odri (Дания): Сплетая судьбу из случайных событий. Незваное дитя

     odri: Все события в этой истории - выдуманные, все совпадения случайны. 

     В осенний денек, когда о солнце уже и думать забыл, приготовился к долгому ожиданию мая, с его, все еще свирепым ветром, равнодушным дождем, но завтрашним неизменно приходящим летом аж до октября, нежданно выглянувшее из-под тяжелых облаков светило - так, на секундочку, чтоб напомнить о себе - просто поднимает настроение. 

     Так рассуждала Стелла, стоя у окна на кухне и с улыбкой глядя на мужа, собирающего осенние листья перед очередной подстрижкой газона; их газонокосилка была на редкость уязвима - малейший камешек или листочек мог тут же сломать чувствительный механизм. 
     Стелла всегда смеялась, когда Эрик тщательно чистил газон перед подстрижкой: 
     - Ты еще пылесос возьми, - крикнула она и на этот раз, подшучивая над ним и радуясь несмелому солнышку, вдруг появившемуся в просвете свинцовых туч и сделавшему их дворик наряднее. 

     - Ну, почему ты не можешь бросить это дело с газоном до весны? Так мокро и противно, - продолжала Стелла из кухни переговариваться с мужем. 

     - Дорогая, - степенно отвечал бархатным басом ее муж, сгребая листья и переставляя ноги в высоких резиновых сапогах аккуратно, словно ступал по тонкому стеклу. - Ты же знаешь, что настоящий газон надо стричь и брить не менее двухсот лет, тогда он будет таким, каким надо. Поскольку у нас с тобой нет такого запаса времени, я стараюсь сжать двести лет до десяти и получить безупречный газон уже на следующий год. 

     Ох, неужели уже десять лет будет, как они купили этот дом? Стелла покачала головой, продолжая заниматься приготовлением завтрака. Она готовила ”большой завтрак”, который стал традицией в их семье после последнего путешествия в Сан-Франциско. Эрик с таким удовольствием уплетал пухлые омлеты с разной начинкой, а Стелле так понравились всяческие кашки, сосисочки и десертики, подававшиеся на завтрак в ресторане отеля, где они жили 5 дней - пока шла конференция рекламных фирм, в которой они представляли свою - что они, даже при всем их внимании к собственному весу, начали устраивать в выходные по возвращении ”пир гурманов”. Всю неделю они питались кое-как: то кофе, то сэндвич на работе; потом, накручивая педали на велосипедах, от работы до дома, сжигали эти лишние калории безвозвратно. 
     А в субботу-воскресение они могли себя побаловать, так как оба любили вкусно поесть, любили рестораны и кафе, но в ритуале совместного завтрака в выходные для них обоих заключался тайный смысл крепости их чувств и удачности их брака. Только они двое, никого больше. Они отключали телефон с вечера, выдернув шнур из розетки. Мобильные ставились на бесшумный вибрационный режим и автоответчик. 

     Они занимались любовью, засыпали, пытаясь зарыться друг в друга от нежности и признательности, потом просыпались к полудню. Эрик целовал ее волосы, шею, и лицо. Стелла шутливо шлепала его по голому заду, вырываясь из его рук, перекатываясь на свой край кровати и, на счет ”раз, два три”, опуская ноги вниз, на пушистый коврик. 
     Каждый шел в свою ванную, потом Эрик работал в саду, а Стелла готовила завтрак. Не важно, что по времени это уже был фрокост или бранч, это было не важно, важен был ритуальный смысл происходящего. Стелла застилала стол новой чистой скатертью на застекленной террасе, пристроенной к дому несколько лет назад, которая была их гордостью и любимым местом отдыха в выходные дни даже зимой, так как там были полы с подогревом и стеклопакеты, удерживающие тепло в холодное время. В теплые летние дни Эрик открывал стеклянные рамы крыши террасы, и они "сливались с небом”, как любила говорить Стелла. 
     У них была счастливая жизнь, в ней было все: здоровье, работа, друзья, путешествия, деньги и удача. В их жизни не было одного: детского смеха. 

