Екатерина Михайлова. Я у себя одна или Веретено Василисы - главы из книги

I. ТЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

— Простите, Вы замужем?
— Нет, просто я так выгляжу.

(Из интернет-коллекции).

Как считает народная мудрость, все женщины хотят замуж. Вообще. Не то чтобы за определенного человека, а «взамуж» по определению. И точка. Народная мудрость — это серьезно, ибо, даже если в какой-то период жизни — молодой ли, зрелой ли — реальная женщина совершенно не помышляет о браке (например, прямо сейчас ей эта проблема ни к чему, других хватает), она никак не может игнорировать Народную Мудрость, которая ждет от нее «правильной» установки. Чтоб как надо, то есть. Кому надо, зачем надо — это все пустое. Надо — значит надо, и нечего умничать. Ну что поделать, стереотипы так и устроены: согласны мы или нет, они на нас влияют. Итак, замуж следует хотеть, стремиться и рваться. Как бы наша личная точка зрения ни отличалась от общепринятой, эту общепринятую имеет смысл рассмотреть внимательно, «без гнева и пристрастия». Предупрежден — значит, вооружен.
       С первого взгляда ясно, что состав этого императива довольно сложен. Безусловно, в нем перепутались «послания» разной природы: биологические, исторические, культурные, социальные. Начнем, пожалуй, с историко-культурных. Наследие веков — это серьезно: мы же понимаем, что для женщины замужество так долго было единственным способом устроить свою жизнь, что установка на это единственно приемлемое решение глубока, как Марианская впадина. Реальность не в счет. Ну и что, если она может обеспечить и себя, и возможных детей, и даже родителей? Ну и что, если так называемая личная жизнь вполне устроена и устраивает? Древняя пропись все равно сигналит: не то, опасно, рискуешь, нарушаешь. 
       Подумайте о бесчисленных поколениях женщин, в том числе и наших с вами прародительниц. Так ли уж трепетно и сладко им было идти к венцу? Да не всегда, наверное. А каковы же были реальные альтернативы? В приживалки, в незамужние стареющие тетушки при братьях или сестрах? В монастырь? Остаться при родителях упреком, укором, а то и позором? Нам слишком трудно представить во всей неприглядной наготе тот скудный выбор, который открывался перед молодой женщиной — и от которого «для бедной Тани все были жребии равны». И хотя в сегодняшней жизни возможностей значительно больше и они иные, древняя пропись свое берет. И если мы в своей единственной и неразменной жизни ее нарушаем, это серьезное решение. Бывали — уже в двадцатом веке, не так давно — периоды, когда казалось, что древняя пропись мертва. Что «гнилой институт буржуазного брака» повержен — эмансипированные и отважные подруги, казалось, стали обычным явлением. Об этом можно прочитать во многих мемуарах незаурядных женщин. Мне это утверждение помнится из воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам, где оно далеко не главное и высказано «к слову», но о том же думали и писали многие. Ан нет, жив курилка. Декорации меняются, реальные обстоятельства могут быть самыми разными, но «устроенной» в большинстве культур считается замужняя женщина — какой бы иллюзорной и даже отрицающей здравый смысл ни была эта «устроенность» при ближайшем рассмотрении.
       Впрочем, есть прописи и постарше, есть наследие биологическое. Человеческий детеныш остается беспомощным очень долго, нуждается в безопасности, тепле, материнском молоке, а нынче — еще и в памперсах. И что самое главное — в безраздельном внимании двадцать четыре часа в сутки. Спина кормящей матери, возможность полностью сосредоточиться на заботе о дитятке должны быть кем-то прикрыты, подстрахованы. Биологическому сценарию все равно, кем и чем: сообществом ли индейских скво, законным ли мужем традиционного европейского брака, подругами, сестрами, бабушками, мамками-няньками. 
       От тропических островов до гренландских торосов жизнь женщин обычно организовывалась так, чтобы более или менее обеспечивать выращивание здорового потомства. Как ни грустно, но не будем забывать, что в эти механизмы регуляции воспроизведения почти всегда входила и та или иная практика инфантицида (детоубийства) — от закапывания в аравийский песок новорожденных девочек до ужасной и такой немудреной практики отказа от кормления младенца в нищей русской деревне: покричит-покричит да и затихнет, отойдет, невинная душенька, как бы даже и своей смертью... Почему, за что? Да все просто: чтобы прокормить тех, чьи шансы на выживание выше. И с точки зрения матушки-природы эта ужасная практика так же рациональна и оправдана, как воспетое и освященное бережное отношение к матери. Зачем я об этом? А затем, что не стоит покупаться на рассуждения о том, что женщина «биологически» предназначена для жизни в браке, путать интересы рода, сообщества — и интересы самой женщины. Родовой, биологический сценарий — явление особого порядка, очень серьезное и полностью свободное от человеческих чувств, желаний или угрызений совести. Возможно, все как раз наоборот: чувства и желания ему служат, если им позволить.
       Ну так вот, возвращаясь к теме «хотения замуж». Традиция — раз, биологическая целесообразность — два. С ними не то чтобы не поспоришь, просто определяться в таком споре тяжеловато: оппонент везде, вокруг, на сколько хватает взгляда и памяти, да еще и внутри, в виде жизненных «сценариев» и едва ли не инстинктивных побуждений (вроде гнездостроительной активности животных в брачный период). Как «разговаривают» с нами древние прописи? О, разумеется, не напрямую: они слишком огромны. Косвенно, языком все тех же желаний и чувств — как будто наших. Языком семейных «сценариев» и норм: не знаю, откуда я это знаю, но так должно быть. Языком преобладающих в окружающей действительности установок и мифов.
       Например, в российской практике довольно серьезную роль играет мотив отделения молодой женщины от родителей с их согласия и, если повезет, благословения. Дочь, рвущаяся к самостоятельной жизни — поселиться отдельно, самой устанавливать правила своего дома, — это вроде бы и нормально... Но не совсем: «Тебе что, с нами плохо?» — «Да нет, не плохо, но пора, хочется своего, я уже взрослая».— «Вот выйдешь замуж, тогда и будет тебе свое. Еще вспомнишь, как не ценила родителей». Или что-нибудь в этом роде. Как у Киплинга в одном стихотворении — что-то насчет послушной дочери своей матери в родительском доме, но госпожи — в своем. То есть, тьфу, не в своем, а в мужнином: викторианские же времена, какой там «свой дом»! О, сколько поспешных и нелепых браков было заключено не потому, что уж очень хотелось «к» — или «с», — а потому, что отчаянно тянуло «от»! И даже возможность решить квартирный вопрос тут не так много изменила: «взрослые девочки», вполне способные написать диссертацию или возглавить отдел продаж, живут в своих симпатичных снятых по случаю квартирках часто с непонятным чувством вины перед родителями, особенно мамой: отделение состоялось, что называется, без уважительной причины.
       Еще одна составляющая пресловутого «хотения замуж» — самооценка. Когда потихоньку начинают выходить замуж подруги, когда на работе и вообще где угодно поглядывают искоса: мол, что с ней не так? - велико искушение при случае всем доказать: со мной все в порядке! Многих взрослых и не состоящих в браке женщин так и спрашивают: «Почему не замужем?». Между прочим, я не встречала ни одной, кого бы спросили с той же специфической интонацией: «Почему замужем?». Хотя, в сущности, причины могут быть очень разные. Например, очень надоело выслушивать этот вопрос. Достали, что называется. 
