Никогда не говори «никогда»...

Прошло чуть больше двух месяцев, и я вновь возвращалась в М....
...Вновь запись по телефону, очередь в посольстве, страх неполучения визы, вновь дорога в аэропорт, взлет, посадка, и таксист – вновь русский, отвечает мне по-русски на мой немецкий вопрос, я на вокзале, все вокруг так привычно – гляйсы, поезда Дойче Бана с дверными кнопками, и опять я среди немцев. Они приоделись в теплые куртки, внимательно вслушиваются в объявления, куда-то и им надо ехать, вечер пятницы, может, возвращаются в родные города с работы, чтобы побыть дома. Кто-то ждет их там, а я? Почему и зачем здесь я? К кому еду я? - Повидать подружек и изучить быт хостела? Почему? - Ностальгия по Германии и задача прикупиться? Зачем? - Опять та же ностальгия, отрыв от рабочих будней, новое восприятие старого места? Да, все это так, но только на 10%. 90% - чтобы увидеть тебя.

Опять (странно на фоне немецкой пунктуальности) задерживается поезд, наконец, я у окна, за стеклом темно, только на станциях светятся огни, мы чередуем города. Наискосок открытый на коленях ноутбук, странные буквы, одеваю очки – так и есть, кириллица. Слева от меня немец, вышколенный, как все немцы, аккуратно одетый, листает журнал, у него зазвонил телефон, я слушаю и понимаю от и до, он тоже едет в О., выходя из поезда, улыбнется и скажет мне Tschuess, и по тому, как он это скажет, мне станет ясно, что говорит он это иностранке. А пока что-то пробило всех меня вспомнить – звонок за звонком, я открываю телефон и сбрасываю неоправданно дорогое общение.

Наконец знакомый вокзал, газетный ларек, скамейки, та самая касса, где мне хотелось заплакать, в расстегнутом пальто я выхожу на улицу, в грудь приятно ударил свежий воздух, чемодан послушно катится за мной, потрескивая по брусчатке, кругом суета, знакомые номера автобусов, машины, как бы мне хотелось броситься сейчас кому-то на шею, поцеловать, прижаться, радоваться, но никто не ждет меня.

Мой приют в центре города, не нужно даже брать автобус, наоборот, самое приятное – пройтись пешком. Я иду, примерно представляя свой маршрут, иногда попутно уточняя, я всегда так ходила по этому городу, не в силах разобраться в хитросплетениях улиц. Как приятно, прилетая из Москвы, переводить время на два часа назад, как будто обманула всю Вселенную, иду – и теплым одежным ароматом дыхнули на меня открытые двери H&M, я на ходу заворачиваю в них – интересно, что теперь на манекенах, и цены такие же приятные, как летом? Охранник удивленно посмотрел на девушку с чемоданом, ладно, еще будет время, а пока скорее бы устроиться в хостеле. В голове план: горячий душ, чашка чая, а потом к нему, а если его нет, то к подруге, по-любому хорошо.

На ресепшн звоню безответно в колокольчик – никто не идет. Ну что такое, разве могу я тратить время на ожидание? Иду длинным коридором, заворачиваю в незнакомые двери, пока не встречаю того, кто мне нужен. Юный, высокий в очках немчик смущенно смотрит на меня, ведет к ресепшн на регистрацию, выдает ключи и показывает хостел, мне приятно говорить с ним, хочется позадавать вопросы, на которые заранее знаю ответ, послушать его речь, я улыбаюсь, готова поцеловать его просто за то, какой он есть, такой милый.