     Первые годы их брака были полны надежд и планов. Когда они жили у нее - в квартире, унаследованной от бабушки, а потом, через два года, продав ее и взяв кредит, купили этот дом, он был не так хорош и обустроен, а они - не так обеспечены, как сегодня. Но у них не было страха за будущее, наоборот, все виделось только в сине-оранжевом цвете не проходящего счастья. Они видели в своих мечтах детские ручки, обнимающие их, детские душистые после купания тельца, замотанные в яркие халатики, прижимающиеся к папе и к маме, несущих их на руках в детскую. В доме целыми днями будет звучать детский переливчатый смех или плач, или крик – не важно, дом должен быть полон детьми, а деток у них должно быть не меньше четырех, и они, оба, будут - и купать, и играть, и вставать по ночам, если вдруг кто-то из малышей заплачет… Для этого они работали, для этого они свивались по ночам в любовном экстазе, для этого они встретились в этой жизни. Дети - много красивых детей - это была вершина счастья и смысл их семейной жизни. 
     Вначале они говорили об этом постоянно, и с надеждой ждали каждого месяца. Они - такая красивая пара, у них просто обязаны быть красивые дети, и несколько. 
     Но годы пробегали, а деток господь не давал. Тема была настолько болезненна, что и сейчас, после 12 лет их брака, Стелла не могла думать об этом без боли. 

     Она еще раз осмотрела стол, вроде ничего не забыла: сок-киви с манго, взбитый в блендере с 1,5 процентной жирности йогуртом, желтел густой массой в высоких, отливающих синевой дорогих стаканах, они купили их в Чехии, когда там проходила презентация их рекламной фирмы. В серебряных кольцах с монограммой ГФ лежали салфетки. 
     ГФ - это были инициалы бабушки Эрика, от которой ему к свадьбе досталась в подарок масса серебра, хотя по традиции серебро в дом должна приносить невеста. 
     Его привезли в огромном ящике из Дома престарелых, где бабушка Эрика жила последние 20 лет. Каждая вещь, а их там было 120 разных предметов, переложена мягкой тканью, обернута в пожелтевшую газетную бумагу. Стелла и сейчас улыбалась растроганно, вспоминая, как они с гостями разбирали и рассматривали на свадьбе все эти вещи, среди других подарков, которых было так много, что для них отвели отдельную комнату в здании для торжеств их церкви, где они отмечали свою свадьбу после венчания. 

     Стелла поправили чайные чашки на блюдцах из тонкого мейсенского фарфора - они купили их на аукционе Расмуссена по интернету 4 года назад - это были их любимые чайные пары. Сейчас они просвечивали на солнышке нежно молочным цветом. Ах, она забыла молочник. Стелла вернулась в кухню, открыла шкаф, выбрала подходящий по цвету молочник из нескольких стоящих там, потом, раздумав, поставила его на место, взяв другой, серебряный, в тон салфетным кольцам. Она покатила сервировочный столик на террасу, на столике стояла вся та масса еды, которую они, конечно, не съедят, а соберут потом аккуратно в коробочки и отвезут в Зоологический Сад, где у них был не просто подшефный слон, а стипендиат, которому они отчисляли ежемесячно деньги на содержание - еду, лекарства и другие нужды, и еще могли подкормить со своего стола, когда и чем хотели. Конечно, они знал, что Тигру - так звали слона - можно, а что нельзя, поэтому опасности не было ни для кого. Стелла положила руки на крышку блюда, которым был накрыт омлет, серебро ответило ей теплом, пробежавшим по рукам, посмотрела на маленькие ковшики с кашами, на тройную стойку с фруктами-десертами... 

     Где, кстати, Эрик? Что-то не слышно шумного треска газонокосилки. Стелла выглянула из двери, ведущей с террасы прямо в сад и увидела почтальона, остановившегося на своем скутере возле их почтового ящика, прибитого на деревянный столб у границы их участка с соседним, и закричала: 

     - Что-то важное? Помните, мы от рекламы отказались, сами рекламу делаем, вы знаете! - Ей показалось это очень смешным, и она залилась серебряным смехом, откинув голову, показывая мелкие зубки. 

     Почтальон ничего не ответил, открыл крышку щели почтового ящика, бросил в него белый конверт, перекинул ногу через сиденье, дернул правой коленкой пару раз, заводя свой скутер, и, чадя облаком вонючей солярки, умчался дальше. 

