odri (Дания)

Сплетая судьбу из случайных событий
Незваное дитя. 2 глава
Все события в этой истории - выдуманные, все совпадения случайны

       Предыдущая глава

      II.

      Стелла еще не дошла до машины, стоящей в гараже, как слезы потекли снова. Она, не думая, выскочила под дождь, и теперь капли стегали ее - раздетую, в домашних тапочках. Она вязла в мокрой траве, но из-за упрямства решила не возвращаться.
      В конце концов, Эрик видел, что она - раздетая и в тaпочках. Он всегда все замечал лучше и больше нее, поэтому одежда Стеллы - теплая и от дождя, обувь на смену или зонты - это была его забота.
      Она была в поиске новых путей для бизнеса, новых заказчиков, текстов, программ для дизайна рекламы. Она могла выскочить без колготок, забыть ключи, не выключить свет -  этим ведал ее муж. Он всегда, как верный страж, замечал и исправлял все ее погрешности и оплошности в быту, так как она была вся в себе и мыслях о работе, ей удавалось это, Эрику - другое, они дополняли друг друга, никогда не считаясь и не рядясь.

      Теперь же она растерянно стояла у закрытой двери гаража. Известие, взорвавшее мирное течение выходного дня, затмило все, она забыла даже, что вход в гараж - из дома, а если заходить со двора, то надо иметь ключи, чтоб открыть гаражные ворота. 
      Она чувствовала себя мокрой униженной курицей, но выхода не было, и она вернулась назад, зашла на террасу, оставляя за собой мокрые шлепки на полу, вода стекала по волосам, прилипшим к лицу, она шмыгнула в ванную, только бы Эрик не увидел ее, такую жалкую и некрасивую.

      Посмотрев на часы, висевшие над зеркалом в ванной комнате, Стелла с удивлением увидела, что уже половина третьего. Сколько же она простояла под дождем? Судя по одежде и разбухшему войлоку тапочек, не менее получаса, но она не помнила.
      Голова ее была тяжела, она плохо соображала.

      Старое забытое чувство шевельнулось в душе - пока еще маленькой, как весенняя почка, тревогой - вдруг проснувшийся страх одиночества. Чувство, которого она всегда боялась, которое избегала, прячась за спину работы, конференций, деловых и неделовых встреч. Чувство, которое, казалось, она навсегда изгнала из своей жизни, когда Эрик переехал к ней. То, что ей и надо было для уверенности - eе мужчина: умный, красивый и послушный, всегда с нею.
      Конечно, они расставались, это случалось, так как рекламная индустрия требовала постоянного движения, чтобы оставаться на плаву. Они могли вместе доехать до аэропорта и, торопливо поцеловавшись, отправиться в разные стороны - один на переговоры, другой - на участие в тендере по покупке прав на рекламу какой-нибудь новинки, не важно, в книжном ли, косметическом или автомобильно-компьютерном мире. Они рекламировали всё.
      И даже в дни этих недолгих разлук они посылали нежные короткие смс, а поздней ночью убаюкивали телефонной болтовней, лежа каждый в своей постели на расстоянии тысяч километров друг от друга.
      Тот, кто возвращался раньше, встречал второго в аэропорту.
      Они ценили эти мгновения, которые так освежали их чувства…

      Стелла сидела в ванной, в мягком кресле, непонятно зачем притащенном ею сюда в свое время, но прижившемся и любимом. 
      Она не могла понять, как ей себя вести, она потеряла контроль над происходящим, и от этого даже легкая тень прежнего страха, упавшая на её искрящуюся, солнечную, независимо от погоды, жизнь, уже пробудила в ней панику: теперь, когда ей казалось, что она продумала и предупредила на много лет вперед все риски их бизнеса, система надежно функционировала, принося каждый день новые доказательства правильности ее расчета и выбора, когда она распланировала почти каждый их день на последующие три года - почтальон на скутере, какой-то мальчишка, не говорящий по-датски, одним движением своей руки перечеркнул все, на что она сделала ставку, на что потратила 12 своих лучших лет…

      Она просто трусила, у нее не было сил раздеть саму себя - руки ее не слушались. Она боялась выходить из ванной, боялась встретиться лицом к лицу со счастливым отцом - Эриком. 
      Она знала, что притвориться не сможет, она знала, что уже сейчас, уже заранее, она ненавидела этого ребенка, сына Эрикa и Пии всем своим существом. Кажется, никогда и ни к кому она не испытывала такой ненависти. 