Я впервые в хостеле, из желания сэкономить (приятно осознать, что старушка-Европа принимает тебя по ценам, в которые не верится!) и еще чтобы допить недопитую чашу студенческой безбашенной жизни, выбираю второй этаж двухъярусной кровати в комнате, где таких кроватей три, но что это – передо мной сидит парень... Это точно моя комната? Как? Я даже предположить не могла, что мальчики и девочки могут спать вместе! Как же это? А, ну и ладно, вперемешку – значит, вперемешку, не прЫнцесса, распаковываюсь и отправляюсь в душ. Душ, в отличие от кухни, где давно не мешало бы сделать генеральную уборку, пролазив с мыльной тряпкой все углы, порадовал чистым белым кафелем и поддонами без следов предыдущего пользования. Радостная, я загородилась шторкой и включила воду. Потекла холодная. Я ждала с полминуты - все холодная. Вылезла и с широко открытыми глазами заглянула на кухню – там разговаривали две немки. «Вы не знаете, почему в душе нет горячей воды?» - «Как, в самом деле нет? Мы не знаем, мы пока не ходили в душ. Надо спросить у администратора». Я пошла на ресепшн и задала тот же вопрос высокому в очках немчику, только теперь мне уже почему-то не хотелось его поцеловать. Мы вместе отправились в душ. После трехминутного слива холодной воды пошла горячая, «бойлер», - пояснил он, ну да, конечно, как же я сразу не догадалась, что его мало ждать полминуты.
Довольная, уселась с чашкой чая в кухне. Немки спросили меня, как душ. А потом – откуда я... Мне бы тоже показалось странным встретить в тверском хостеле немку, приехавшую на 5 дней понастальгировать по России... (Тверском потому, что эти города – города-побратимы, и, значит, примерно одного масштаба)

А потом я шла в другую сторону города, на улицах было много людей, все куда-то направлялись, ведь был вечер пятницы, оживленно, шумно, огни витрин, рестораны, громкие голоса. Я опять вышла не туда, куда надо, и сделала порядочный крюк, ну что за устройство города, еще ни разу не дошла без проблем! Но теперь это уже точно твоя улица, а вот и твое место работы, я помню, ты говорил о нем, теперь только прямо, искать номер дома. 24, а потом сразу 28, 30... Как? Неужели ты так изощренно обманул меня? Дал адрес, которого нет? В груди все забилось от боли и обиды. Нет, не может быть, это где-то здесь. Ну конечно, вот же, вот твой дом, твоя дверь, твое имя на табличке, звонок, я могла быть здесь больше двух месяцев назад, но не была, я здесь только сейчас, как встретишь ты меня? Поймешь ли? Звонить – страшно, не звонить – нельзя. Я должна. Нажимаю кнопку. Жду. Никто не отвечает. Новогодняя елка у твоего подъезда одиноко мерзнет, ветер бросает из стороны в сторону ее красные банты, какое недоразумение – новогодняя елка, не приносящая радости.

Успокаивая себя тем, что ты, скорее всего, куда-нибудь ушел, направляюсь к подруге. Идти порядочно, каблуки со скрипом проваливаются между камнями брусчатки, оставляя царапины на шпильке (никогда, ни для какого исключения не стоит даже иногда носить здесь подобную обувь!), я прячу руки в карманах, уши в воротнике и иду, иду туда, где даже днем за месяц зоммеркурса не побывала ни разу, некогда было в гости заглянуть, а теперь надо, надо обрадоваться встрече, усмотреть произошедшие в человеке перемены, наговориться...
В студенческой кухне горит свет, и знакомый силуэт суетится у плиты. Я постучала из темноты в стекло. Привет! Мы обнялись, а потом были вареные макароны, чай и слова, слова, слова...

В моей комнате хостела, кроме меня, посапывали и похрапывали трое парней, могла ли я это предвидеть?! Я в темноте нащупала выключатель прикроватной лампы, несколько раз залазила и слазила обратно, все время забывая что-то сделать, наконец, успокоилась, улыбнулась и заснула. На следующее утро, проснувшись, опять улыбалась этим незнакомым, видимым первый и последний раз в жизни, соседям по кроватям, а они, очевидно, были совсем не против моего присутствия.

Ну что ж, был другой день, полный радостных ожиданий, неизвестный своим поворотом событий. Мне хотелось отлежаться до предела, скопив максимум сил на долгий вечер, но любопытство мешало оставаться на втором этаже кровати. Интересно, какая погода? Какой завтрак подают здесь? И вообще, при дневном свете рассмотрю хостел по-новому! Кто еще здесь остановился? Неплохо бы горячий душ для начала...