       Вот сколько веских и серьезных оснований для того, чтобы стремиться к узам Гименея в соответствии с распространенным убеждением, что женщины «заманивают» мужчин в брачные сети. Охо-хо, ведь и, правда, порой легче этой легенде подыграть, чем заявлять о своих принципиальных расхождениях с ней. Недешево обходилось в любые времена нарушение негласных правил. Вот и сказки сплошь и рядом заканчиваются свадьбой. И наша Василиса вышла замуж, да еще как удачно-то, аж за царя — и с тех пор никто больше ничего не слышал о ее премудрости...
       Брак как общественно-полезное устройство — это понятно; откровенный цинизм института приданого или калыма просто фиксируют отнюдь не романтическую правду традиционного замужества: у вас товар, у нас купец. И все бы было тихо, прилично и совсем уж беспросветно, и никакие Тристаны с Изольдами и Ромео с Джульеттами не беспокоили бы воображение подрастающего поколения, если бы...
       Если бы в этом общественно-полезном раскладе не было еще одной фигуры, о которой пока речь не заходила. Еще одной могучей силы, которая вмешивается от века и по сей день в дела и помышления как мужчин, так и женщин, позволяя им все-таки пережить несовершенство человеческих отношений — как в браке, так и вне его. Ну да, речь о ней. О любви. О дивной способности на какое-то время забывать обо всем на свете, включая собственную персону, и считать существование другого человека более важным, чем существование озоновой дыры, идиота-начальника и неоплаченного телефонного счета. 
       В сущности, эволюционное излишество, но какое! Не это ли имеют в виду, называя ее «чудом» — то есть тем, чего быть не может? Подумайте сами: ни с того ни с сего думать о совершенно постороннем человеке день и ночь, более всего на свете желать его увидеть, услышать, а если очень повезет, то и потрогать — такое возможно? Теоретически — не должно бы... Однако почти каждая из нас по личному и близких подруг опыту знает, что не только возможно, но и почти обязательно. Душа, не пережившая этой счастливой тоски, этого нормального умопомешательства — обыкновенного чуда, чего-то очень существенного о себе и о мире не знает.
       Позвольте, так мы все-таки о любви или о браке? 
       Вот тут-то и парадокс, тут-то и источник множества недоразумений. Если, к примеру, считать брак исключительно «организацией», чья задача — экономический союз с целью выживания, выращивания детей, заботы о стариках, то все выглядит довольно уныло, но, по меньшей мере, понятно. В этом случае функция чувств — сугубо служебная, как в поговорке «стерпится — слюбится». 
       Наши далекие предки понимали под счастьем вообще не состояние души, а везение, случай: «двери, по счастью, не были заперты» или «не было бы счастья, да несчастье помогло». И только. И все. И когда сказка или иной сюжет заканчивается тем, что такая-то пара стала жить-поживать и добра наживать, это и есть «старинное» понятие счастья в браке: достаток, здоровье и, самое главное, отсутствие бед. Не овдоветь, не похоронить одного за другим детей, не покинуть этот мир в родильной горячке, оставив детей сиротами, — ну не счастье ли? Дожить до старости в нашем понимании этого слова выпадало немногим… 
       …Вопрос о счастье в современном смысле как бы и не возникает, если только муж не полное хозяйственное ничтожество (в благородном варианте — мот и игрок) или не патологически жесток, властен, скуп. В первом случае грозили голод и лишения для себя и детей, во втором — побои и притеснения, то есть несчастья. Если бы мы спросили у Василисы Премудрой или ее европейских сказочных сестер что-нибудь про счастье в браке, имея в виду определенные переживания и чувства, нас бы, боюсь, просто не поняли...
       Любая сваха в уездном городишке позапрошлого века знала, что при всех практических соображениях все-таки лучше, если «товар» и «купец» друг другу приглянутся. Мороки меньше, перспективы лучше, станут жить-поживать и добра наживать, веселым пирком да за свадебку. Но даже во хмелю никакая Авдотьюшка не полагала, что в ее ремесле подбора «парочек — баранов да ярочек» любовь — основное. Авдотьюшка бывала обычно теткой практичной, природу брака как организации понимала как никто, ну, а уж если для особо разборчивой купеческой дочери надо было галантерейности подпустить, давала соответствующие инструкции. Между прочим, ритуалы ухаживания — дело вполне функциональное, обратите внимание на само слово: за кем еще, кроме женщин, «ухаживают»? Правильно, за детьми, болящими, цветочками — за теми, кто сам о себе позаботиться не может. В ритуалах этого рода фиксируется важнейшее сообщение: «он» может — и, кажется, не прочь — обо мне заботиться, может быть внимателен к моим потребностям. Для полностью зависимой в рамках традиционного брака женщины это, согласитесь, крайне важно. Пока еще можно хоть что-то выбирать, это ее последний шанс заподозрить неладное: а ну как жаден, а ну как груб? Упустишь момент, только и останется, что полагаться на «стерпится-слюбится»...
       …С другой стороны, романтическая любовь-влюбленность, имеющая ограниченный «срок годности» с легкой руки литературы объявляется единственной разновидностью этого чувства, если оно претендует на «интересность». В давние, суровые времена за типичным браком стояли принуждение, житейская необходимость, долг — никто и слыхом не слыхивал о браке как удовольствии, таких требований к нему и не предъявляли... А ведь весь довольно невеселый опыт прошлого — прошу прощения, уже позапрошлого — века с его скучающими у семейного очага героями и страдающими у него же героинями — это длительная и тяжкая попытка совместить уклад и чувства, социальный институт и чувства, совместное ведение хозяйства — и опять же чувства... С тех пор человечество перепробовало все: «свободную любовь» и возврат к традиционным ценностям, полную честность в отношениях и полное ханжество, материальную зависимость и таковую же независимость от спутников жизни... Рецепта счастливого совместного существования, который бы позволил без боли и потерь пережить первую — по определению краткую — фазу «мечтаний и желаний», не нашлось. Между прочим, в свое время алхимики искали рецепт философского камня еще дольше — несколько столетий. Тоже не нашли, зато сильно продвинулись в том, что потом стало химией и медициной. 
       Современное сознание категорически не желает видеть в браке его сермяжную неласковую подкладку, требует одновременно все и сразу: романтической любви, хозяйственных совершенств, родства душ, сексуальной гармонии и товарищеской «командности», розочек и сердечек дня Святого Валентина прямо в наваристом борще. Как говорится в одной интернетовской коллекции, «Настоящая жена — это женщина, которая умеет закатывать три вещи: банки, глаза и истерику». Даже монархи, которым вообще «не положено по должности» потакать своим чувствам, желают жениться исключительно по любви. А романтическая традиция к тому же предписывает считать Любовью только первую ее фазу — так сказать, «острую». Протекающую в накале чувств, в угаре страсти, с высокой температурой и нарушениями ориентации в пространстве и времени. Вот и получается престранный набор марьяжных ожиданий: чтоб все как в первый день — гром с молнией, розы-грезы, во власти страсти, — но чтоб навсегда! А иначе — типичное «не то».
       И когда еще наживешь опыт разных видов, форм и стадий любви, когда еще сердце научится не тосковать по «утраченному раю» и признать противоречивую природу глубоких отношений с другим человеческим существом, когда еще... Сколько раз, пока этот опыт накапливается, оказывается под угрозой и душевная близость, и чувства, и сам союз — в частности, брак.

