Llena: "Ты". История любви в вялой форме воспоминаний, и иногда - слез. Часть 5 и последняя
Начало
Здравствуйте, дорогие читательницы! Спасибо за комментарии и советы, я получала их в Германии и они помогали мне справляться с ситуацией.
Теперь все завершилось, я вернулась. В общем и целом я довольна.
Я решила написать последнюю, 5 главу, и тем самым поставить точку.
Напомню: я та самая, которая влюбилась в препода немецкого на курсах в Германии, и все это длилось полтора года, а как – если вы забыли или не читали – смотрите в первых четырех главах.
Перед отъездом мне снился сон: мы плыли на надувных матрасах по пруду или речке, возможно, где-то в деревне, потому что людей было много, мои знакомые, я плыла, кажется, на круглом надувном баллоне, одна... Так одна и приплыла, улыбалась, вроде бы это было даже в радость, но одна. Это было предстоящее путешествие в Германию.
Первые два дня. Я – единственная из России. Три парня из Казахстана и один русскоговорящий из Литвы.
Прошло две ночи – обе плачу. Устала быть одна. Фрау Х меня узнала, на перерыве подсела к моему столику и, мне казалось, как-то особенно на меня смотрела, - у меня появилась надежда (перед отъездом я спрашивала ее, кто преподаватели, и будет ли ОН в этот раз преподавать, она ответила, что нет, но намек мой, я надеялась, заронила себе в голову. Наивная, никогда нельзя надеяться, что кто-то о тебе думает).
Следующий день. Фуршет был с фруктами, соками и бутербродами. Все какие-то мелкие, детский сад. Хочется к НЕМУ. Я так много о НЕМ думала, что буду вести себя с НИМ как с близким (под этим я понимала способность приблизиться к нему, обнять, поцеловать, говорить с ним искренно...)
Следующий день. Сказала фрау Х, что хочу ЕГО увидеть. Она при мне позвонила ему на мобильный и оставила сообщение на автоответчике («Томас, добрый день, это фрау Х, у нас вновь курс, одна студентка, которая училась у тебя в 2007, вновь приехала и хочет с тобой встретиться...»)
Следующий день, пятница. Фрау Х нет на месте, а потом 2 выходных. Итого 3дня вылетают.
Вечером в воскресенье встречаюсь с Фаридом, паркуемся и идем в ориентал ресторан. Говорим, наконец, про Томаса. Оказывается, он все-таки не догадывался до глубины происходившего тогда. Я ему все рассказываю. Он удивляется, почему я не пришла по его приглашению, это же была возможность подружиться, сказать о своих чувствах. Он видит в этом логическую ошибку, значит, и Томас ее увидел. Поведение Томаса мы нашли адекватным, я не пришла... Он нигде мне не наврал, все, что он говорил мне, правда, но встречаться он не хочет.
Фарид охотно обсуждал эту тему, требовал подробностей, наводил вопросы. Подвез домой и еще долго спрашивал: смогу ли я быть уверенной в Томасе, если он сейчас ради меня оставит имеющуюся подругу? Я отвечала, что уверенной могу быть только в том, что я лучше, красивее, больше люблю его и могу дать больше, чем она (слышу – самоуверенная), ну а чему быть, того не миновать, и жизнь на этом не остановится.
В порыве откровенности Фарид признался, что видел ее, она показалась ему komisch и похожей на лошадь, что, учитывая любовь Томаса к этим животным, можно допустить. Потом он сказал, что Томас особо не пользуется телефоном, просил помощи, когда покупал компьютер, так что он и не знает, как помочь мне найти его.
А попросту – не то что не может, а просто не хочет, или своих же слов о ней испугался, потому что в следующие три недели так мне на письмо и не ответил, на повторную встречу не пошел, чему я и не удивилась. Измельчал нынче народец.
Наконец-то понедельник, я вновь вхожу к фрау Х. Вообще она очевидно уже напрягается моим напорством, но что поделать. Сожалею. С ее слов, Томас на звонок не ответил. Она говорит мне подумать, что я хочу предпринять дальше. Мы звоним еще раз, там вновь автоответчик, но теперь уже ничего не оставляем, я нервно прижимаю к лицу ладони. Меж тем она вдруг говорит, что ее дочь тоже разводит лошадей, и на этой почве они с Томасом иногда пересекаются. И обещает спросить через свою дочь. «Надеюсь, вы на ради Томаса приехали, Елена?» - спрашивает меня. «Ради Томаса тоже», - отвечаю, а что мне скрывать.