На кухне встречаю голландку лет пятидесяти. Она в группе студентов, приехавших по межвузовскому обмену, только не руководитель группы, а студентка. Все еще спят, а она пьет чай на кухне. Подсаживаюсь, знакомимся, шепелявым английским она рассказывает мне о своем предмете, приветливо улыбается, задает вопросы, я даже как-то сконфужена и пропускаю мимо слова о том, что она студентка. Потом я вышла и, когда вернулась, не нашла своей чашки на столе. Она сидела в соседней гостиной, я зашла и спросила о чашке, она ответила, что помыла ее. Мне стало так неловко, стыдно за высокомерие и предвзятость, с которой я думала о ней, я поблагодарила ее, села рядом и мы проболтали еще минут 30. Какой странной мне показалась ее способность рассказывать о себе просто и открыто – я не ожидала такого от западного человека, она говорила о фактах своей биографии – учеба, работа, потеря работы, замужество, развод, отсутствие детей, какие-то искания, вновь учеба – всякий мог бы расценить это как сплошную цепочку неудач, мог бы посмеяться над ней, но я не могла, я слушала ее удивленно, она была как будто не из мира сего. К нам стали подходить ее проснувшиеся однокурсники, подростки лет по 20, они шлепали босиком по полу, и мне становилось жутко от того, как они ходят по грязному полу хостела, ведь ноги – это так же важно, как руки, как же можно пренебрегать их чистотой. Они здоровались и с любопытством смотрели на меня. Потом я ушла переодеваться и, несколько раз пересекая вход на кухню, где все они в это время завтракали, так и не повернула голову в ее сторону, как будто боясь общением с ней заразиться болезнью неудачества, а потом они уезжали, и я так же не простилась с ней. Мне стыдно за это. Вряд ли будет случай загладить свою вину, но мне стыдно, правда.

Потекли дни моего свободного блуждания по знакомому, с надрывом, городу. Я выходила на Neumarkt и шла, куда глаза глядели, по знакомым улицам, стараясь найти изменения в его облике. Почти ничто не поменялось, на центральной площади поставили высокую, в игрушках, елку с шарами и подарочными коробками, рестораны убрали с улиц столы и стулья, а кондитерские все так же манили пряными ароматами и аппетитным видом запеченных корочек. Погода удивляла еще больше: мокрый снег чередовался дождем, градом, вдруг выглядывало солнце, потом так же неожиданно исчезало, и хмурились тучи.

Я шла в магазины, уже точно зная, какие именно мне надо, поднималась на тот этаж, где были нужные мне вещи, ходила, выбирала, мерила и показывала подруге, спрашивая совета. Боже мой, как приятно делать покупки в Германии, после этого в Москве мне не хочется ничего – ни сталкиваться с хамством продавщиц, ни удивляться ценам. Я в Германии единица, а в Москве я ноль. Где же дом? Дом вспоминаю только на кассе, когда, выкладывая бело-сине-красный паспорт, прошу оформить tax free.

Прохожу мимо еврошопа, с остаточным чувством брезгливости захожу в него – вдруг что достойное попадется, например, сувенир для дома. Вскоре брезгливость уходит, среди всех прочих я в кассе с вещами в руках, необходимыми и уже дорогими.

