снег, и Марта не расслышала, крикнула ей Эльза что-то ещё вдогонку или нет? «Милая тётушка! Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы аптекарь Бендзик приехал к бедному Карлу и вылечил его!» - она снова всплакнула, но ненадолго.
   По обеим сторонам дороги потянулся сумрачный лес, какого она не видела в Яблонцах. К колее, похожей на нетореную тропу, тесно примыкали старые ели,  увешанные гроздьями шишек. «Точно гирлянды на Рождество!» - вспомнила она ёлку в отцовском приходе. По снегу прыгали белки, синицы. Красногрудые снегири безбоязненно склевывали семена из распотрошенных шишек. Из-под еловой лапы вдруг высунулась заячья мордочка, мигнула косым глазом и… сказала: «Привет!».
   - Ой! - вскрикнула от неожиданности Марта и посмотрела на возницу.
   Тот и не думал оборачиваться.
   - Пауки с рогами – это я понимаю, но зайцы – точно не говорят! - пробормотала Марта и потрясла для верности головой.
   Лес расступился. Дорога запетляла, ныряя под горку, карабкаясь на поросшие кустарником холмы и убегая к морозному горизонту, к которому уже скатывалось пунцовое солнце. Оно было похоже на щеки неслуха Йенса, когда тот возвращался с прогулки.
   «Ох, и далеко этот Думцель! - посетовала Марта. – Пожалуй, надо перекусить».
   Потянулась к корзине.
   - Не выпьете кружечку молока с хлебом? – со всей любезностью обратилась она к молчуну Гансу, но «соломенная голова» даже не обернулась.
   «Ах, как невежливо!» - подумала Марта, надкусив ноздреватую горбушку.

   За едой отчего-то разволновалась: «Кажется, я забыла что-то важное!» Чуть не выронила бутыль с молоком: «Рыба! Старик подавится рыбьей костью! Я не сказала доброй Эльзе, чтобы она ни в коем случае не кормила Карла рыбой!»
   - Ганс! – завопила она изо всех сил. – Нам нужно срочно вернуться назад! Вы слышите? Назад! Поворачивайте! Черный паук сказал, старик умрет из-за рыбы!
   «Олух!» - рассердилась Марта: возница покачивался на козлах и, похоже, дремал.
   - Ганс! Ганс! Вы глухой? Поворачивайте! – она вылезла из-под медвежьей шубы, прихватила горсть снега и, слепив тугой комок, кинула кучеру между лопаток.  Думала, парень оглянется, спросит: «Что случилось?» Но Ганс - «соломенная голова» лишь повел плечами, подхлестнул лохматого конька, и тот побежал резвее.

   И вот уже перед ними сверкнула – долина, в долине - красные крыши Думцеля. Среди них - собор Святого Мартина с колокольней, острый, как пика, шпиль ратуши, княжеский замок у подножия Каменной горы. Замок был выкрашен белой краской и в закатных лучах казался настоящим зефирным облаком.
   Но Марте было не до красот. «Как теперь быть?! – печалилась она. - Кто предупредит тётю Эльзу об опасности?» Поразмыслив, Марта успокоилась: «Откуда у Эльзы свежая рыба? А если и припасен бочонок другой солёной, то не станет же она кормить ею больного человека?»
   Наконец, они въехали в город. Он был похож на именинный пирог! Всё в нём блестело, сияло. Мелькали фонари, витрины дорогих лавок, вывески, нарядные занавески на окнах, цветы! Из кофеен пахло ароматными булочками. «Сколько карет!» - воскликнула Марта. А вот и рождественская ёлка на площади! И вокруг народ: кухарки с корзинами, трубочисты, молодые дамы в шляпках, разносчики в колпаках, степенные господа в зеленых сюртуках, военные в мундирах!
   Блеснули – и скрылись.
   Их бедная повозка свернула с центральной улицы на широкую, потом – на узкую, а потом и вовсе в переулок. Там и стала. При ближайшем рассмотрении переулок оказался набережной неширокого канала. Вдоль берега тянулись унылые двух и трехэтажные дома с огромными густо дымящими трубами. У домов были квадратные окна с частыми переплетами, в некоторых светились огоньки, и из них доносилась музыка.
   Ганс спрыгнул с козел, показал Марте на дверь: приехали!
   - Подайте, пожалуйста, руку! – она запуталась в медвежьей шубе.
   Он усмехнулся, стянул рукавицу.
   - И ничего смешного! Несносный вы… олух! – все-таки она была зла на него за молчание. – Я вас звала-звала, а вы не обернулись! Почему?
   Ганс потупил голубые глаза.
   Принял из её рук корзину и вновь указал на дверь.
   - Га-анс! – Марта, наконец, догадалась. – Вы… Вы не… умеете разговаривать?
   Он кивнул и, не дожидаясь, пока она позвонит в колокольчик, дернул за него сам.  