На следующий день на уроке мне не сидится. Мысли совсем не о герундиве. Посреди урока я вновь вхожу в кабинет фрау Х. Меня не ждали. Оказывается, дочь фрау Х живет не с нею, и поэтому разговора еще не было. «Даже если мы сегодня не увидимся, я позвоню дочери на мобильный и спрошу ее», - говорит она мне.
На следующий день плачу на уроке, глотая слезы и опуская глаза. Вновь в ее кабинете, вновь посреди первой пары. И слышу примерно следующее: «У Томаса, вероятно, нет времени, они с подругой К купили дом, который еще надо ремонтировать, и вместе они разводят лошадей».
На мое предложение познакомиться с дочерью фрау Х я слышу, что у нее трудная работа, лошади, собаки и орава кошек, вдобавок бойфренд - и совсем нету времени. Не зная, с какого еще бока подступить, сижу, вплющенная в кресло, потом встаю и ухожу. Ощущение такое, что проехался танк, что зажали дверьми, перекрывают кислород, закрывают двери к нему, а я еще пытаюсь стучать в закрытые сердца чужих людей.
Вторую половину пары продолжаю усиленно хлюпать носом и менять голос, когда до меня доходит очередь отвечать. В перерыв понимаю, что отсидеть вторую пару не в силах, бегу домой, слезы в глазах, лужи на асфальте, открываю дверь – и падаю, рыдая, на кровать. Уже сегодня об этом узнает фрау Х, здесь же общинный коммунизм. А на следующий день будут делать общее фото, и она будет заглядывать мне в лицо, ища в нем следы слез и признаки настроения. А я уже подстроилась под вас, я улыбаюсь, как все вы, вашими слащавыми улыбками. How are you? – Great, thanks.
К концу второй недели думаю о том, чтобы уехать, деньги за оставшуюся часть курса и за жилье вернуть, - и представляю уже, как среагирует на это фрау Х. Узнаю, сколько стоит сменить билет, но это стоит больше, чем проживание в Германии оставшиеся две недели.
Бегаю звонить в Москву родителям и другу. «Да ты что, я бы его в полчаса там нашел... Что это, деревня какая-то, меньше, чем один юго-запад Москвы... Ты обязательно должна его найти, без этого не можешь вернуться... Иди в милицию, в ратушу, придумай что-то... Ты должна к нему на коне въехать!» - говорит он мне.
Мне тухло, ничего не радует – ни красота и изобилие немецких магазинов, ни немцы с их велосипедами, ни сам язык, ни разнообразие культурной программы. Последнее, что я могу получить от фрау Х – его мобильный номер и название места, где он живет. Это я и делаю. Саму ее больше беспокоить не буду. Все, что можно было, я из нее выжала.
Место – нечто большее, чем деревня, километрах в 10 от этого города, 12000 жителей, типа поселка, по-немецки Gemeinde. Ищу в интернете, школы там тоже есть, но нет гимназии, а фрау Х писала, что он в гимназии работает. Гимназий в самом городе штук 8, их я уже отсматривала в Москве, у некоторых на сайте выложены фото учителей, его нет.
Появляется настрой – достать его любым путем. Назло всему и всем, решившим прекратить мне путь. «Ну почему я не могу 1час его видеть?» - думала я.
Дальше я исследовала городские гимназии на предмет наличия там математика Томаса Ш. На это я потратила 2 учебных дня. Я просто входила и шла в секретариат смотреть спискифото учителей, спрашивала сотрудников и детей – и вычеркивала из списка. В одной гимназии ложный след заставил сидеть до окончания последнего урока. Хорошо, что сидела с термосом кофе в машине нового знакомого, в первый же день знакомства начертавшего далекоидущие планы. После этого дня он сказал, что помогать искать больше не будет, и взял слова о наличии друга-хакера, который в 5минут разыщет его по базам, обратно. Гимназии закончились.
Впервые прозвонила ему на мобильный – гудок прошел, никто не ответил. Ну что ж, уже не плохо.