Я направляюсь в сторону общежития, хочется повидать и удивить тех, с кем рассталась недавно, они-то решили, что мы больше не увидимся, и потому не ответили на мое письмо из Москвы. Не ответили - и не надо, только рано вы со мной простились, я не так далеко, чтобы не вернуться, правда, вы мне тоже не нужны, особенно после того, как не ответили, я просто о себе напомнить хочу, и чтобы вы поняли на потом, как мир все-таки тесен. Стучу в стекло – мне открывает знакомая голландка. «Elena, hello», - говорит, глаза округлила, но удивление скрыть старается. «Hello», - отвечаю, только как тебя зовут, забыла, прохожу на кухню. Почище, новый диван поставили (немцам его не надо на помойку вытаскивать – стOит только на виду у студентов оставить). На столе обед на двоих, баночки с конфитюром, жареные тосты, ножом режут на тарелке тонкий слайс хлеба, намазанный тонким слоем паштета, отправляют вилкой в рот. Я присела на край дивана, все кругом рассматриваю, комплименты чистоте и уюту отдавая. «This is ... from …», - представляет она мне свою соседку. «From Poland? Nice to meet you», - отвечаю. «From Holland!!!» - округляет с ужасом глаза. Дура. Самоуверенность бьет ключом, есть чему поучиться. Летом она говорила мне, что она smart, стройная (на твоей заднице 40 по швам разъедется) и думала удивить академичностью познаний по специальности event manager. Спрашивает, надолго ли я, и зачем, и где остановилась – в гостинице – в какой? – в центре. Какое твое дело, в какой?! Ну ладно, чая вы все равно не предложите, можно уходить, не буду мешать вашему душевному разговору, дам пообмывать мне косточки. Передаю привет другим бывшим соседям (их нет сегодня, уехали на экскурсию в Амстердам на весь день), говорит, удивятся, когда узнают, что я здесь была. «Нечего удивляться, чуть больше трех часов на самолете – и я тут. Москва рядом... да, до твоего Амстердама 3 часа на поезде, помню... может, я еще завтра зайду, они уж точно здесь будут». Конечно, не зайду, не хочу вас видеть. Прощайте.

По дороге PLUS, где я часто закупалась по пути домой. Радостно втискиваюсь в двери, все по-старому, фруктово-овощной лоток, появились новые упаковки орехов - надо захватить, длинные стеллажи, все то же, а вот и мой любимый шоколад, надо взять сразу побольше, он такой вкусный, частенько жевала на уроках, соседей угощая, так, что еще? Может, йогуртов на утро, нарезки для бутербродов? – нет, не надо быта, хочу вставать, когда придется, есть что найдется, хочу завтракать в Baeckerrei свежеиспеченными булочками и горячим какао.

Сейчас специально выйду на L...Strasse, загляну к тебе. Твоя табличка, кнопка звонка, дверная ручка, хорошо знакомая с твоими руками. Нажимаю и жду. Страшно. Стою спиной к двери. Вдруг дверь открывается – я поворачиваюсь, несколько первых секунд глаза сосредоточиваются на персоне открывшего дверь. Мужчина, рост, лицо... нет, очков не должно быть, это не ты. Hallo, ich suche Thomas – Thomas? Thomas Sch., Sie meinen? – Ja, Thomas Sch. Ist er zu Hause? – Nein. – Und wann kommt er? – Ich weiss nicht. Ich kann ihm etwas uebergeben. – Nein, danke, ich komme besser noch mal – Und wann kommen Sie? – Ich glaube, morgen. Danke. Tschuess. Теперь он скажет тебе, что приходила какая-то девушка, ты спросишь, какая, он ответит, что иностранка, но говорит по-немецки, искала тебя, но ничего не передала, сказала, что зайдет еще. Ты подумаешь и поймешь, к тому же мое письмо ответит тебе.

Я буду заходить еще несколько раз, тебя всегда не будет дома. Новогоднее недоразумение будет по-прежнему мерзнуть под ветром, не понимая, почему ее срубили, казалось бы, на радость людям, а люди идут и едут мимо, не обращая на нее внимания, и даже та, что обратила, совсем не радостна.

Мы встретились вечером, чтобы погулять по городу и попить где-нибудь пива. Желудок требовал пищи. Пойти в McDonalds? Зачем, ведь есть Bratwuerst! “Und noch mal fuer mich, bitte, medium scharf”, - говорю продавцу, как приятно это сказать, ко мне тянется свежая булочка с длинной сосиской внутри, политая кетчупом. Я вгрызаюсь в хлеб и мясо, горячее согревает нутро, тепло, вкусно, весело, мы прогуливаемся по центральной улице, жуем братвюрст и наблюдаем за танцевальным кружком самодеятельности – девчонки с выкриками танцуют что-то под Бритни Спирс, неискушенные немцы хлопают, звенят о брусчатку центы, но я не кину – слишком дилетантски.