      Наконец, взяв себя в руки, она начала стягивать любимое платье, так нравившееся ее мужу на ней, забыв расстегнуть молнию и застряв грудью и плечами, но, вместо того, чтобы вернуть платье на место и, расстегнув, спокойно снять, Стелла, обдирая кожу, продолжала тянуть платье через голову, чувствуя, как трещит ткань.  

      - Не порвалось, - с сожалением констатировала она, глянув на ткань в руках и на красные полосы на плечах, - жаль, а то б выбросила с удовольствием.

      Она швырнула платье в угол, не попав в бельевую корзину, даже, кажется, не заметив этого. Сорвала халат с вешалки и укуталась.

      В дверь постучал Эрик.

      - Стелла, детка, - открой, я знаю, что ты здесь, открой, надо поговорить.
      Он подергал ручку и снова постучал, теперь уже ладонью:

      - Ну, открой же, ну, хватит дуться. Ну, конечно, я - дурак набитый, должен был понять, как тебе тяжело и какой у тебя шок. Ну, открой, детка, открой своему папочке, он пожалеет свою маленькую девочку.

      На этих словах Стелла отдернула задвижку , рывком открыла дверь и повисла у Эрика на шее.

      - Эрик, Эриииииик, что же теперь будет, как жеееееее? - она захлебывалась слезами и словами, но чувствовала, что набухшая почка страха, которая только пару минут назад пульсировала внутри, грозясь лопнуть и обжечь отчаянием, исчезла, а вместо этого, по животу, ногам разливалось знакомое тепло любви и желания, которое всегда овладевало ею, стоило только оказаться в объятиях Эрика. 

      Он был ее - ее вселенная и ее воздух, без него ничего не имело смысла, ничего было не нужно, она всегда знала про себя, насколько сильно она привязана и зависима от мужа. Но ей это нравилось, и это была ее самая главная ценность, поэтому она не представляла, как это все будет делиться с кем-то еще.
      Она не привыкла делиться, не умела, а, главное, не хотела.

      Эрик легко поднял ее на руки и прижал к себе. Но Стелла чувствовала, что мысли его не с ней, и это - порыв. Просто он хочет ее успокоить, так как он привык быть хорошим и доставлять ей только приятные ощущения. 
      Он донес ее до дивана в гостиной, опустил осторожно на него, накрыл пледом:

      - Полежи, отдохни. Я пойду, посмотрю нашу пустую комнату, может, надо там что подправить, подкупить.

      У них был план сделать кабинет, где бы Стелла и Эрик занимались бумагами. Но в этом не было необходимости. Им никто не мешал в обсуждении или решении рабочих вопросов, где бы то ни было, даже в спальне. Фирма принадлежала им. Эрик был финансовым директором, Стелла - генеральным. Идея оборудовать кабинет за ненадобностью отпала.

      - А зачем? Там холодно, и я не люблю эту комнату, - в Стелле мгновенно проснулась ее обычная деловитость и практичность. Перемены в интерьере дома происходили всегда после длительного обсуждения и только с ее согласия. - Если делать ее пригодной для жилья, там надо полы вскрывать и отопительные панели делать.  

      Эрик смущенно промямлил:
      - Я хотел... впрочем... да... пожалуй, слишком рано...

      И продолжил, присев у нее в ногах:

      - Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь.

      - Что? - Стелла завладела вниманием мужа, поэтому ее настроение резко пошло вверх, она улыбнулась ему, хотя на ее щеках еще не просохли слезы.
      - Словно мы были оба в проигравших, и вдруг я каким-то чудом выиграл и победил, а ты осталась, как была - в проигравших.

      - Чтоооо? Тыыы… тыы! - Стелла просто задохнулась от такого заявления мужа, дерзкого, неожиданного, пугающего своей откровенностью. Она откинула плед и села перед ним- с горящими негодованием глазами и сжатыми от гнева в кулачки руками. Она готова была защищаться, но от кого?