На следующий день пишу смс: Привет, Томас, это Елена, я вновь здесь на курсе после лета 2007. Можно тебя увидеть? Молчит.
Следующий день, смс: Томас, ответь, пожалуйста, я разве сделала тебе что-то плохое? Напиши хотя бы смс, только пару слов. Молчит.
Следующий день, смс: Томас, ты партизан. Ок, желаю тебе счастья и успехов. Ты остаешься любимым солнышком в моем сердце. Прощай. Молчит.
Уже не реву. Наступило 14 февраля. Что за ирония! Устала, в его поселок с утра не поехала, как там искать – не представляю, в ратхаусе мне ничего не скажут. Они дают информацию только родственникам. Тогда как представиться? Давить на высокое чувство любви и надеяться, что оно знакомо слушающему бюргеру? А может изъявить интерес к лошадям и попросить посоветовать для покупки знающих в них толк фермеров? Или просто – сказать, что беременна от него, тогда его самого доставят. Но осторожно, здесь можно в уголовный кодекс вляпаться, так лучше не шутить.
На дворе 14 февраля. Светит яркое солнце. Иду в центр города и попадаю под прелесть субботнего рынка. Затем захожу в кирху, там все посвящено теме любви. Я получаю Segen (благословение) по усопшей любви и подписываю керамический черепок разбитой ИМ надежды. Знакомлюсь с немцами, которые приглашают меня завтра к себе в гости.
А вечером пишу еще одно смс: Томас, ты не партизан, а просто трус. Молчит.
Следующий этап поиска был через телефонные базы и интернет, координаты которых мне подсказывали новоприобретенные знакомые-немцы. Но Томас человек скромный и не любит регистрироваться и ставить свои данные в поле обретения их другими. Ни Telefonbuch, ни Gelbe Seiten, ни Ortlich не ведали о моем Солнце.
Сменив сим-карту мобильного, затаив дыхание, я вновь набрала его номер. Взял мужчина, но не он. Некий Берго. Сказал, что он друг Томаса, выслушал меня и обещал передать ему все завтра-послезавтра, поскольку часто его видит. Видимо, действительно передал, потому что после этого на звонок не отвечал ни Берго, ни Томас.
А я по совету московского друга уже искала в интернете детективные агентства. Нашла. Заблокировала определитель номера и позвонила. Дядька гневно стал требовать мой номер, пришлось дать. Перезвонил. Я объяснила ситуацию. Рассказала все, что знаю и как искала. Диагноз последовал такой: «Срок исполнения – 3 недели, стоит 300евро без налогов, из них 150 надо отдать по-любому, как предоплату, даже если его не найдут. Договор в 2-х экземплярах, все дела». 300евро без налогов показалось мне перебором для такого ..., как мой любимый Томас, к тому же срок исполнения превышал в три раза срок, который мне оставалось отбывать на немецкой земле согласно визе. «Понимаете, я три недели не могу ждать, мне надо уезжать, я не немка, как вы сами заметили» - «А откуда вы?» - «А какое это имеет значение? Если я решу заказывать вашу услугу, тогда вы узнаете, а сейчас зачем вам?» - «Скажите, откуда вы!» - «Я скажу, если буду решать свою проблему с вашей помощью. Мне нужно подумать» - «Если вы не можете даже сказать, откуда вы, то не вижу смысла продолжать разговор. Желаю успехов в поиске. До свидания» - и повесил трубку. «Старый козел», - выругалась я. Но куда ты денешься, если я вновь позвоню и решу подписывать контракт.
Фух... сделаю паузу и подумаю, что вообще происходит. Он 100% затаился и надеется, что с окончанием курса бомбардировка прекратится – я уеду. На это надо ответить достойно – пишу вновь смс: «Доброе утро, солнце! Ты ждешь, что я уеду? Я остаюсь в М (соседний город) И я тоже упрямая». Молчит.
Потом еще смс: «Томас, я плачу три недели. Потом буду ненавидеть?» Молчит.