       По данным некоторых исследований — правда, западных, но все равно любопытных, — наиболее удовлетворенными своей жизнью назвали себя две категории людей: мужчины, никогда не состоявшие в браке, и женщины, расторгшие его по собственной инициативе. Прогноз, между прочим, и у тех, и у других не так чтобы безоблачный: «по статистике» им положено с течением лет больше болеть, хуже приспосабливаться к изменениям и вообще жить в среднем меньше, чем добровольные заложники семейных уз. Один восьмилетний мальчик, случайно услышав во взрослом разговоре упоминание этих данных, буркнул: «Так им и надо!» — ??? — «Не захотели трудностей, вот и болеют. Все закаляются, а они нет». Возможно, дитя, и правда, кое-что угадало? Довольство жизнью, да еще «внесенное в декларацию», наводит на размышления об избегании чего-то, чего избежать без расплаты, видимо, почти невозможно...
       …Вы не задумывались, почему анекдоты на семейные темы вечны, а комедии все чернее? Вот несколько «фишек» из интернетовской коллекции — остроумие, как мы помним, позволяет совместить запретные импульсы и социальную норму. Что касается запретных импульсов, то «тротиловый эквивалент» недоброжелательности в браке можете подсчитать сами. Ну вот, навскидку, без особого разбора. «Брак — это партизанская борьба за личные интересы» — неплохо, особенно учитывая все, что в нашей культуре известно о ведении партизанской войны: эшелоны летят под откос, полыхают деревни, «немцы далеко?» и все такое прочее. «Когда поздравляешь жену с праздником, главное — не сорваться на крик» — тоже славно, только очень жалко обоих. «Люди, которые женятся по глупости, как правило, начинают очень быстро умнеть»; «Когда он с фразой «У нас есть что-нибудь вкусненькое?» лез в холодильник через пять минут после обеда, мне хотелось дать ему сзади пинка! И захлопнуть дверцу» — ну, эти двое друг друга стоят...
       Избежать проявлений агрессии, видимо, нельзя. Можно только обращаться с ней с должным почтением и более или менее грамотно: придавать цивилизованную форму, разряжать вовремя, не накапливать во взрывоопасных количествах. И все равно, то и дело, застывать в печальном недоумении перед одним из самых мучительных парадоксов обычной человеческой жизни: «Состоять в браке поистине ужасно. Единственное, что еще хуже — в браке не состоять». Это сказал Карл Витакер, один из самых знаменитых и почитаемых специалистов по семейной психологии и семейной терапии. Между прочим, он прожил в браке с единственной и любимой женой Мюриэл очень много лет, а детей у них было шестеро. Что тут добавишь? 