     - Фу! - Поморщилась Стелла, снимая нарядный передничек, вешая его на резную спинку стула - тоже удачно купленного на аукционе. Она провела ладонью по пушистым волосам, все еще не понимая, куда исчез Эрик, глянула мельком на себя в зеркало, отметив, как она, все-таки, хороша, как подходит к ее глазам это зеленое платье, купленное и привезенное после последней презентации их фирмы в Париже. Оно ее стройнило, так как линии кроя были продолговатые. В этом платье она выглядела на 25, как утверждал Эрик, он любил, когда она надевала его на их субботний завтрак. 

     Стелле не терпелось посмотреть, что за белый конверт опустил почтальон в ящик. Она слегка сердилась на него: 
     - Ну, ведь видел же меня, неужели не мог подождать, пока я подойду и отдать мне конверт в руки, если самому было лень? Теперь ищи этот ключик к замочку, куда же он запропастился? - Стелла разговаривала сама с собой по давней привычке. 
     Она выдвигала ящики шкафов в кухне и кладовке, искала в вазах для ключей, стоявших на комоде в коридоре, даже в спальню сходила - ключик пропал бесследно. Почтовый ящик почти всегда пустовал: от рекламы у них висел специальный значок - с перечеркнутой красным крестом поднятой ладонью, а всю информацию и счета они получали и оплачивали через интернет. С друзьями и родителями говорили по телефону и общались е-мэйлами. 
     Онa вспомнила нашумевшую несколько лет назад историю с этим значком: ”Нет рекламе!” Они напечатали эти "знаки-липучки" в типографии фирмы, и заработали неплохие деньги - на этом, как оказалось, таком необходимом людям немом протесте против засилья ненужной бумажной продукции в домах. 
     А ведь это была идея Эрика. Тогда их адвокату пришлось попотеть, отбиваясь от исков других рекламных фирм, оставшихся, как они писали в исковых заявлениях, ”без потребителя”, но их фирма легко выиграла все суды по законам об антимонопольной политике и свободе слова и бизнеса. 

     - Ну, наконец-то, - облегченно произнесла Стелла, увидев ключик - он почему-то висел на крючке в гараже. 

     Уже подходя к ящику, она почувствовала, как вспотели ее руки, и ключик выскользнул в траву из ставшей вдруг скользкой ладони. Чертыхнувшись, она поискала ключик в траве, среди свежепокошенной, запорошенной, срезанной, мокрой, противной, слипшейся в пластилиновые комки, зелени, с трудом нашла его, вытерла машинально сразу замерзшие руки об платье, забыв как-то о его цене и престижности, нетерпеливо сунула ключик в скважинку замка, и конверт выпорхнул в ее подставленную ладонь. 
     Стелла посмотрела на белый квадратик: сильный нетерпеливый почерк, без обратного адреса и без марки, очень странно! Что, почтальон получил его из рук отправителя, напрямую? Конверт был адресован Эрику. Стелла почему-то сразу решила, что письмо от женщины, она не могла объяснить - почему, и тревога, неясная тревога плеснула холодом в голову, зажгла нервным румянцем щеки, словно в этом письме лежала угроза всей её, такой налаженной и уютной, жизни. 

     Эрик уже сидел за столом, с утренней газетой, которую совали под входную дверь на крыльце, минуя ящик, каждый день, в 5 утра. Это тоже была их традиция - читать за завтраком в выходные, не спеша переговариваться, отдыхая и расслабленно тянуть время просто в ничегонеделании. 

     Он поднял глаза от газеты и, улыбаясь, смотрел на нее: он ждал. Завтрака, похвалы за скошенный газон, поцелуя - он всегда уступал инициативу напористой энергичной Стелле, его это устраивало, она всегда была быстрей его, а потому - первая, ну, и что? Они любили друг друга, их любовь была союзом, а не борьбой. Они никогда не ссорились - и это было главное - они ценили в своем браке покой и стабильность. 
     Стелла протянула ему конверт, ни говоря ни слова, присела напротив, автоматически взяв салфетку в руки, выдернув ее из кольца, положив себе на колени, вдруг вспомнила, что еда-то все еще стоит на сервировочном столике, она его так и бросила, не довезя до террасы, в маленьком коридорчике, когда кинулась искать Эрика и увидела почтальона. 