Тетеньки, вы, наверное, читаете и обалдеваете от моей упертости и от того, как я «нагло лезу в чужую жизнь», «не хочу понимать, что там мне места нет», «унижаюсь перед ним»... ... ... Я знаю все, что вы можете тут сказать. Я знаю, что не нужна ему, что ничего я таким образом не добьюсь, что чудесным образом он вдруг меня не полюбит, а будет держать оборону до конца. НО Я НЕ ЗНАЮ, КАК можно быть таким черствым, как можно так упорно не отвечать, игнорировать звонки, письма, визиты, весь поиск? Это просто невежливо, и укреплению международных контактов, главной цели всех этих курсов, это не способствует. Ну ладно, пусть он невежлив, но неужели он так жесток? Неужели ему ни на минуту не стало жаль меня – моих сил, слез, нервов, моего времени и денег, потраченных на путь к нему. Это бесчеловечность, фашизм. Так нельзя. И не говорите, что я из 19 века, я не требую от него письма в 5 листов или прощальной встречи в тени развесистой липы. Достаточно поднять трубку и ответить, даже просто написать смс, о чем я тоже просила. Мне не раз приходилось отказывать, но никогда я не покидала без объяснений. Это малодушие, измельчание души, это не люди, а людишки. Не поступки, а пячение назад. Это глупое упрямство, трусость и, очевидно, застывшая в юности рана, когда какая-то поступила с ним так же, как он поступал теперь со мной.
25 февраля я проснулась удивительно рано, часов в 8, и не хотела больше спать. Взяла телефон и позвонила в Realschule его поселка. «Скажите, пожалуйста, Томас Ш, учитель математики, работает в вашей школе?» - спросила я секретаршу с такой же, как у него, фамилией. «Да, он здесь работает», - услышала в ответ.
Я стала спешно собираться, одеваться, кидать все в рюкзак, не завтракав, уехала. Выходя, столкнулась с преподом. «Мне нужно позвонить домой», - сказала я первое, что пришло в голову. «Кайн проблем», - ответила она. Это был третий день, который я целиком прогуляла.
Через час я была у школы, их оказалось две – haupt и real, но он мог работать в real, я знала. В вестибюле никаких опознавательных знаков не нашла, пройти в секретариат и к классам побоялась – не хотела столкнуться с ним там, для его же удобства. Стояла на улице, стараясь делать вид родительницы, ждущей ребенка, прикрывая лицо воротником, шапкой и очками и контролируя два возможных выхода из школы.
Началась большая перемена – дети выбежали на улицу, я еще внимательнее следила за выходами. После перемены опять никого не стало, я уже замерзла и пошла выпить кофе с булочкой, затем вернулась на оборонный пункт.
В 13-00 все стали выходить из школы. Я заметила, что учителя выходили через дверь библиотеки, они несли большие кожаные портфели, с тетрадями, наверное. И вот – разговаривая с какой-то теткой, из двери выплыло мое Солнце, скользнуло взглядом по мне, не узнало и пошло дальше. Они разговаривали. Я шла по его пятам, потом сказала сзади «Hallo, Thomas!» Он повернулся, глянул, вновь как будто не узнавая, потом простился с собеседницей и ответвился от нее. Вновь посмотрел на меня. Erinnerst du mich? (Ты меня узнаешь?) – спросила я.
Он не отвечал на этот вопрос, не называл меня по имени. Он начал говорить, забыв, что я не немка и не могу понимать всего. Я смотрела на него и тоже не слышала половину того, что он говорил, но главное я поняла – наверное, он сказал, что я его преследую, что он не хочет никаких отношений со мной, что у него есть «подруга» (он назвал ее не «подругой», а каким-то длинным словом, означавшим, очевидно, наличие их общих материальных интересов), еще прозвучало слово Kind, то ли он уже был, то ли собирался быть, а может наврал. Потом он видимо вспомнил, что мне непросто его понимать, и замолчал, глядя на меня, ожидая ответа. «Ich will nichts» (Я ничего не хочу) – сказала я даже с налетом легкой иронии, как будто и не стоило ему все это мне рассказывать. Это его затормозило, потому что если ничего не хочу, зачем тогда приехала? (логическая ошибка) “Ich will nur auf dich schauen, nur 1 Minute” (Я хочу только на тебя посмотреть, только одну минуту) – легкое недоумение в его глазах. Но он не дал мне и одной минуты, а только несколько секунд, в течение которых я старалась рассмотреть его