II. ЕЩЕ ЦВЕТОЧКИ

У любви как у пташки крылья,
Ее нельзя никак поймать
«Кармен» — считай, народное

       Я, конечно, слукавила в начале книжки: не буду, мол, писать о любви и браке, место преступления все истоптано, ни одного отчетливого отпечатка, нашей, мол, лаборатории в таких условиях делать нечего! Хорошо, что тут же честно обещала быть капризной и обещаний не выполнять, а то пришлось бы туго. В общем-то, каждая вторая работа — про любовь, если под ней понимать нечто поболе и посложней, чем гирлянда красненьких шариков в форме сердечка. А поскольку на группы вообще ходят смелые женщины — это вы уже поняли, конечно, — то и на эту тему исследования их бывают довольно решительными.
       Кстати, вот еще одно рассуждение на тему опросов «про счастье»... Известно, что в браке или длительном гражданском союзе свою жизнь расценивают как удовлетворительную во всех отношениях и не хотели бы ничего менять около 60% мужчин и чуть больше 30% женщин. Мужчины говорят, что, хотя они и осознают недостатки спутницы жизни... что ж, и они не святые... а в целом «жизнь удалась». И даже получилась лучше, чем ожидалось: совместная жизнь, оказывается, не настолько лишает свободы, как гласит известный мужской миф. В принципе, можно ничего и не менять. Может, и не райское блаженство, но все о`кей. Женщины тоже не собираются ничего менять, но склонны рассматривать брак как ловушку, форму эксплуатации и настоящий конец личной свободы. Это при известном убеждении, что в браке мужчина «расстается со своей свободой», а дамы наперегонки несутся к венцу, расталкивая друг друга локтями, а весь смысл их жизни — в строительстве гнезда и устилании его выщипанным из себя же пухом! По всей вероятности, сама идея — или, если хотите, образ — совместной жизни в женском восприятии сильно идеализирована. А завышенные ожидания — прямой путь к разочарованию: в глазах — обида, в руках — утюг. Или, ежели желаете возвышенного слога: «Когда жалуются на жизнь, то это почти всегда означает, что от нее потребовали невозможного». Кажется, Ренан. 
       Мы обсуждали эту маленькую «нестыковочку» на многих группах. Правда ли, что даже внешне вполне современный брак все-таки удобнее для мужчины? «Двойной стандарт», преобладание власти над обязанностями и все такое прочее? Правда ли, что муж и жена, по существу, состоят в двух разных браках — настолько по-разному они видят все происходящее? Правда ли, что от женщины ожидается такая «хамелеонистость», такой ресурс адаптации к чему угодно, что впору надорваться, — а главное, что женщины ожидают этой бесконечной гибкости позвоночника сами от себя? Вот картинка, которую легко опознать, если не полностью, то в каких-то деталях: 

«Всякий раз, когда она доверчиво влюблялась, ее охватывал болезненный энтузиазм помогать-служить любимому на всех фронтах — от кулинарии и экзотических пристрастий субъекта страсти до сочинения авантюрных схем и концепций в его работе, причем исключительно в рамках «чистых технологий». 
И каждый раз блюда потребляли, привыкали к ним и ожидали новых кулинарных открытий; мысли использовали, цитаты присваивали, плагиат становился нормой, а саму Иринку оставляли за бортом. Если бы она знала, что ее всего-навсего «бортанули», то выкрутилась бы и смирилась. Но она чувствовала, что из-за своего проклятого служения превращается для любимого в «мусорное ведро», куда можно сплавлять любой негатив — агрессию, лень, скупость и прочие виды распущенности личности.
Не предъявляя претензий, она принимала решение тихо «отползти» — затаивалась, замыкалась, не приставала и старалась неприметно жить своими делами. Такое решение проблемы казалось ей благородным, но именно оно провоцировало почему-то чудовищные, дикие реакции. Отношения переходили в стадию «наездов», ее цепляли, щипали, мелкие поступки комментировали, извращая суть, а также заставляли постоянно защищаться»*. 
[* Нечаева М. Записки дрянной жены. М.: Голден Би, 2000.]

       Знакомо? Конечно, ну и что? Что толку сокрушаться о несправедливости устройства этого лучшего из миров — так недолго и захлебнуться в жалости к себе и действительно скатиться к бытовому жанру: «Я ему, паразиту, отдала лучшие годы». И чего ждала, когда отдавала? Неконструктивно. И, что существеннее: «чтобы станцевать танго, нужны двое». Нам важнее было понять, что стоит за женскими разочарованиями, а в нашем случае «понять» означает попытаться осознать свои собственные тени, омрачающие союзы удачные и не очень, длительные и не очень, всякие. Вот что думали по этому поводу одиннадцать «присяжных заседательниц» в одну из суббот.

— Мне кажется, мы — то есть, я говорю о себе — слишком многого ждала от брака. Как будто это решение всех проблем, как будто он сам по себе меня ставит на какие-то рельсы, а дальше надо только ехать. А он сам по себе гораздо больше проблем создает, чем решает. Иллюзия, что потом все как-то само устроится, — а все наоборот. Я ждала не этого! Обманули!
— Да-да, причем эти самые ожидания еще и противоречивы: я хочу, чтоб «как за каменной стеной», — но чтоб считали равноправным партнером; чтоб меня понимали, выслушивали, душевно со мной разговаривали, — но чтоб при этом он был «настоящим мужчиной», решительным и все такое. Как же это совместить — и кто такое может совместить? 
— И чтоб ухаживали, как в кино, — а ответственности чтоб было, как у зрелого мужа, серьезного и без придури.
— И чтоб детей воспитывал вместе со мной, был хорошим отцом, — но только так, как я считаю нужным!
— Пусть уступает, — но чтоб не был тряпкой!
— Хочу независимости, — но содержи семью!
— Будь и мамочкой, и отцом, и любовником, и сыном — и тогда, когда мне не хватает мамочки, отца, любовника или еще одного ребенка!
— Возьми на себя серьезные решения, — но почему ты со мной не советуешься?
— Принимай меня такой, какая я есть: мой возраст, мои интересы, внешность, характер, все... Но чтоб при этом оставался тем влюбленным мальчиком, который ничего не соображал и видел во мне одно хорошее!
— Не нарушай моих границ — почему ты совсем не интересуешься моими делами?
— Делись со мной, рассказывай мне все, — но только то, что я хочу слышать!