А теперь можно и в McDonalds за мороженым зайти. Поднимаемся на второй этаж, как раз освободился столик у окна – замечательно! Внизу снуют люди, улицы красиво подсвечены разноцветными огнями, играет тихая музыка, а вот тот самый стол, за которым мы сидели вчетвером летом, я вот на этом месте, и весело болтали. И сейчас опять наговоримся, как полнится душа, от одного к другому, я забываюсь, что вокруг люди, все громче и громче, русский заглушает немецкий, и какой-то парень в другом конце комнаты внимательно смотрит на нас – может, все понимает?

Заходим в знакомую пивнушку, за стойкой все тот же парень, так же старательно разливает по бокалам пиво, тогда у меня было к нему то же чувство, какое сейчас к молодому, в очках администратору хостела. Он не помнит нас, а мы его помним. Берем пиво и спрашиваем, можно ли курить. «Или вот в той специальной комнате, или на улице», - отвечает его коллега постарше, он говорит это так, что я как будто чувствую вину за свой вопрос – курить, а тем более девушке, нехорошо. Хочется оправдаться: «Да я впервые за долгое время, просто так, понимаете, в Германию на пять дней приехала, избыток чувств...» Мы идем в комнату, слегка трясутся руки, глаза жжет сигаретный дым, фу, «Ява» или «Vogue», какая разница, по-любому гадость, вминаю сигарету в пепельницу, пойдем отсюда.
Громко играет музыка, не говорится. Сидим и глазеем по сторонам. За нашими спинами вспыхивает скандал, слышится удар – и двое парней опрокидываются со стульев на пол, кричат и лупцуют друг друга. Внимание всех переносится на них, мы отходим подальше. Наш бармен оставляет свое место и направляется к драчунам. В следующее мгновенье он уже тащит зачинщика к выходу, зажав рукой ему шею, выкинул, как котенка, с крыльца и закрыл за ним дверь. Возвратился на свое место, видно, что взволнован, руки трясутся, но сразу же взялся за работу, я смотрю на него и не понимаю своих чувств к нему. Уважение за силу? Да, но, наверное, более то, что он вернулся и продолжил работать. Я вновь чувствую как будто свою вину перед ним, хотя ни в чем, казалось бы, не виновата. И лишь спустя время понимаю, что тот, кого он выкинул, англичанин или американец, солдат оставшейся тут до сих пор после войны военной базы. Иностранец, нарушающий покой. Как же еще бармен может к нему относиться? Или ко мне с моим акцентом? И как я бы себя на его месте повела? Мне некомфортно, и хочется встать на его сторону, поддержать его, но я чужая, и он даже не поднимает на меня взгляд, хотя я рядом, смотрю на него, не осознавая причин волнения.
Мы сидим за стойкой. К нам подсаживаются несколько молодых немцев, видно, друзья, отдыхают вечером вместе. Рядом со мной двухметровый амбал, какие нередко встречаются в арийской нации, огромные руки, ноги, смотришь - и делается страшно. Чуть позже один из них заговорил со мной. Откуда? Зачем? Надолго ли? Да, странно, что на 5 дней. А ты откуда? – Москва – Я не люблю Москву – Почему же? – Там Кремль, мне не нравится. Не хочу туда – Ну, как хочешь, никто и не зовет. Он отошел обратно к своим, видно, передает информацию. По очереди оглянулись, посмотрели. А у нас пиво закончилось – пора идти в другую кнайпе, здесь на сегодня хватит. Чю-у-с – говорю нелюбителю Москвы, чю-у-с – отвечает, улыбается.

Во второй пивнушке по давнишней традиции подают булку хлеба и жирное сало в мисочке. Голодные, отламываем кусками хлеб, намазываем салом и отправляем в рот. Ждем пива. А вот и оно, любимое, холодненькое, кружка слегка запотела, сантиметра два пены сверху. Первый глоток – блаженство. Вкус, аромат – его здесь же сварили, этим мне нравится это место.
Рядом большой стол заняла компания молодых парней. Они смеялись и заигрывали с официанткой, она, сколь мы могли понять, весьма грубовато отвечала. Мы решили, что у них мальчишник. А вот тот, самый громкий и веселый, должно быть, жених. Что-то слишком молод на вид по немецким меркам. Наверное, где-то празднует девичник его будущая фрау.