лицо, но не успевала. Еще идя за ним сзади, я заметила, что он очень худой, джинсы на заднице сидели очень свободно, спортивная куртка была расстегнута. Он был бледный, и кожа, как мне показалось, не совсем ровная, и волосы не такие пушистые, какими мне представлялись. Губ и носа вообще не увидела. Лучше всего рассмотрела глаза, но тоже мало, - они у него светло-коричневые, но как будто без белков, а просто в веках коричневые пятна, и я в них что-то рассмотреть пыталась, а в них ничего нет – просто дырки, пустые и холодные, как будто он мертвый, лежит под землей в гробу и даже не чувствует холода зимней почвы, ему все равно. И еще как будто его глаза – колодцы, в которые я смотрю, а потом в них падаю, но там не вода, а песок, и я падаю в песок. Такие у меня были ощущения. Чтобы изучить его, мне надо было бы несколько минут, даже одну минуту, но у меня и ее не было. Может быть, ему было неприятно, что я так его рассматриваю, как будто бы он почувствовал, что я хочу, рассмотрев его, в нем разочароваться, ведь он хотел оставаться для меня вечно недосягаемым. И я почувствовала, что он эту мысль тоже уловил – мы вновь как тогда понимали мысли друг друга, это просто есть между людьми или этого нет, и между нами это было - тогда, сейчас, и спустя время будет, если мы когда-то встретимся. Большую часть времени он шел рядом, и я видела его сбоку. Только подойдя к машине (старому серебристому мерседесу), он остановился, бросил сумку на переднее сидение и подарил мне некоторое время прямого взгляда, но и ему нелегко было смотреть мне в глаза, такие жадные и ищущие. Потом еще спросил, на курсы ли я приехала (и я опять ответила глазами – зачем врешь, спрашивая это, ты же знаешь, что да, - он понял). Спросил, когда кончается курс, - в конце этой недели (имелось в виду – «когда ты уедешь?») И он пошел к водительскому месту, посредине переднего бампера мы одновременно сказали друг другу «чус» (и я удивилась, как мы так одновременно это сказали), он сел в машину, а я пошла к светофору, еще раз оглянулась - он уселся и посмотрел мне вслед, потом я подошла к светофору, горел красный, я стала нервно бить по кнопке, оглядываясь еще в ту сторону, где был он, но не видя уже его конкретно, загорелся зеленый, я перешла и пошла в сторону остановки.
Я не ругала, не обзывала его, и мне не хотелось кинуться на его машину, не давая уехать, равно как не было и аффекта, бросившего бы меня на проезжую часть на красный свет. Мне было легко и радостно, я на ходу смеялась. Радостно потому, что я нашла его, и теперь в любой момент могу снова его увидеть, даже узнать его домашний адрес. Радостно потому, что мое чувство оказалось сильнее, чем все его старания от меня отгородиться. Но эта радость – это был в прошлом минус, который вследствие исполнения я перечеркнула вертикальной чертой, сделав теперь плюсом, «выполнено». Но его самого-то я не обрела, и это все равно осталось пустой брешью. Но, как я уже писала, на это я и не надеялась. Я сделала только то, что мне по силам.
На остановке сидела молодая немка, я с ней заговорила, оказалось, она проходит педпрактику в этой же школе, преподает математику, но только третий день и Томаса Ш еще не знает. Я сказала, что за время практики она обязательно со всеми познакомится, и тогда пусть передаст ему привет от Елены из России, которая очень хорошо его знает. Она пообещала. Мы еще болтали в автобусе, приближаясь к городу.
Оставалось три дня до моего отъезда. Я сияла. Фрау Х, увидев меня, спросила, отчего я такая радостная. Я сказала, что я счастлива. Но она, очевидно, не догнала.
В день вручения сертификатов я вновь сказала ей, что получила от курса все, что хотела. Она слегка напряглась и спросила: «А что вы хотели получить, Елена?» - «Оценку «1» в сертификате!» - засмеялась я (1 – это по-русски 5, я была лучшей на курсе). А глазами говорила ей: «А Томаса-то я все-таки нашла!» Но поняла ли она, не знаю, немцы-то тугодумы. Хотя теперь могу ей написать письмо, мол, спасибо за курсы, каждый раз macht viel Spass, und Thomas habe ich auch getroffen, danke fuer Ihre Hilfe. Пусть своей дочке передаст, а та, глядишь, Томасу или его подруге с общими материальными интересами.