       Ох, как же мы смеялись! Не над нашими спутниками жизни, даже не над собой — над детской верой в брак как «хороший конец», в брак как смысл жизни, в брак как «наше все» — не путать с Пушкиным, он тут ни при чем. Вспомнили, конечно, и присказку «хорошее дело браком не назовут», и множество жестких, «теневых» формулировок фольклора. Здесь «хитом дня» оказалась пословица «Мужу выше колена не показывай», слышанная одной из наших женщин от своей прабабушки. «Я долго не понимала. А вот недавно получила диплом, второе высшее. Ну и похвасталась дома. И мне тут же рассказали, чего стоит мое второе, а заодно и первое, и вообще где мое место. Сразу вспомнила и поняла». Вот она, угроза, выражаемая «самим фактом существования». Вот они, драконовы зубы. Самое интересное, что никакие эксперименты с браком — свободный, пробный, гражданский, европейский — этой стороны явления никак не отменяют. 
       Более того, тут возникает любопытный парадокс. В традиционной культуре — там, где «узы Гименея» и прочие подобные атрибуты — говорят о брачных обетах, клятвах: «Клянешься ли ты любить и почитать, в болезни и здравии, бедности и богатстве...», - ну и все такое прочее. Клятвы эти, разумеется, нарушались, притом не только изменами: согласитесь, что даже в достаточно благополучном браке двадцать четыре часа в сутки «почитать» как-то не получается. Традиция вольного, только на чувствах основанного союза отказалась от ритуальной стороны брака — мол, сплошное лицемерие, никто никому ничего не должен. Счастья, по свидетельству миллионов очевидцев, почему-то не прибавилось. В самом деле, если эти двое друг другу ничего не обещали, то и все их ожидания, вся система представлений исключительно субъективна: что такое, например, измена? Есть ли вообще какие-то обязательства и как они распределяются? Как узнать, «достаточно» или «недостаточно» чувства — у кого эта мерка? Получилось, что в свободной, размытой и многоукладной традиции — а такова современная практика в большинстве развитых стран — мужья и жены в гораздо большей степени становятся заложниками собственных представлений о том, что правильно и неправильно в браке. А представления эти сплошь и рядом транслированы от собственной семьи, от раннего окружения — и по большей части воспринимаются как единственно возможные. То, на чем вырос и чем пропитался насквозь, воспринимается как нормальное, само собой разумеющееся. Даже в таком достаточно распространенном случае, когда человек — будь то мужчина или женщина — решительно настроен в своем браке сделать все «не так, как у родителей». Боже мой, сколько раз я это слышала и от мужчин, и от женщин на консультациях и на группах: «Мне казалось, что свою семью я построю совсем по-другому. Как же вышло, что все повторяется?» 
       Можно сказать «да», можно сказать «нет», но говорим мы все равно на том же самом «языке» — языке своей родительской семьи. Наш избранник — представитель другой цивилизации, хотя бы ему и казалось временами, что его «никто так еще не понимал». А наши дети унаследуют оба «кода», которые за время семейной жизни причудливо переплетутся, где-то сплавятся, а где-то так и останутся «непереводимой игрой слов». Удивительно ли, что в ожиданиях, касающихся партнерства в браке, так много противоречий? Ведь и мы от кого-то унаследовали свои фантазии и претензии, свою шкалу оценок, свои опасения и мечты.
        Надо заметить, что участницы женских групп поразительно чувствуют ту грань, где вот-вот прекратится «работа над собой» и начнется просто перемывание косточек близких людей, «посиделки». Если есть взрывоопасный запас непроявленной агрессии, обиды, то ему лучше быть разряженным именно на группе — так безопаснее. Но мы никогда на этом не останавливаемся. И после «детоксикации» все-таки стараемся общими усилиями понять одну простую вещь: что я могу сделать для себя, чтобы все-таки не принимать в отношениях роль, которая меня не устраивает? Потому что если «я у себя одна», это обязывает: другой человек, тем более мужчина, «инопланетянин» — таков, каков он есть; и он унаследовал противоречивые модели, несовместимые ожидания, «комплекс мадонны и проститутки» et cetera. И еще: он с детства дышал воздухом родимой патриархальной культуры, к тому же в ее социалистическом, то есть особенно лицемерном, издании. Он, скорее всего, не станет разбираться со своими стереотипами — во всяком случае, до появления «жареного петуха» с однозначно нехорошими намерениями. Более того, весь его опыт подсказывает, что анализировать свои мотивы, копаться в семейном прошлом и «разводить антимонии» — не мужское занятие. Может быть, когда-нибудь это войдет в моду: когда его начальник начнет вслух упоминать о своем психоаналитике, например. Но не исключено, что для меня лично это уже ничего не изменит: «до стольких не живут».
        Моя единственная жизнь — слишком важное дело, чтобы позволить себе бездумно попадаться в уже известные мне ловушки. И дело совсем не в том, что «я тоже виновата»: дело как раз в том, чтобы перестать играть в «поиск виноватого». А вместо этого попытаться изменить то, что я могу изменить, и принять то, чего я изменить не могу. А для этого, как известно, придется научиться отличать одно от другого. И даже если я ничего не могу сделать с законами этого мира, я всегда могу лучше понять свой личный вклад в собственные разочарования и, как минимум, рассмотреть любые свои решения при ярком свете подарка Бабы-яги...
       Так что мы не ограничились констатацией путаницы в собственных чувствах и мозгах: не успели отсмеяться, как кто-то предложил пройтись еще раз по всем противоречиям в ожиданиях и потребностях, которые так резко высветились: нам показалось, что просто признать их наличие недостаточно. Ибо в каждом таком противоречивом требовании к мужчине, который рядом, таится точка выбора для себя. Может быть, не пожизненного, но выбора: все-таки девочкой я хочу быть или взрослой, на равных или нет, искренней или не очень? И за многими «вилками» обнаружились вполне узнаваемые конструкции.
       Например, все то же противоречие «имени Золушки»: безопасность — свобода. 
       Например, боязнь отвержения, сравнений: скажи мне, что я самая лучшая, что я единственная, be my Valentine и черт с ней, с реальностью. Здесь часто зарыта отравленная приманка: каких только подвигов многие из нас не готовы совершить, чтобы заслужить этот «высший балл»! Что бывает — сами знаете. Куда заводит «болезненный энтузиазм помогать-служить на всех фронтах», для многих тоже не секрет.
       Например, вечная и ненасытная потребность в безусловном принятии — любви «без экзаменов». Это очень серьезная сила, а ее корни уходят глубоко в детство. Чаще всего оказывается, что мужчина, который нам этого не в состоянии дать (а мы ему — в состоянии?) — только «представитель» или, говоря более научным языком, «фигура переноса». Разбираться же следует совсем с другими важными персонажами нашей жизни — с теми, чьим «наследником» он помимо воли стал.
       Из сюжетов попроще — желание остановить (а то и повернуть вспять) время, вернуть «острый период» любви и остаться в нем, как муха в янтаре. Конечно, большинство из нас знает, чем чревато восклицание: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» — и кто предлагает соответствующие сделки. Но искушение так велико, но иллюзия так сладка...