     - Ох, что-то я совсем старею, - засмеялась деланно она, кладя салфетку аккуратно рядом с тарелкой и направляясь к кухне. Прикатив столик, она сняла крышку с омлета, ловко захватила его, закрутив в толстую трубку, и аккуратно, словно он мог рассыпаться, положила в тарелку Эрика, точно разделив ее на две части плотным желтовато оранжевым руликом - сегодня омлет у нее был с красным сладким перцем и желтыми томатами. 

     Она ждала обычного восхищения, но Эрик молчал. Стелла только сейчас обратила внимание на странное выражение его лица. Он смотрел на конверт, не разрывая его, словно пытаясь вспомнит почерк. 

     - Ну, что же ты, Эрик! Это же тебе письмо! Может, от бабушки? Представляешь, настоящее, бумажное, как в старое время. Я уж и не помню, когда мы получали такое? Только на Юль открытки, да и то, они обычно с заготовленным текстом, а от руки только подпись пославшего. 
Она тараторила, заполняя тишину. 

     - Мистика какая-то! - Проговорил, наконец, Эрик, словно выйдя из гипнотического состояния, в которое его поверг белый четырехугольник с незнакомым почерком. Он дурашливо таращил глаза и играл бровями, пытаясь смешить Стеллу, но она отметила, что руки его почему-то дрожали, когда он, взяв нож, аккуратно разрезал край конверта. 

     Стелла опустила голову, нарочито уткнувшись глазами в газету, на страницу, где рассказывалось о новом креме, снимающем не только следы усталости и маскирующем круги под глазами, но еще и разглаживающим веки - это было то, чему она никогда не верила, но всегда читала, а потом покупала и пробовала на себе, чтобы потом, в который раз, разувериться. Она увлеклась, улыбаясь про себя и отмечая толковый рекламный текст, удачные сравнения и фото. Потом отложила газету, решив, что надо бы сосканировать эту статейку, пригодится для собственных рекламных текстов. Она посмотрела на мужа, ожидая комментария о письме, которое он перечитывал второй раз. Он почему-то побледнел и начал облизывать и кусать губы, что он делал чрезвычайно редко, в минуты наивысшего волнения. 

     - Что? Что, Эрик? Что? - вскочила с места Стелла и подбежала к мужу, схватив листочек письма и потянув к себе. Но, к ее удивлению, Эрик не выпустил письмо из рук, а поднес к лицу и прижал его, словно вдыхая. 

     - Нет, Эрик, ты что, издеваешься? - неожиданно раздраженно повысила голос Стелла. - Что происходит? 

     Эрик вдруг захохотал, как сумасшедший, яростно махая листочком. Потом резко успокоился, вытер рот и посмотрел на Стеллу без всякой улыбки: 

     - Ты красивая, Стелла, умная и верная. Люблю я тебя. Сядь, тебе лучше сесть. 

     Стелла вдруг поняла, что надо не возражать и ничего не спрашивать, и послушно села на краешек стула, сложив руки на коленях. 

     - Ты помнишь Пию? Мою прежнюю подругу, с которой я жил, пока мы с тобой не встретились? 
     Он выдержал испуганный взгляд Стеллы: 
     - Помнишь? 

     - Да, конечно, помню. Когда ты переехал ко мне, она все звонила и плакала, упрашивая тебя вернуться, потому, что она беременна. А я тебе говорила, что это неизвестно еще чей ребенок, так как она переспала со всеми твоими друзьями, ты же мне сам рассказывал, оттого вы и расстались, что ты устал ее вытаскивать из чужих постелей. Ты что, сам забыл об этом? 

     - Да, детка, ты все правильно помнишь, - сказал Эрик и протянул к ней руки, - иди ко мне. 

     Стелла поднялась со стула, обошла стол, Эрик притянул ее к себе и посадил на колени. 

     - А ты помнишь, как я хотел ее все-таки навестить один раз, хоть денег дать, помнишь, а ты мне запретила, и на следующий день взяла билеты в Гамбург на три дня, где мы с тобой все три дня пролежали в постели, занимаясь любовью, с надеждой на ребенка. А потом, спустя, две недели, ты мне сказала, что кажется, кажется... Я так радовался, помнишь? А потом, еще через две недели, все надежды пошли прахом, так как ты мне призналась, что обманула меня, помнишь? 