      В который раз Эрик поразился про себя способности жены мгновенно превращаться из нежной кошечки в дикую яростную рысь. Сейчас он бы не смог сказать, что ему это нравится, как говорил обычно. Такая жена внушала ему страх своей непредсказуемостью.

      - Ты хочешь сказать, я завидую тебе, что у тебя появился ребенок?
      - Да.

      Короткий, как выстрел, утверждающий ответ. Повисла пауза. ”Выстрел” достиг цели.

      - Да, да, я завидую,- тихо, почти неслышно сказала Стелла. - Она повернулась к нему вполоборота, обняв мягкие диванные подушки и прижавшись к ним. Подбородком уткнулась в окантованные подушечные "ребра".

      - Да, я считаю, что никто не должен стоять между нами. Я хотела детей, но не так, чтобы подчинить этому жизнь - все в руках божьих, как говорит твоя бабушка. Она же меня и успокоила раз и навсегда - сказав, что дети сами выбирают себе родителей, и в те семьи приходят с небес. Значит, нас никто не выбрал, ну, жаль, конечно, - она пыталась улыбаться. - Разве нам плохо было вдвоем? Скажи? разве плохо? Я утешилась, поняв, что у меня не будет детей...

      - Как ты это поняла? - голос Эрика звучал нетерпеливо и удивленно. - Ты обследовалась? Но ты же мне сказала, что обследоваться не будешь, и все оставишь, как есть. Всем знакомым и родным мы усиленно рассказывали о том, что мы не хотим вмешиваться в природу, пусть все идет как идет? Я-то знал, что со мною все в порядке…
      - Ты? знал? - Она усмехнулась, - да, хороши, мы, оба. Врали друг другу, делая вид, а сами, тайком друг от друга… бегали по клиникам? Так получается?

      Эрик продолжал возбужденно, повысив голос:

- Ну, почему? почему я не мог настоять на нашем совместном походе к докторам? Почему ты всегда находила доводы, убеждающие меня, что это не нужно, подождем еще, что нам и так неплохо...?
      - Эрик, знаешь что? - перебила она, уходя от опасной темы, - успокойся, ну, пожалуйста! - Она прижалась к ему, начав страстно его целовать, пытаясь разжать его губы своими. Но он не отзывался на ее любовный призыв.

      Тогда она оторвалась от него, вытерла лицо руками, провела ими привычно по своим волосам - они высохли, но просили щетки, расчесать их. Все требовало заботы, все кричало о потребности любви. И ее волосы тоже в этом нуждались. Она подумала, что это можно было бы неплохо обыграть в новой рекламе бальзама для волос.
      Стелла взяла себя в руки, все снова было под контролем. Испуг, паника - все позади. Все будет так, как она, Стелла захочет.
      И она спокойно продолжала, глядя на мужа ласково и по-матерински заботливо:

      - Это все было давно, что теперь об этом говорить! У тебя-то теперь есть сын - мечта осуществилась!

      - Но мы же хотели детей! Общих детей, наших с тобой! Я не понимаю брака без детей!

      Теперь пришел черед удивляться Стелле:

      - Правда? А что ж ты не сказал мне об этом до того, как мы поженились? - 
     Она продолжала смотреть на него, чувствуя, что слезы, вот они, снова на подходе:
      - Что ж ты мне всегда говорил, что твой любимый и единственный ребенок - я...

      Ее голос сорвался. Нет, не получалось у нее взять инициативу. Не ее предмет. Нет у нее чувства правоты, а есть чувство вины и обиды. Плохие союзники в борьбе с неожиданно появившимся врагом. Она прерывисто вздохнула и добавила, опустив голову, не в силах встретиться с ним взглядом:

      - Я не могу иметь детей. Все! Мне сорок лет, поздно. Я, вероятно, не создана для материнства, мне нравится заботиться о тебе. И о себе. И только. А детки, - она горько усмехнулась, взмахнув руками, - они остались несбыточной мечтой….
      Но у тебя теперь есть шанс сложить счастливую семью с Пией и вашим общим сыном, похожим на тебя, как две капли воды...

