odri (Дания)

Сплетая судьбу из случайных событий
Незваное дитя. 3 глава
Все события в этой истории - выдуманные, все совпадения случайны

     Предыдущая глава

     III.

     В течение следующих дней Эрик несколько раз разговаривал с Пией. Его мучило чувство вины, он пытался неосознанно переложить его на Пию, обвиняя ее в многолетнем молчании. Вместо того, чтобы договориться о встрече, они часами выясняли отношения, словно время повернулось вспять. 

     Они, очевидно, как предполагала Стелла, просто боялись увидеть друг друга после стольких лет и таких странных обстоятельств, сведших их снова вместе, боялись того, что произойдет дальше. 
     Во всяком случае, ни Эрик не назначал день встречи, ни Пия. Она, вообще, стала молчаливой, как отметил Эрик. Хотя её волновало все произошедшее с ним и их общими друзьями за эти годы. Словно Пия сама еще жила в Австралии, и он звонил ей туда, словно ей было важно услышать обо всем именно от Эрика и из его уст. Она умело задавала вопросы, потом наводящие подвопросы, и получался практически монолог Эрика, в котором его семейная жизнь, его брак со Стелой - тщательно обходились стороной.

     О себе Пия рассказывала односложно : университет, два брака, два развода, работа, у них с сыном все прекрасно. 
     Однажды Пия, слушая увлеченный монолог Эрика о разработанной им системе отчетности для подразделений, где все, абсолютно все, учитывалось и было прозрачным, перебила его, спросив: 

     - А зачем ты изменил свое имя? Разве Xенрих - это плохое имя? Отчего ты его сменил?

     Эрик растерялся. Это была старая история…

     Они только стали встречаться со Стеллой, Хенрик тогда пытался расстаться с Пией, излечиться от тяги к ней, ее телу, глазам, смеху. Пия не понимала его старомодных требований в верности и преданности, она любила секс, ей нравилось им заниматься с разными мужчинами, а Xенрика она любила, как человека, друга и будущего мужа, что здесь непонятного? Там - секс, а тут – любовь - совершенно разные вещи. 

     - Ну, дай же мне попробовать всех мужчин, которых я знаю, - дразня его своей полногубой улыбкой и играя языком, смеялась Пия. - Мне надо насытиться, и я буду тебе верной до гроба. Ну, дай мне время, скучный ты мой! Почему бы тебе не последовать моему примеру? Или ты некрасивый парень? Смотри, сколько девушек вокруг, любая бы рада была с тобой пойти, или ты не самец?
     - Нет, Пия, я - не самец, - всегда серьезно и одинаково отвечал Хенрик. 

     Он страдал, прося Пию выбрать из своих многочисленных "друзей", как она называла своих постельных партнеров, и отдать кому-то предпочтение. Хенрика не устраивала такая повышенная сексуальная возбудимость и потребность подруги, ему была нужна нормальная женщина, он хотел строить с нею семью и рожать детей, которых очень любил. 

     Нужно было расставаться – это он понимал, но просто завяз в ней, был просто одержим ею, за что иногда ненавидел ее и презирал себя. Но оторваться не мог. Это была какая-то роковая привязанность. 
Как только он вспоминал - где, как и с кем он ее заставал врасплох - первое желание - все, прощаемся! Как только он видел ее - одно желание - быть рядом, служить ей, как собака, за улыбку, поцелуй, за ее влажные губы, полные бедра, крутые груди и потрясающую изобретательность в постели. 

     Она успевала все: и учиться, и подрабатывать, и обольщать всех мужчин, на которых она бросала взгляд, и держать в теплом плену надежды и соблазна Хенрика, которого она уважала, даже где-то любила, но себя ломать ему в угоду не хотела. Она всегда была свежа, весела и готова на новые любовные приключения.

     Родители Хенрика давно уехали из холодной дождливой страны в теплую Испанию. Дом они продали, купив домик в Малаге. Мать его преподавала английский в одной из местных школ. Отец, после долгих мытарств, сумел открыть частный зубной кабинет, его клиентами были, в основном, соплеменники, жившие в Малаге.

     Хенрик вместе с Пией жил в комнате в коллегии университета, где они оба учились - вид общежития для студентов. 

     Единственным близким человеком для Хенрика, была его Бабуля - мать отца. Они привыкли говорить откровенно и обо всем. Бабуле - 78 , Хенрику – 26, - почти ровесники, как смеялась Бабуля:
     - Ты знаешь, - говорила она ему, когда они медленно прохаживались по аллейкам парка, недалеко от их Дома престарелых. - Я понимаю теперь, как должны чувствовать люди, когда им 26. 