В понедельник с утра иду в банк – еще остались неоплаченными отложенные в магазинах покупки. Клерк спрашивает мою фамилию и просит подождать на диванчике. Рядом включен телевизор, идут новости, но мне не до них – листаю журнал. Russland – слышится из телевизора, я поднимаю глаза и подвигаюсь к экрану – ну что еще там произошло за четыре неполных дня? «Frau .….ova», - послышалось с другой стороны, я поднимаюсь, сотрудник банка жмет мне руку и приглашает к своему столу. Я меняю чеки, отвечаю на его вопросы, все время улыбаясь, мне так приятно приходить сюда снова и снова, многих здесь уже запомнила и, встречая на улице (город-то небольшой!), узнаю, например, вот того, что сидит за конторкой, маленький и плешивый, каким и подобает быть банковскому клерку, видать, тоже меня узнал, кинул несколько взглядов и спрятался за перегородкой, я к нему первому тогда попала, он сказал сначала, что комиссию придется взять, но я-то точно знала, что в этом банке мои чеки без комиссии принять обязаны, и когда он в этом, покопавшись в компьютере, убедился, спросил, рада ли я, что на своем настояла, а при чем тут рада или не рада, положено – вот и давай без комиссии. Наконец, деньги в кармане, можно идти тратить.

Кто бы мог подумать, что, приехав задолго до Рождества, мне повезет попасть на Weihnachtsmarkt. Немцы готовились к нему заранее – на центральной площади рядом с собором выстроились ряды деревянных палаток, настилы, веселье предвещали бородатые Санта Клаусы и сценки с Иисусом. Мой последний день в Германии совпал с первым днем Weihnachtsmarkt – я иду одна меж рождественских лотков, какая красота!!! Я как будто в сказке! С какой любовью сделано, оформлено все вокруг! Вот изделия из дерева, воска, на глазах у всех мастер выдувает стекло. Сувениры, безделушки, посуда, всего много-много, глаза не успевают заметить всего. Кружится сказочная карусель, скачут лошадки, унося вдаль счастливых детей, в глазах застывают огни веселья. В воздухе аромат имбирных пряников, выпечки, сочных сосисок, в руках клубятся паром горячие кружки. Я хожу, очарованная, голова кружИтся от красоты, как мне все нравится, как все устроено, продумано, как много во всем этом уюта, добра, теплых рук, я сделала бы так же, или еще лучше.

Мне грустно: не с кем разделить радость, некому передать взглядом восхищение, некого поцеловать от избытка чувств. Очень кстати передо мной собор, захожу, в нем прохладно, тихо, лишь стук моих каблуков звонко отдается в вышине. Перед иконой множество свечей, их жаркий огонь - контраст холодному величию средневековья, тени пламени ползают по стене. Я сажусь на лавку и проникаюсь тишиной. Забываюсь. Рядом сел молодой парень, он плакал, руки доставали один за другим бумажные платки. Это хорошо, пусть отплачется.

Вновь веселье праздника, бегут лошадки, и я в толпе. Взгляд улавливает знакомое лицо. Мы смотрим друг на друга первые несколько секунд, не веря собственным глазам. Нет, это не ты, это Фарид. «Elena! - кричит, хитрые иранские глаза округляя, - ты как тут? Вот не ожидал тебя встретить!» И как я рад, и почему не предупредила о приезде, и где остановилась, когда обратно, зачем приехала, билеты-то дорогие?! Захотелось – и приехала, и не надо излишних эмоций, что-то ты не особо радовался, мое письмо полтора месяца назад получив, ответа я так и не дождалась, хотя знал ты, как важно то, о чем я тебя в нем просила. Знал и начхал, не передал ЕМУ ничего, теперь я это знаю, ну что ж, спасибо, отговорки про сломанный лэптоп не принимаются. Дай мне его телефон! Нету в мобиле? Ну ладно, перезвоню позже, будь готов. Целует меня на прощание, «в следующий раз предупреди о приезде, я хотел бы с тобой встретиться» - да-да, конечно, предупрежу, я этого тоже так жажду, тем более что на следующий день твой лэптоп чудесным образом починился.