     - Да, помню, - счастливо засмеялась Стелла, ероша его, все еще густые волосы. 

     - А ты мне сказал, что ты понял, как я тебя люблю и боюсь потерять, если так вру. И больше ты к телефону не подходил, а подходила я, и если это была Пия, я говорила, что тебя нет дома. 

     Эрик не отвечал, задумчиво глядя мимо нее, она тоже замолчала, прижавшись к нему. 

     - Это письмо от Пии? - не выдержала молчания Стелла. 

     Да, - медленно начал Эрик. - Пия пишет, что у меня есть сын, у нас с нею сын, - поправился он, - ему сейчас 11 лет. Он похож на меня, как две капли воды, поэтому мне не стоит сомневаться, что это мой ребенок. 

     Стелла почувствовала резь в животе. Слова Эрика с трудом доходили до нее, отдаваясь болью в голове, плечах, руках - у нее вдруг заболело все. 

     - Сccын? - с трудом проговорила она, поднимаясь на ватных ногах, руками, вдруг ставшими деревянными и нечувствительными, отбиваясь от рук Эрика. 

     У нее было одно желание - убежать, уйти, исчезнуть, никогда не получать этого письма, проснуться или заснуть, но чтоб все было по-прежнему. 
     Она сел на свое место, взяла в руки газету, но вместо чтения, неосознанно начала сворачивать ее в трубочку, внимательно следя за тем, чтобы края не вываливались, и трубочка была аккуратная. 
     - Сын, - повторяла она, - у тебя... сын... сын... 

     - Да, Стелла, да, ты понимаешь? 

     - Нет! 

     - И я нет! Пия пишет, что она после моего наглого отказа, что это не мой сын, не стала меня беспокоить больше… решила сама… но мальчик начал последнее время спрашивать... Ей ничего не надо, она хорошо зарабатывает, она пишет - чтоб мы не боялись, это - не шантаж, а только забота о ребенке… 

     - И что? Как она узнала наш адрес? А что, телефонов не существует, не могла позвонить? 

     Эрик ничего не отвечал - на него было больно смотреть - его лицо было мучительной гримасой вины. Радости на нем не было. 

     - Ты представляешь, какая я сволочь? Ну, какая, какая мне разница, от кого у Пии был ребенок? Он был бы, по любому, мой. Я бы записал его на себя... Он осекся. 

     Стелла тихо поднялась и тихо сказала: 

     - Я ничего не хочу знать. Это только я, я должна родить тебе сына, а не кто-то другой, тем более эта... 
     Она с шумом отодвинула стул от себя и ушла, не сказав больше ни слова. 

     Придя в спальню, плотно закрыв за собой дверь, она бросилась на кровать. Она дала волю ярости и слезам. Она кусала и рвала подушку зубами, она рвала на себе волосы и билась головой об стену в бессильном отчаянии, понимая, что жизнь - та, которой она так гордилась, так берегла и лелеяла - эта жизнь разрушена. В один миг, одним беленьким конвертом. 

     Она попыталась успокоить себя и собратья с мыслями. 
     Конечно, конечно, они хотели детей, целую футбольную команду - так, смеясь, в начале их жизни, часто повторял Эрик. Но теперь, через 12 лет, было ясно, что детей у них, кажется, не будет. Что с ними было не в порядке - они и выяснять не хотели. Хотя Эрик несколько раз предлагал им обоим обследоваться. Если не обследоваться, то узнать об усыновлении. Конечно, там очередь, и дети, в основном, инвалиды физические или умственные, но если, например, самим поехать в Китай или Индонезию, или Индию, то можно найти хороших деток для усыновления. 

     - Нет, нет, и нет, - отвечала упрямо Стелла, - нам и так неплохо, разве нет? Своих нет, а чужие мне не нужны, - Стелла завершала разговор всегда одним и тем же: она смотрела на себя в зеркало и говорила: 

     - Ну, посмотри, посмотри, какое у твоей жены красивое тело, никакого живота, стройные ноги, грудь держит форму. Ты представляешь, какой я стану беременной? Морда, - она так и сказала "морда", - в пигментации, которая, еще неизвестно, пройдет или нет, сама - как трактор неповоротливая, жиром заплывшая, и груди - как арбузы - молочная фабрика, а не жена. 

