*Своя постель*. Калимнос - маленькая жемчужина Эгея. Часть 2. "Отдых". Эпизод второй: купание во время шторма, ранение, ссора, примирение
Калимнос, Южные Эгейские острова, Греция

    Шторм начался накануне. После двух дней на Калимносе, тихих, наполненных запахами разнотравья и готовящейся пищи, с недвижимым воздухом и теплым солнцем, мы почти поверили, что в этом райском месте не бывает другой погоды.
    Но утром третьего дня мы проснулись от шума - резкий порыв ветра сердито захлопнул створки окна, чудом не разбившегося, а сверху еще прихлопнул обе створки голубых ставень. Мы выскочили на балкон - ощущение было такое, словно попали в струю огромного фена.
    Я с удовольствием подставила лицо этому теплому напористому движению, зажмурилась - ветер напомнил Родину, степи, где я выросла.
    Деревья внизу недовольно зароптали, их сухие листья шелестели и срывались с веток, крутясь в воздухе: осень, осень, словно пытались они сказать.

    Ветер возмутил неподвижную, кисельную гладь моря, сморщив ее, помешав праздности и заставив работать - собирать волны и катить их к берегу. Волны не слушались, самостоятельно и хаотично собирались и мчались наперегонки с ветром.
    Вода, соскучившись по движению, играла в формы и сочетания, то поднимаясь ввысь серого неба, угрожающе катя волну от середины моря к берегу, то ослабевая в непостоянных руках ветра, теряя интерес к самой себе. Потеряв силу, волна становилась плоской, растекалась в ширину и обрывалась закручивающимися гребешками и длинными пенными змеями, тающими на прибрежном песке с вздохом и всхлипыванием.

    Плавание по утрам - это наш ритуал дома с апреля по октябрь, поэтому мы поехали к морю, несмотря на испортившуюся погоду. И теперь стояли у кромки воды, утопая ступнями в пене и песке, перемешанном с крупной и мелкой галькой.

    - Ты со мной, Лика? – спрашивает Берн.
    Он знает меня десять лет - я  женщина не бойкого сословия, если могу обойти гору - обойду, если могу не идти в глубокую воду, с грозными от негодования ветра волнами - не пойду. Но, при этой осторожности, я - упряма, кроме того, стадное чувство во мне развито наравне с инстинктом самосохранения, еще и вопрос, что сильнее.

    - Ну, конечно, же, с тобой, - храбро отвечаю я, сжимая вспотевшие от страха руки в кулаки.

    Берн взял меня за руку, и мы храбро шагнули навстречу стихии. Не пройдя и двух шагов, мы были сбиты с ног, расцеплены, перевернуты и оглушены волной, и, едва вынырнув и схватив чуть воздуха, послав его испуганным легким, снова погрузились в толщу воды, стараясь и под водой двигаться, вырваться из прибоя.

    В конце концов, мы справились, полоса прибоя осталась позади, равновесие было найдено, и мы, довольные, закачались на волнах, притихших на время.

    - Я не понял, Лика, а почему ты в солнечных очках, в воде? Ты забыла их снять? А если ты их потеряешь? Дай их мне…
    Берн не договорил, так как мы оба «поймали» волну - прыжок, чуть эйфории от крохотного полета, снова вниз.

    Можно ответить:

    - Берн, не волнуйся, я же всегда в очках, в воде, ты же знаешь, как соленая вода раздражает глаза.

    Снова прыжок на волнах, Берн подныривает под волну, я же ненавижу этот глухой звук воды, заполняющей уши, смыкающейся вокруг; меня сразу же одолевает клаустрофобия, поэтому сейчас я прыгаю на волну, ударяясь об нее животом - полный восторг.

    - Дай же мне очки, ты же их потеряешь!

    - Ну, и что? Куплю новые!

    Это я так пошутила, решив, что будет смешно.  

    Но ответа Берна я не услышала, так как ударом по голове меня оглушил шквал воды, в глазах потемнело, куда-то потянуло, закрутило в потоке. Я отчаянно двигаю  ногами, пытаясь нащупать дно.
    На секунду вода отпускает «объятия», я чувствую под собой камни, я вижу их, протягиваю руки, стараюсь уцепиться, но меня тянет назад, силы не равны, я снова закручена в танце с волнами и ощущаю себя крохотной щепочкой с глупыми мыслишками, амбициями, желаниями.

    Снова сильный толчок вперед, удар по голове, спине, мягкому месту. Меня выбросило на песок, я карабкаюсь на четвереньках, обдирая колени, я цепляюсь за риф, рядом с которым оказалась, и, ломая ногти, карабкаюсь на него, убегая от очередного соития с морем.

    «Не хочу, никогда, ни за что в жизни я не войду в воду».

    Тело ноет, побитое, синяки на руках, колени кровоточат, я ищу глазами Берна, не вижу его, но слышу:

    - А где твои очки?

    И это вместо радости обретения жизни вновь, после такого, почти драматического эпизода? И я еще рассказывала другим, что мой муж далек от материальной стороны жизни?

    Он стоит рядом со мной - как он здесь оказался? Я точно помню, что карабкалась из воды я одна:  

    - И это все, что ты мне можешь сказать?

    Мы вынуждены кричать, так как ветер усиливает шум моря до таких децибел, что и крик звучит, как шепот.

    - Да, ты их потеряла! Так? Идиотка! Я так и знал!

    Ну, да, он всегда и все знает, это - неоспоримо. Но в данный момент очередная констатация Берновой вечной правоты сильно задевает меня:

    - Сам идиот!

    Слово «идиот» - наше любимое бранное слово, - мы не знаем других в языке друг друга, а это - интернациональное, и мы щедро, в ссорах, им  друг друга награждаем. Последнее время мы боремся за чистоту языка, довольно успешно, но иногда, как сейчас, контроль забыт.