Мы расстаемся, до звонка ему два часа и, может быть, потом сразу – тебе. Надо как-то убить это время, чем-то занять себя. Конечно же, глинтвейн!!! Я уже давно вся дрожу, нервная усталость, сейчас бы в теплую постель… с тобою. Нет, должна мерзнуть на улице, одинокая красавица. Вхожу под большой навес, в середине за стойкой суетятся бармены. Haben Sie Gluehwein? – Ja, genau – Bitte. Я сажусь на высокий стульчик, обняла ладонями кружку, по-прежнему дрожу. Непослушные руки не хотят впитать тепло горячей керамики, лишь глотки обжигают нутро. Пряный вкус глинтвейна разливается внутри, во рту сладкий привкус, лучший для поцелуев. Я беру вторую чашку, кажется, могу сидеть и пить бесконечно долго. На стойке лежит программа рождественских мероприятий – улыбаясь, листаю: концерты, шоу, представления, а на последней странице, прямо накануне 25 декабря, знакомые картинки, ой, ура, «Лебединое озеро» Чайковского, балерины склонились в длинных пачках, какая прелесть, труппа из Москвы, и рядом – фигурное катание, выступление Московского цирка, он высоко поднял ее над собой в долгом скольжении. Гордость переполняет меня – каким высоким искусством славится моя Родина!

Наблюдаю за немцами – какие же они смешные. И милые. И какая смешная и милая, наверное, я, уже запьянела, глаза, внимательно рассматривая, подолгу задерживаются на предметах, сижу, как курица, на высоком шестке, захорохорилась, согрелась, надо мной прайс, но я не продаюсь. Пришло время действовать. Пытаюсь набрать с мобильного – блин, то ли 1049, то ли +81049, ничего не получается, пойду искать кол-центр. Оставив чаевые, слезаю с жердочки, уверенно-пьяной походкой направляюсь к выходу.

Я узнала твой номер, только он не мобильный, а домашний, там всегда будет включаться автоответчик, причем так быстро, что я пойму – ты уехал надолго. Половина звонков, которые ты прочтешь, вернувшись, будут мои. Я буду бросать трубку и набирать снова. А потом напишу текст и прочитаю его тебе, в нем будет все, ты все поймешь. Я вспомню, что еще летом ты собирался на месяц в Берлин, это и есть тот самый месяц. Неудача? Я так не думаю. Я сделала огромный шаг, теперь дело за тобой.

Я уезжала ночью. До четырех утра мы проболтали на студенческой кухне, потом такси в хостел и сразу на вокзал. Объявили, что поезд задерживается. Вновь мерзну (вернувшись в Москву, все-таки заболею), дрожу и нервничаю. Мне нужно в Берлин-Шенефельд, с двумя пересадками, по расписанию между прибытием поезда и самолетом ровно час, и уже половина его украдена опозданием. Интересно, что будет, если не успею на самолет? Придется покупать заново билет? У меня всего 100 евро осталось. И что скажет шеф? Наконец, ослепляя, подошел поезд, контролерша делает обход, я предъявляю ей билет и жалуюсь, что могу опоздать на самолет. «Мы делаем все возможное», - отвечает она. Будь что будет. Я нигде не пропаду. В ознобе закутываюсь еще глубже в пальто, переобуваюсь в новые удобные ботинки. Глаза закрываются. Я чувствую, как поезд набирает ход. «Успеем, - думается мне, - это же немцы».
---

После этого от меня – еще письмо и звонки, от него – молчание и отключение телефона.
Я скоро вновь еду в Германию, в тот же город, по своим делам.
Женщины, как вы считаете, следует ли искать встречи с ним? С момента нашей встречи прошло полтора года.
Во мне борются два моих «Я»: одно женственное, романтичное, я хочу его найти, говорить с ним, быть с ним, дарить любовь... Другое «Я» - мужественное, практичное, когда мозги заставляют отречься от того, кто избегает тебя.

Послесловие (февраль 2009): Mne uze vse ravno. Ja v Germanii, i on ne idet na vstrecu.