   Егерь Шульц оказался подвижным толстячком. Добродушным, но строгим на вид. Прочитав письмо, он забегал по комнатам, выкликая домочадцев:
   - Томаш! Питер!
   Пока слуги собирались, Марта оглядела дом. Он был не так чтобы богат, но и не беден. Стены его были обиты недорогой тканью в цветочек и увешаны старинными мушкетами, ружьями, чучелами птиц, лисиц и белок. В дальнем углу гостиной Марта с ужасом увидела голову крупного оленя с печальными сливовыми глазами.
   Охнула.
   - Гонзик, кто здесь? – выплыла из двери недовольная хозяйка – решительного Щульца звали смешным именем «Гонза».
   Марта почтительно поклонилась, представилась и после взаимных приветствий поведала фрау Шульц печальную историю, приключившуюся с лесником Карлом.
   - Сядь, Гонза! Питер, поезжайте с Гансом на Каменную гору к лекарю Бендзику. Передайте письмо и эту записку, - подойдя к бюро, фрау Шульц ловко написала несколько строк на клочке розовой бумаги. – Скажите, княжеский егерь просит осмотреть. Пусть выезжает, не медля!
   - Позвольте и мне написать небольшое письмо тётушке Эльзе? – Марта прижала руки к груди. – Я обещала.
   - Пиши, - разрешила егерша и протянула ей перо с бумагой. - Томаш!
   Пожилой мужчина в сером домашнем кафтане выступил вперед.
   - Собери им еды в дорогу да горячих углей для жаровни! Хельге скажи, чтоб приготовила комнату для девушки. Её зовут Мартой. Гонза, не суетись.
   - Я поеду вместо Питера! – Шульц забегал от стола к камину – и обратно. -  Ганс и Питер – два сапога пара. Они уснут по дороге!
   - Бендзик их разбудит. Не мельтеши, - фрау Елена усадила мужа в кресло.
   «Так вот кто в доме хозяин!» - подумала Марта.
   - Елена, ты же знаешь, Гансу нельзя…
   Егерь перешел на свистящий шепот.
   - Помню. Питер, подойдите! – скомандовала фрау Шульц.
   Стройный черноволосый с рисковыми глазами юноша вытянулся перед хозяйкой, как солдат перед полковым командиром. Марте он не понравился. Несмотря на приятное лицо, на губах его играла кривая усмешка, точно он знал про всех что-то тайное. И платье на нем было мятое, а Марта не любила нерях.
   - К переднему крыльцу не подъезжайте, - фрау Елена потеребила в раздумье хорошенький носик. – Остановитесь у заднего. Ганс пусть посидит на козлах, а ты отнесешь письмо и записку.
   Питер щелкнул каблуками.
   - Да почисти кафтан! Ходишь в соломе, как скотник!..