    Я понимаю, что Берн прав, и не сержусь, но упрямство и женская вредность не дает мне признать поражение и без борьбы "поднять лапки кверху", и я начинаю искать себе оправдания:

    -  Нет, ну, ничего себе, люди добрые, вы только послушайте! Я, можно сказать, чудом выжила, а он - про очки. Меня тебе почему-то не жалко. А очки тебе жалко!

    Но Берн  не смягчается и не принимает моих доводов:

    - Конечно, я же говорил, я же предупреждал!

    Я чувствую на себе взгляд, поднимаю глаза: прямо перед нами, метра на два выше, на уютном маленьком пятачке, защищенном от ветра острыми рифами, расположилось семейство. По виду - родители и две взрослые дочери, все четверо голышом, дочери склонились вниз, через частокол невысокой рифовой гряды стараются разглядеть подробности неожиданного семейного спектакля из чужой жизни.
    Родители сидят, но проявляют явный интерес к нашему разговору, судя по напряженным лицам, пытаются понять, о чем речь.
    Возможно, они думают, что нас выбросило море, и мы так радуемся своему спасению?  

    Лучший способ переключить возмущенные мысли Берна с вечного объекта воспитания - меня, это сказать, что на нас смотрят. Берн считает, что должен выглядеть идеальным в глазах общественного мнения, так что иногда, как отвлекающий маневр, это помогает. Но сейчас не сработало, мы поссорились.

    Берн еще понырял в шипящем беспокойном прибое, пытаясь найти очки. Потом мы разбрелись в разные стороны недлинной бухты. Берну было обидно мое наплевательское отношение к предмету его предупреждения, мне - наплевательское отношение ко мне, когда Берну жалко было не меня, побитую штормовой волной, а потерянные очки.

    Хотя факт разгильдяйства с моей стороны несомненно был.

    Молчание продолжалось минут десять. Семейство в рифах собралось и тихонько пошагало вверх, к дороге.  

    Мне стало жалко Берна, как всегда бывает, потому что, в подавляющем большинстве случаев, в наших ссорах виновата я:

    - Берн, Берн, - я побежала за ним, одиноко стоящим спиной ко мне, лицом к Телендосу - даже  спина Берна выражала обиду, но я знала, что сказать:  
    - Берн, у меня кровь не останавливается, ты можешь что-нибудь придумать?

    Берн медленно, нехотя повернулся, все еще хмуро посмотрел на меня, и спросил:

    - Что еще?

    Но я добилась главного: он отвлекся от обиды:

    - Посмотри на мои колени, кровь бежит, как вода.

    Это была правда, из  неглубоких ран тоненькими струйками стекала  кровь.

    - А что это она так у тебя бежит? Ты что, аспирин пила?

    Как известно, аспирин разжижает кровь.

    - Нет, не пила, не знаю, бежит, и все.

    Я наклонилась и смыла кровь водой, ранки тут же наполнились ею  снова.

    - Не надо, так еще хуже, - строго сказал Берн и махнул рукой, словно подтверждая свои горькие мысли о непростительном легкомыслии жены. Мало того, что очки потеряла, еще и колени рассекла. Возись теперь с ней.  

    Он медленно обвел взглядом гору, внимательно посмотрел на какое-то кривое дерево, растущее прямо из скалы:  

    - Пойдем-ка! Если я правильно помню, Гиппократ именно этими листьями останавливал кровотечение у своих пациентов.

    Он тащил меня за руку, вверх, к дереву, я не сопротивлялась. Оторвав небольшую веточку, лапчатую, душистую, Берн смял ее в ладонях, потер, и приложил полученную зеленую массу к моим ранкам. Потер, еще потер - кровь, словно по команде, остановилась.

    - Ну, что?

    - О, Берн, - воскликнула я восхищенно, - какой ты умный, какой ты замечательный!

    - Ну, то-то, - удовлетворенно сказал Берн, отряхивая руки.

    Мы, конечно, помирились. Обычно это происходит быстрее. Но тут Берн был сильно обижен. И сейчас он хлопнул меня по попе - обычно я не допускаю такой фамильярности без ответного шлепка, но тут был особый случай, - я, кажется, и не обратила внимания на это, поглощенная чудом остановившейся в мгновение крови.

    А Берн сказал:

    - Ладно, Пятница, считай, что мы спаслись на острове.

    Он еще пару раз «полетал» в неистовых волнах, даже меня затащил в воду, хотя я сопротивлялась, но он сказал:

    - Если наездник упал с лошади и боится, надо снова оседлать ту же лошадь - преодолеть страх.

    Я и не знала, что Берн и в лошадях тоже понимает.

    И я пошла, преодолевать страх. Минут пять его преодолевала, потом сбежала на берег, повезло, я бежала быстрее волны, которая гналась за мной.

    Нет, рожденный ползать, не полетит.  
   
    Продолжение

*Калимнос — греческий остров на юго-востоке Эгейского моря. Калимнос входит в группу островов Додеканес (Южные Спорады). Он расположен к западу от полуострова Бодрум (древний Галикарнас), между островами Кос (к югу, на расстоянии 12 км) и Лерос (к северу, на расстоянии менее 2 км). Остров примерно прямоугольной формы, имеет длину 21 км и ширину 13 км и занимает площадь 109 км². Это 26-й по площади греческий остров. Берега изрезаны и образуют множество бухт. Рельеф гористый: вершина Пророка Ильи в центре острова достигает 760 м, Кира Псили — 700 м. Питьевая вода на острове отсутствует и завозится с материковой Греции и с острова Родос.

Предыдущий: Часть 2. "Отдых": эпизод первый: Отель, море, таверны

Читать с самого начала