III. МЕЧТАТЬ НЕ ВРЕДНО

Это наше священное право —
остро, вечно нуждаться в любви,
чтобы ангел светился и плавал
над тобой, как над всеми людьми.
Юнна Мориц

       Все, кому не лень, призывают нас к реалистическому взгляду на себя и наших мужчин, иронизируют по поводу идеализации «неопознанного летающего объекта» вначале и горьких разочарований потом. И я туда же. Прямо какое-то «люди, будьте бдительны» получается. А помечтать? Нет, серьезно, если бы встреча с Мужчиной Мечты не трогала каких-то специфически настроенных струн в женском сердце, кто бы читал дамские романы, кто бы обклеивал стены в общежитии постерами с душкой Ди Каприо, кто бы бесконечно пересказывал «Золушку» в десятках версий? По твердой и реалистической логике бедняжка должна была бы не по балам бегать с помощью магических уловок, а конвертировать благосклонность Крестной во что-нибудь надежное, со временем гарантирующее свободу от Мачехи и Сестер и устройство дел. Бал — в честь окончания кулинарной школы, танцы — с курсантами местного пожарного училища, платьице тоже можно было надеть попроще. По средствам, так сказать. Такого пресного назидательного чтива в защиту умеренности и предприимчивости, между прочим, тоже понаписано немало. Не читается как-то. И коли уж так сложилось, что женщины, в том числе и семейные, и немолодые, мечтают о Нем, поглядим на механизм этого универсального феномена. 
       Мечта — это всегда энергия неудовлетворенной потребности. Мужчины, «о которых можно только мечтать», при всех своих различиях имеют одну общую черту: с ними в фантазиях возможно то, что с живыми, реальными людьми для этой конкретной женщины невозможно, не получается — будь то секс «без тормозов» или разговор по душам, столкновение сильных характеров или, наоборот, подчинение воле властного «хозяина». 
       ...В пору неприкаянной студенческой юности мой старый друг брел как-то раз зимней Москвой. Смеркалось, холодало, хотелось есть и спать одновременно. Краем глаза увиделась вывеска: «Шашлычно-пельменные товары». Миновав ее, любознательный юноша впал в недоумение: уж коли пельменная, так не шашлычная, что-то здесь не так. Не поленившись вернуться, он опознал привычные каждому «школьно-письменные...» — и навсегда запомнил, какие шутки может играть с восприятием голод.
       А уж шутки, которые играет с нами тоска по любви, по эмоциональной и чувственной «пище», случаются сплошь и рядом и порой далеко не так невинны. И разобраться в источнике ошибки не так просто, и цена ее может быть высокой, а что самое главное — в эту историю обычно вовлечен еще и другой человек... Если бы речь шла только о сексуальной потребности, все было бы относительно просто: «люди, будьте бдительны», не позволяйте случайной прихоти испортить вам жизнь. Наши естественные потребности прекрасны, но нуждаются в присмотре разума, а наши нормы и запреты тоже хороши и правильны, но время от времени нуждаются в пересмотре с помощью все того же разума... Ну, и так далее.
       Кто-то из мудрых сказал, что каждому человеку нужно, чтобы его любили, каждый хочет именно этого. Если же это невозможно — пусть уважают; если и это невозможно — пусть вожделеют; если и этого нет — пусть боятся; невозможно — пусть хоть презирают или ненавидят... Но в самом начале все равно стояла потребность в любви, хотя после всех замен ее порой и узнать-то нелегко. А вот что всем нам известный Стендаль, автор любопытнейшего трактата о разновидностях и механизмах любви, писал о «кристаллизации»: если в сверхнасыщенный раствор соли копей Зальцбурга опустить голую веточку, прутик, да что угодно — это «что угодно» покрывается кристалликами, превращаясь в блестящий, загадочный предмет... Суть того, чем этот предмет был раньше, более не важна — было бы достаточно соли в растворе. Потребность любить и быть любимой и есть та соль, которая может сделать блестящим и привлекательным «что угодно». Как говорил один мой знакомый психоаналитик, «энергия либидо катектирует на объект». Мудрено? Тогда обратимся к другому источнику. Как говорил мальчик из некогда знаменитого («культового» по-нынешнему) фильма «Доживем до понедельника», «Ухаживать я мог бы и за Огарышевой, была бы эта самая пружинка внутри». На что барышня, естественно, фыркает: «Вот и ухаживай за Огарышевой!». И никому не надо объяснять, что ей в этом рассуждении не понравилось. Рассуждение, между тем, болезненно верное. Умненький мальчик разделил «соль» и «прутик» — очарование кончилось. Привычная к нерассуждающему обожанию барышня не может с этим смириться, это бьет по ее самооценке, поэтому — сам дурак, и держись от меня подальше. 
       Наши потребности могут быть опасны и для нас самих, и для других — особенно когда мы не даем себе труда их понимать. В пустыне путникам мерещится не что-либо, а зелень и вода. Мы воображаем себе героев, «чуткого и интеллигентного», сексуального террориста или «таких, каких сейчас уже не бывает». И тоже не просто так. Но все-таки школьно-письменные товары не едят. И потому особенно важно сохранять ясность зрения и мысли именно тогда, когда мы голодны. Особенно в неверном лунном свете...
       Всякая сильная потребность ведет к сужению восприятия, его сугубой избирательности: «голодной куме одно на уме». То, чего не хватает, заполняет мысли, фантазии, сны, так и видится в поведении окружающих... Если потребности отказано в прямом, непосредственном удовлетворении, она найдет способ проявиться косвенно, в крайнем случае «уйдет в подполье», на подсознательный уровень. 
       Такая вот с этим «любовным голодом» незадача: налево пойдешь — себя потеряешь, прямо пойдешь — совсем пропадешь, направо — требуется, видите ли, умение видеть в темноте...
       Другими словами, в самых ярких «Его» свойствах отражается какая-то область нашей неуверенности или даже несостоятельности. Этому персонажу как бы приписывается то, что для нас является проблемой: молодая женщина, упорно не желающая взрослеть и принимать решения, мечтает о «завоевателе» или «надежной опоре», а девушка, которой трудно и неловко выражать свои чувства, — о том, «кто поймет без слов». Когда мы говорим, что «таких на свете нет», мы одновременно выражаем сожаление и, как ни странно, ставим довольно точный диагноз своей жизненной ситуации: ведь другой человек вообще-то существует не для того, чтобы решать наши проблемы, а сам по себе. Мечты же «о Нем» — это всегда некоторое «если я тебя придумала, стань таким, как я хочу», как пелось в старом советском шлягере. 
       Потому-то встреча с «Мужчиной Мечты» — почти наверняка травма или разочарование: только не «он оказался как все», а реальность близких отношений заставила увидеть живого человека вместо компенсаторной фантастической фигуры. Мы это не заказывали! Нас обманули! И — заряд неприкрытой агрессии по адресу мира, который почему-то не желает удовлетворять наши потребности: не осталось, мол, настоящих мужчин, нет ли у вас другого глобуса? А уж ему-то, родимому, и вовсе каюк: «Я в него влепила из того, что было. А потом, что стало, то и закопала». Вот как нас выдрессировала романтическая традиция. 
       В защиту женских фантазий «о Нем», которые есть и будут и, следовательно, тоже зачем-то нужны и полезны, можно сказать следующее. Если к ним относиться со здоровым любопытством, как к проявлению своих потребностей, если отчетливо отделять мир грез от реальности и не гостить там слишком подолгу и, наконец, если смотреть на собственные мечты дружелюбно, но с долей иронии, — все в порядке. Всех потребностей в жизни все равно не удовлетворить, и именно с этой точки зрения «мечтать не вредно»…
       …Как оказывается трудно и как бывает важно не предъявлять, не выставлять своим реальным мужчинам неоплатных счетов за то, что иногда видишь во сне «Его». Они в наших чрезмерных фантастических ожиданиях неповинны, делают что могут. А сравнения с идеалом не выдержать никому — на то он и идеал. Вы мне, конечно, не поверите, но для большинства из нас просто счастье, что мы никогда Его не встречали. Правда-правда. А если встречали, то он был или несвободен, или категорически недоступен. И слава Богу, все к лучшему в этом лучшем из миров.
       Потому что Мужчине Моей Мечты — сокращенно МММ, если вы еще помните эту аббревиатуру, — лучше всего там, в царстве грез и оставаться. Мечтать о Нем — это ведь не то же самое, что просто и без затей увлечься, влюбиться или тем более любить. Тут другое. Превосходные степени и заглавные буквы! Он должен излучать что-то этакое, по сравнению с чем меркнет и становится неинтересным все остальное (остальные). Мы, в свою очередь, должны быть готовы ради него бросить все и следовать за ним на край света. Его внешность, характер, занятия и понятия выше всяческих похвал. Таких просто не бывает! (Иногда еще говорят «сейчас не бывает», напоминая тем самым, что человечество вырождается, а Этот как-то чудом сохранился.)
       И в самом деле, главное свойство Мужчины Моей Мечты — быть редкостью почти невероятной и недоступной. Во всяком случае, на общем фоне. Все, кто рядом, — не то, типичное не то! Он ли так хорош или фон так плох — неважно, было бы отличие. Он ни-ког-да не бывает всего лишь «улучшенным и дополненным» изданием реально известных мужчин: тогда неинтересно. Отличие должно быть радикальным и заметным невооруженным глазом. И тогда — гром, молния! — «вся обомлела, запылала и в мыслях молвила: вот Он». 

