Европейские приключения

Часть восьмая

Предыдущая часть

Но в нашем с Петькой общении были не только накаленные, сложные моменты; были и моменты приятные, о которых я тоже должна сказать. Я была уже два раза в гостях у Петьки, всякий раз он встречал и провожал меня в аэропорт, всякий раз он брал на себя готовку, и к столу я подходила только чтобы поесть, при том с таким видом (по его словам), как будто я своим столованием делала ему одолжение, почти уверенная, что накормить меня для него – радость.

Петька делал все медленно, и если брался за какое-то блюдо, то мог часами стоять на кухне – для меня роскошь непозволительная, т.к. я ничего, что готовится более 30 минут, не готовлю. Но и просто накрыть утренний кофе с бутербродами занимало у него немало времени (кофе он не потребляет, кофеварку по случаю моего приезда откуда-то вытащил).

Петька ел очень странно: например, ел сырой шампиньон и запивал молоком, при этом говорил, что шампиньоны богаты протеином. Чай он не пил, а когда делал его для меня, то никогда не предлагал к чаю сладости. В общем, все не так, как удобно и привычно мне. Но в том памятном мае 2010 года его роскошный китайский ужин, приготовленный им в день моего свидания с голландцем, мы съели на следующий день на балконе: была прекрасная погода, мы были к вечеру голодны, вынесли на балкон столик, зажгли свечу, распечатали бутылку вина и ели что-то вкусное, с королевскими креветками.

На свадьбе его одноклассницы Бьянки я чувствовала себя очень неуютно, как может себя чувствовать не просто человек на свадьбе людей, которых он никогда ранее не видел, но еще и как чужестранец на чужеродной свадьбе. Но мне понравилось: и венчание, и ресторан были очень красивыми, столы расставлены по линии жениха и невесты так, что каждый предназначался или для близких, или для дальних родственников, для друзей, коллег и т.д. Праздновали немцы весело, и была такая забава, когда тамада брал бутылку ликера (яичного?), а все вокруг танцевали и по очереди подходили к нему в середину и пили из одной и той же стопки этот ликер, пока бутылка не опустела.

На свадьбе были дети, они играли между собой, бегали по залу, и один маленький мальчик, одетый в белую рубашку и немецкие традиционные шорты с подтяжками, был так хорош, что я не могла отвести от него глаз. Он смеялся, валился на пол, ерзал по нему своим красивым костюмчиком, а я любовалась им. Не могу описать его, уже забыла, светлые волосы, улыбчивый, красивое личико, хорошего сложения, мне хотелось поймать его и прижать к себе. Глядя на него, я начала думать, что у нас с Томасом был бы вот такой красивый сыночек, он был бы похож на нас и был бы похож на этого мальчика, и когда я об этом думала, у меня слезы навернулись на глаза, и я не могла их удержать, старалась опустить глаза и надеялась, что никто не заметит. Только через три года Петька скажет мне, что мама невесты заметила, что я плакала, и сказала об этом Петьке. Они решили, что я плакала из-за того, что Петька не мог уделять мне достаточно внимания, т.к. он должен был снимать свадьбу на камеру.

Мы ездили в музей крестьянского быта, таких много в Германии, например, Шварцвальд, Клоппенбург и другие. Обожаю все, что связано с народным бытом, традициями, фольклором. В типичном фермерском доме меня поразили кровати их предков: это были расположенные впритык по одной стене кабины, затворка в них закрывалась, как выезжающая дверь купе, внутри все место занимало ложе с матрасом и подушками. Очень по-немецки: и quаdratisch (стоя одна к другой вдоль стены, эти кабины занимали мало места), и praktisch (в доме могло быть прохладно, а внутри от дыхания нагревалось), и gut. Я видела такое впервые! и хотела запрыгнуть туда вместе с …, а стоявший рядом Петька, приобняв меня за плечо, мечтал о том же со мной.  

Дома Петька всегда хотел показать мне какой-нибудь фильм, повеселей, и выбирал какую-нибудь комедию с искрометными диалогами, взрывавшими его хохот, но мне недоступными по причине высокой скорости речи. Я начинала зевать и говорила, что мне неинтересно. Зато мы много гуляли – и днем, и когда темнело. Просто выходили на улицу и шли куда-нибудь в другую деревню, полями, осматривали фахверковые крестьянские дома, усадьбы бауэров, гладили лошадей, а я наслаждалась чистым воздухом. Иногда брала с собой российские монетки и оставляла их на дороге: мне хотелось, чтобы какой-нибудь немец этой деревни нашел мою монетку и не смог прочитать ее, а потом отыскал бы в интернете, откуда она, и удивился, как российская деньга могла оказаться в его глуши.

Петька был каким-то гуттаперчевым: он мог сидя поднять ногу и заткнуть ее себе за голову, или играл своим костлявым животом, выводя волны. Я тоже была тогда в хорошей форме и садилась на шпагат. Петька все хотел его опробовать, кончилось тем, что я стояла в дверном проходе на кухню с поднятой вверх ногой, упертой в косяк, Петька вцепился в мою ногу и все хотел поставить ее еще ровнее, мы оба ржали и от этого гомерического хохота не могли ничего сделать с моей ногой. Проржавшись, я скомандовала «опускать!» – и Петька снял мою ногу с косяка.

В какой-то момент я захотела пригласить Петьку в Россию.

Продолжение: Часть 9

ЕВРОПЕЙСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ: НАЧАЛО