   Марта забилась в дальний угол дивана: сейчас и до неё дойдёт очередь.
   - Та-ак, - фрау Шульц развернулась к Марте. Если Бендзик был толстячком, то Елена – настоящей пампушкой в голубом шлафроке с рюшами. Но для полной женщины она была слишком строга.– Эльза пишет, ты знаешь математику?
   - И шахматы! – подал голос егерь Гонза.
   - Компанию себе ищешь?
   - Что ты, Елена!..
   - Знаю я тебя. Отвечай.
   Марта встала, оправила платьице.
   - Да, госпожа. Я знаю латынь, математику, умею играть на скрипке, - подумав, добавила. – Ещё вышиваю, лечу раны и… в шахматы…
   - Что ж, - фрау Шульц взяла со стола канделябр и посветила им Марте в лицо. – Ты мне подходишь. Впрочем, расскажи о себе. Ты дочь пастора из Яблонец?
   - Папенька умер два месяца тому назад, - она едва справилась с дыханием: тугой комок, застрявший в горле, мешал говорить. Воспоминания о добром пасторе были слишком свежи. – Матушки я не помню, она умерла, когда мне было три дня от роду.
   - Значит, сирота.
   - Да, фрау Елена. У меня есть медальон с её портретом! – Марта так любила матушкин медальон, что готова была показывать его каждому.
   - Медальон, говоришь, - егерша поднесла его к свету, внимательно разглядела,  бросая недоверчивые взоры на Марту. – Из каких краев твоя матушка?
   Девушка растерялась. Сколько себя помнила, они безвыездно жили в Яблонцах. «Какая строгая эта фрау Шульц, - расстроилась она, - Наверняка откажет от места. Куда мне идти?»
   - Елена, ты совсем запугала бедное дитя! Она вся дрожит!
   - Я беру в дом чужого человека, Гонза, и хочу знать о нем – всё! – отчеканила фрау Елена.
   Егерь развел руками и виновато посмотрел на Марту.
   - Кажется, мы всегда жили… в Яблонцах, - запинаясь, пробормотала она и потянулась за старой шубейкой и капором. «Муфта! – опалило её огнём. – Я потеряла муфту с шелковыми незабудками!» Из глаз потекли слёзы.
   - И нечего здесь реветь! Здесь не тюрьма и… не башня Смерти! – егерша запнулась. – Обыкновенный дом с требовательной хозяйкой. Поставь себя на моё место. Разве бы ты не поинтересовалась у посторонней девушки, претендующей на место учительницы, откуда она, и кто её родители?
   Марта согласилась, что поинтересовалась бы, она вполне понимает хозяйку.
   - Я доверяю Эльзе, но она простая женщина. К тому же видела тебя один день, а этого мало, - Елена позвонила в колокольчик. В комнату вбежала молоденькая горничная в чепце и сером переднике поверх тёмного платья. – Хельга, это Марта. Я нанимаю её учительницей к девочкам. Проводи её в гувернантскую и… принеси что-нибудь поесть. Что там осталось от ужина?
   - Печеная тыква, фрау.
   Гонза подскочил в своем кресле:
   - Душенька! – и поцеловал супруге ручку.
   - Будет-будет. Поздно уже, - фрау Шульц обернулась к Марте. – Отдыхайте, завтра мы обговорим детали нашего соглашения.

   Хельга взяла свечу, и они пошли с Мартой наверх. Один пролет, другой. Чем выше, тем холоднее. На подоконнике единственного окна мансарды лежал снег. В комнате было не топлено. Цветастый полог скрывал деревянный топчан с соломенным тюфяком, у которого стоял крохотный столик. На нём лежала вязаная салфетка – когда-то белая, а теперь пожелтевшая от времени. В углу торчал кособокий комод со стулом, рядом - умывальник. Марта огляделась в поисках печки или камина – их не было.
   Служанка поставила на столик свечу.
   - Принесу тыкву, ваша милость, - и поклонилась.
   - Зовите меня просто Мартой. Пожалуйста!
   - Как прикажете.
   - Кажется, я потеряла муфту, - Марта вздохнула и присела на топчан.
   Хельга водрузила на салфетку оловянное блюдо с грубо нарубленной печеной тыквой:
   - Здесь… свежо. Принесу вам батюшкин овчинный тулуп. Утром он его заберет.
   - Томаш - ваш папенька?
   Горничная кивнула. В тюфяке что-то пискнуло. Марта отскочила в сторону:
   - Ой!
   Хельга прыснула в кулак:
   - Мышонок! Я сейчас.

   Под тулупом доброго Томаша было тепло. Морозная струйка пара от тёплого дыхания поднималась высоко к потолку. За слюдяными окнами падал декабрьский снег, а в углу  гувернантской возились неугомонные мыши.
   - Тихо вы! – цыкнула на них Марта. – Что не спите?
   - О, моя госпожа! – подпрыгнула вдруг крупная серая мышь, одетая в… белую кружевную юбочку. – Не смеем трево-ожить нашу госпожу! Не смеем трево-ожить, - и попятилась.
   Марте стало любопытно:
   - Почему вы называете меня госпожой?!
   - Старик подавится рыбьей костью! Трик-трак, - мышь сделала книксен и откланялась. – Не смеем трево-ожить…
   «Странно! Пауки и мыши напевают «трик-трак» и твердят про какого-то старика, который подавится рыбьей костью. У нас в Яблонцах они, по крайней мере, не разговаривали!» - Марта подсунула под щёку подушку и - уснула.

Продолжение