IV. "ФОТОРОБОТ" МУЖЧИНЫ МОЕЙ МЕЧТЫ (МММ)

       Список этих черт, разумеется, глубоко индивидуален и зависит от личности мечтательницы. Тем не менее, нам на одной субботней группе удалось выделить некоторые общие закономерности. Итак, ОН:

· Не похож на обычных мужчин, с которыми мы учились, работали, ходили на свидания. Обязан от них отличаться, быть “не таким, как они”.
· Не вполне понятен. О Нем известно мало или почти ничего — какой простор для фантазии!
· Не отягощен парочкой родителей, маячащих за каждым обычным мужчиной. Его невозможно представить в роли вечного сына-подростка, говорящего в трубку что-то вроде: “Ну ладно, мам, ну я же сказал...” Он не то чтобы сирота (это уж совсем индийское кино), а скорее супервзрослый. Его можно приручать, но никак не воспитывать. 
· Обычно высок. Плечист, худощав; ноги длинные. Имеет право на какую-нибудь милую “особую примету”, но только не смешную. Никаких намеков на животик, никаких кривоватых ног и редеющих волос на макушке!
· Окружен аурой сильной и, возможно, опасной энергии (подробно см. дамские романы).
· Что-то умеет делать очень хорошо, желательно — первоклассно (кроме того, понятное дело, чтобы быть первоклассным любовником: необходимо, но не достаточно).
· Любит детей — это если у Вас серьезные намерения.
· Обладает противоречивой личностью, каких в природе не бывает: добр, но тверд; щедр, но деловит; супермен, но с душой институтки и проч. 
· В состоянии наконец-то оценить по достоинству — то есть в превосходной степени — Вас (меня, ее), иначе не стоило бы и огород городить.
· Не существует в природе.