     Хенрик хохотал, глядя на свою Бабулю - в завитых сиреневых локонах, пахнущую мускусом, запах который он ненавидел в детстве, а теперь так любил от Бабули. Она всегда была так аккуратно одета - всё в тон. И даже палка, на которую она опиралась, так как у нее был перелом шейки бедра, и она с тех пор хромала, даже палка ее была отделала специальной кремовой инкрустацией, в тон туфелькам. Всегда крупная, с годами она стала маленькой и хрупкой, как-то усохла в росте и весе. Стала ближе к земле, чем к солнцу - так она сама грустно подсмеивалась над собой. 
     Хенрик откровенно ею гордился. И старался навещать, хотя бы раз в месяц. И звонить, хотя бы 2 раза в месяц. 
     Его отец, сын Бабули, звонил ей два-три раза в неделю, от нее все новости о Хенрике ему были известны. 

     - Ну, что ты хохочешь, как будто я сказала что-то смешное, - Бабуля притворно сердилась, а сама, конечно, наслаждалась и смехом внука, и заинтересованными взглядами проходящих мимо, тоже прогуливающихся собратьев по Дому, и теплым летним днем. 

     - Когда, вот, мне было 26 лет, я работала так много, что чувствовала себя разбитой старухой. Впрочем... тебе этого не понять. 

     И сменила тему на более интересную для нее: 

     - Как у тебя с девочками?

     Хенрик покраснел и не ответил. Это был их давний конфликт. 

     - Ну, что, дружочек мой? - вопрошала Бабуля, опираясь на палку двумя худенькими ручками, больше похожими на куриные лапки. - Что молчишь и глаза прячешь? Я уже 26 лет, как твоя бабуля, и удивляюсь, откуда у меня такой гуттаперчевый внук ? Его унижают, топчут его гордость и достоинство, а он, только знай, уворачивается, терпит и меняет форму. Неужели тебе правда все равно? Господи, как хорошо, что Эрик до этого не дожил! Он бы не перенес!

     В тревожные минуты она всегда вспоминала покойного мужа, которому оставалась верна всю свою жизнь, а в 65 лет, резко все продав, переселилась в один из самых дорогих и престижных частных Домов престарелых, купив там себе пожизненный пансион, живя одна в двухкомнатной квартире, где была ее любимая обстановка, фотографии дорогих, рано ушедших людей, старый проигрыватель с пластинками и огромный шкаф с книгами - это были ее две страсти - книги и музыка. Третьей страстью ее был внук Эрик, то есть тогда еще Хенрик. 
     - Я тебе, мой дорогой, как проживший жизнь человек, говорю: мужчина, если он мужчина, а не хлюпик, должен думать головой, а не... членом, господи, прости. 

     Хенрик возмутился: 

     - Эх, ты! Вот так тебе и доверься! Я рассказал тебе все, как другу, который меня понимает и не выдаст, а ты? 

     - А я и есть твой друг, который тебя не просто не выдаст, а жизнь за тебя отдаст, если понадобиться, но по головке не погладит, видя, как ты портишь себе жизнь, не понимая этого. 

     - Зачем, зачем же ты просила меня привести тебе Пию познакомиться с нею? Чтоб теперь меня оскорблять? 

     - Ну, дорогой мой Хенрик, упоминание о мужской потенции - это, скорее, признак гордости мужчины, чем оскорбление. - Она довольно фыркнула, ее явно забавляло смущение выросшего внука:
     - Хочешь, я заберу обратно свое оскорбление?

     Хенрик продолжал дуться:
     - Ты, Бабуля, просто ревнуешь. 

     Тут Бабуля звонко расхохоталась, искренне, по- девичьи:
     - Ха-ха-ха! Ревную! К кому? К этой крестьянке?

     Она вытерла слезы от смеха, выступившие на светлых бледных голубых глазах, когда-то бывших фиалковыми. Кружевной старомодный ее платочек пах лавандой. Она посерьезнела: 

     - Хенрик, Ты знаешь, я люблю крепких девиц с Юланда - мой муж и твой покойный дед оттуда был родом, Эрик. Свекровь покойная, земля ей пухом, корову поднимала, когда та растелиться не могла. От таких девиц только и рожать детей-то. Здоровых и крепких детей. 

     Но, во-первых, тебе еще рано об этом думать, а, во- вторых, женщина, которая станет женой моего внука, должна его любить больше себя, во всяком случае. Твоя ненасытная Пия любит только себя. 

     Она замолчала, видя, как к лицу Хенрика прилила кровь, он был так несчастен - казалось, заплачет. 

     Бабуля взяла его под руку, они медленно пошли к корпусу, где она жила:

     - Заставь себя расстаться с нею, есть у тебя самолюбие или нет? Ты думаешь, я не заметила, как ты с ума сходил, когда она, тут же, сходу, едва познакомившись со мной, начала флиртовать с Шафаром - медбратом, раздававшим лекарства?
И кто из нас кого ревнует? 

   И закончила:

   - Присмотрись к девочкам на работе, если на курсе ты видишь одну Пию.

Продолжение