     Эрику не нравились эти разговоры, но он привык считать, что жена права. Он ненавидел ссоры и разборки, поэтому соглашался со всем. С годами тема детей стала в их доме табу.

     Неожиданно для себя Стелла, впервые в жизни, вдруг почувствовала угрызения совести. Душа ее ныла, она жалела Эрика, вспоминая боль на его лице после прочтения письма. 

     - Я и подумать не могла, что он так несчастен без детей, и так хотел иметь ребенка. - Сказала Стелла себе. - Ну, все, маленькая моя, - начала она успокаивать себя, - не плачь, а то постареешь, не плачь. 

     Она гнала от себя мысли, жгущие ее огнем: что ей никогда не пережить счастье материнства, никогда Эрик не будет отцом ее ребенка... 
     ”А как же он, оказывается, хотел этого, как скрывал от меня”. 

     Стелла разозлилась, теперь уже на мужа: что же он за бесхребетный такой? У него сын, почти взрослый, а он сидит себе. 

     Она вскочила с кровати, распахнула дверь, с треском захлопнула за собой и закричала на весь дом, направляясь к террасе: 

     - Эрик! Звони срочно своей шлюхе Пие и договаривайся о встрече, ты слышишь, что тебе мама твоя говорит? Эрик? 

     Но Эpик не ответил. Нетерпеливо выбежав на террасу, Стелла застыла, не веря в происходящее: Эрик говорил по телефону, тихо посмеиваясь совершенно незнакомым ей смехом, каким-то интимным, сердечным и чужим для нее, Стеллы, смехом. Этот смех был адресован не ей и не касался ее: 

     - Да, Пия, конечно, конечно, мы увидимся и договоримся, я тебе позвоню завтра вечером. - Он выключил телефон и сияющими глазами посмотрел на Стеллу: 

     - Детка, ты представляешь, у меня - сын! Почти взрослый сын! Он учится в 5-м классе, у него способности к математике и языку, он играет в футбол, его зовут Вальтер, и у него такие же голубые глаза, как у меня, нет, ты послушай только, Стелла! Сын, который похож на меня. 
     Стелла уже взяла себя в руки, она попыталась улыбнуться и разделить восторги мужа: 

     - Эрик, ты - отец! Эрик! - игра ей не удалась. Голос сорвался на слезы, она сморщилась и отвернулась к окну. 

     Солнце давно исчезло. Снова моросил дождь. В такую погоду лучше всего забраться в укромное местечко, укрыться пледиком и предаваться мечтам или любовным утехам, а не выяснять отношения на тему, режущую ее на кусочки, без ножа и пилы. 

     - Он хочет встретиться со мной, ты представляешь? У Пии никого нет, она после рождения Вальтера – вообще перестала думать о ком-то или о чем-то. Получила гранд на учебу в университете Сиднея, закончила его, там и жила, но замуж не вышла, только работа и сын. Теперь ей предложили здесь, у нас, заведование кафедрой, они вернулись с Вальтером обратно. Представляешь, Вальтер говорит на 4-х языках свободно, это в 11-то лет! 

     - Ну, да! Способный, весь в тебя и Пию! - съязвила Стелла, не в силах справиться со своей яростью. 
     Но Эрик не заметил иронии, радостно засмеялся: 

     - Да, наверное, в меня и в Пию... Он спрашивает обо мне каждый вечер. - Эрик помрачнел. - Как я ему объясню, где я был все эти годы, почему не знал о нем? 

     - Пусть его мамочка расскажет ему про роту мужиков, с которыми переспала, - с сарказмом ответила Стелла, - и как ты не знал, твой ли это ребенок, да я и сейчас... 

     Она осеклась, остановленная мрачным взглядом мужа: 

     - Ну, знаешь, это - слишком, даже для меня, - сказал он. 

     - Фу, подумаешь, - фыркнула Стелла, хотя на душе ее было погано. - Мне надо за покупками, уберешь сам. 

     И она вышла во двор. 

     Продолжение

     Предыдущие публикации этого автора