       Главное условие Его появления в мечтах — томление, серия любовных неудач, на самый крайний случай — просто скука. Опытные дамы во все времена снисходительно и даже не без умиления смотрели на грезоподобное состояние дочерей и воспитанниц, зная, что мечтательный туман — необходимая фаза: повздыхает-повздыхает, а там и жизнь свое возьмет. 
       За исключением одной маловероятной, но все же иногда приключающейся ситуации: отворяется дверь, и Он появляется из своего Зазеркалья во плоти. Что и произошло с одной милой чудачкой, о которой все мы писали сочинения ...дцать лет тому назад. Для женщины это — испытание. Если не катастрофа. Мужчина Мечты соткан, фигурально выражаясь, из материала заказчика, и с реальным человеком имеет совсем немного общего. И не будем утешаться рассуждениями о наивности провинциальной барышни, начитавшейся романов: куда более взрослые, тертые и житейски опытные современницы неуклонно повторяют этот нехитрый маршрут. Пример? Извольте. Голосом Аллы Борисовны: «Ах, какой был мужчина! Ну, настоящий полковник!..» Мягко говоря, отличается все — кроме самого механизма идеализации. А уж видеть полковником урку или демоном капризного мальчишку... так ведь и буфетчица из любимой народом песенки — не Татьяна Ларина...
       Все симптомы характерного умопомешательства хорошо известны, на них останавливаться не будем. Лечат время и реальность. Если повезет, обходится без хирургии — тогда это только разочарование. Если нет... Шрамы и горечь, часто на всю жизнь. Подозрительность. Пессимизм. Иногда депрессия. Иногда — озлобленность. Иногда — попытки повторить опыт очарованности. (Есть женщины, которые вне состояния слепой влюбленности в очередного Мужчину Своей Мечты как бы и не живут вовсе — так алкоголик влачит какое-нибудь существование от рюмки до рюмки. Помните работу Розы?) Короче, Татьяна Ларина еще хорошо отделалась.
       Интересно, что все без исключения помнят сюжет «Евгения Онегина», но упорно пропускают как несущественную деталь один важнейший поворот в истории «выздоровления» героини. Знаете, о чем я? Нет? Преодолейте привычную тоску при упоминании произведения из школьной программы, дело того стоит. Вспомните: после дуэли бедная девочка остается с разбитым сердцем и своей невостребованной любовью, плюс глупая и жуткая история убийства Ленского, плюс жизнь, в которой все по-старому, но только хуже. Где же она излечивается? Где к ней возвращается достоинство, и рассудок, и способность понимать саму себя? В библиотеке Онегина. Читая Его любимые книги — сначала, надо полагать, от тоски, а после уже не только. Отслеживая ход его мыслей там, где на полях «отметки резкие ногтей». Тут и только тут она начинает что-то понимать в этом человеке, его вкусах, ценностях, слабостях и прочая. А заодно — понимать, на что она сама полетела, как мотылек на огонь. И у нее возникает критический, взрослый взгляд: «Уж не пародия ли он?» — а с ним уходят и все заглавные буквы и восклицательные знаки. Браво, Татьяна Дмитриевна! Умница! Поразительно, как много людей, и мужчин, и женщин, именно этого фрагмента романа просто не помнят. Интересно, почему?
       Ну да ладно. Оставим в покое пыльную полку с книгами, тем более, что они — вкупе с кино, разумеется, — во многом ответственны за нашу склонность к мечтам о Нем. На прощание расскажу еще одну историю, на сей раз подлинную. История эта о том, как встретила Его бабушка моей бабушки Ольга Ивановна, но на романтический лад лучше не настраиваться.
       Итак, середина того (уже позапрошлого) века. Глухая российская провинция. Семнадцатилетняя красавица, купеческая дочь Оленька. Жизнь сонная, ленивая, перемен не предполагающая, вот разве что замуж пора...
       И вдруг! Городок потрясен новостью! Туда, в муромскую глушь, проводят железную дорогу! (Нам, наверное, представить трудно масштаб этой новости на фоне полного отсутствия каких бы то ни было новостей: это даже с первым полетом человека в космос не сравнить.)
       ...Первый поезд. На перроне — «весь цвет». Героиня под кружевным зонтиком, сдержанное волнение толпы, предвкушающей небывалое зрелище. Медленно приближается паровоз, которого никто прежде не видел...
       ...и с подножки лихо спрыгивает та-кой «молодой-интересный», в та-акой красивой форме, с та-ким сверкающим свистком, что — ах! Ясно, он здесь главный! Зван немедленно в лучшие дома, обхождение столичное, что и говорить... Куда до него местным молодым людям! Медведи-с!
       Короче, голубоглазая дурочка увидела Мужчину Своей Мечты и очень быстро оказалась обручена — ах, какой пассаж! — со скромным, хотя и подающим надежды служащим Московской железной дороги. (Впоследствии он дослужился аж до диспетчера, явив талант к составлению сложных и продуманных расписаний. Но мечты Оленьки были разбиты навсегда, и карьерой толкового, способного и не лишенного оригинальности мужа она так и не заинтересовалась). А пока: папенька, в ярости, лишил приданого. Маменька поплакала, да и простила, отправила в Москву тайком от мужа воз-другой (!) с «самым необходимым». А красавица всю последующую жизнь горько обижалась на мужа за обман. Знал ли он, что в глухом городке сроду не видывали ни железнодорожной формы, ни живого кондуктора? Очарован голубоглазой дурочкой — да, был, а заподозрил ли недоразумение — кто знает... Никого из этих людей уже давно нет на свете. Вот так, мои дорогие... Между тем, если бы не эта «комедия положений», вашей покорной слуги бы и на свете не было. Но это я так, к слову. 
       Мечты, как говорили древние, имеют одно опасное свойство — иногда они сбываются.

Автор материала - Екатерина Михайлова, кандидат психологических наук, институт групповой и семейной психологии и психотерапии igisp.ru

Дата первой публикации: 22 октября 2002

Рубрика "Статьи по психологии"