      Эти слова вырвались из нее резко и неожиданно для нее самой. Получается, что думала об этом? Вероятно. Нет ничего тайного...

      Эрик молчал, словно переваривая услышанное, и думая, как ему поступить. Он уже успокоился.
      С ним поссориться было невозможно, даже такая вспыльчивая натура, как Стелла, не могла вывести его из себя, напротив, чем сильнее она кипятилась, тем, казалось, спокойнее становился Эрик. Он всегда взвешивал свои слова, и был предельно тактичен в разговоре с ней, впрочем, и с другими тоже. И на этот раз он спокойно, медленно, словно размышляя вслух, сказал:

      - Стелла, я все понимаю, не надо ни о чем сейчас говорить, а то мы рискуем наговорить много обидного друг другу. Ты помни: ты - мой единственный и близкий человек, всегда и на все времена. Я не хочу ни тебя, ни себя обвинять.
      Да, мы мечтали о детях. Но мы мечтали разбогатеть больше, чем о детях. И я в этом виноват, так как деньги меня всегда волновали.
      Он замолчал на секунду, сглотнул подступивший комок к горлу и продолжал:

      - Ты помнишь, как мы познакомились? - ты была чертежницей и художником, а я - бухгалтером. Тогда никто не знал, что на тебя свалится наследство, и мы работали много и тяжело, чтобы подняться. Тогда, вообще, никто не знал, что ты - дочь владельца. Ты вкалывала, как все - и сверхурочно, и в выходные. Ты помнишь то золотое время, когда всем нужна была реклама, и все в нас нуждались? Поэтому, после первых трех лет нашего брака, разговоры о детях постепенно сошли на нет. Тем более, в нашем кругу все пары - бездетные или со взрослыми уже детьми. Соблазна не было.
      Он знал, что кривит душой, но сейчас это было не важно - важно было утешить Стеллу, вернуть в дом покой. От этого зависел успех разработанного им плана.
      Вдруг, без всякого перехода, он спросил :

      - Ты меня все еще любишь?

      - Да, - без секунды промедления, горячо произнесла Стелла

      - Ну, вот, - обнял ее Эрик, - это - самое важное для нас обоих. Но представь, если ты любишь меня, и в доме появится еще один я, только маленький, разве ты его сможешь не полюбить? Вот, только не говори, что ты его уже ненавидишь. - Он хорошо знал свою жену. - Ну, и ладно, не отвечай ничего. Пойдем, я согрею чай, ты продрогла совсем.
      Он повернулся, намереваясь подняться, a Стелла спросила:

      - Когда ты с ними увидишься?

      - Не знаю, - растерянно ответил Эрик. - Пия говорит, что она думала, что самое трудное - написать письмо, а оказалось, самое трудное - решиться встретиться после стольких лет.

      Стелла чувствовала, что еще немного, и она разорвется, просто разорвется от переполняющих ее чувств. Дурных чувств и еще более дурных предчувствий. Ей надо выйти из этих обстоятельств. Хотя бы на время, она не должна вмешиваться в происходящее. Это никак ее не касалось, себя она там не видела.

      И тут она снова сказала, нечто, совершенно неожиданное для себя, почти беспечно махнув рукой:

      - Делай, что хочешь, мне надо побыть одной, прости дорогой... Мне надо переварить новость, я не могу пока... Хочу поехать... посмотреть... прости...

      Она понимала, что он ей не верит, никуда ей не хочется, а уж, особенно, побыть одной. Она знала, что звучит фальшиво и неубедительно, но упрямство пересилило.
      Ей хотелось внимания, хотелось, чтоб ее уговаривали остаться, чтоб говорили о ней, а не о Вальтере - близнеце ее Эрика, только 11-летнем.
      Но никто ее не уговаривал, впервые. Эрик посмотрел на нее странным взглядом, повернулся и, насвистывая, пошел внутрь дома, забыв про намерение поставить чайник и напоить ее чаем.

      - Я поехала за продуктами, что-то мне надоело за весом следить, куплю-ка я кусок хорошего мяса на ужин, - крикнула она ему вслед, но он только улыбнулся, повернувшись, и помахал ей рукой, прощаясь.

Продолжение