odri (Дания)

Сплетая судьбу из случайных событий
Мое счастье в тебе?
Глава 13


.

   Начало

  13
  Колбаски на гриле и картофельный салат - любимая еда Джонни и Андрейки, но далеко не единственная их общая страсть. Никто не мог с таким жаром и подробностями обсуждать футбольные матчи, сыгранные ли Андрейкой с друзьями тут же, на травяной поляне за домом или просмотренные по телевизору, с участием знаменитых, с мировым именем, футбольных звезд: Джонни не делал разделения по мастерству, что очень льстило мальчику.

  Каждую субботу Джонни, оставляя все свои дела, хотя бы на полчаса, заезжал в футбольный клуб, где занимался три раза в неделю Андрейка. Джонни стоял у кромки поля, молча наблюдая за разминкой или отработкой передач, или за игрой - в зависимости от того, когда он приезжал: ему был интересен каждый миг жизни мальчика... 

  Но Андрейка не называл Джонни папой: он знал, что его папа - итальянец, которого мама любила в юности, и он погиб под лавиной в горах.  
  Внешне, томкины любимые мужчины были так же совершенно не похожи друг на друга: у Андрейки были смоляные кудри и темные черешни-глаза, он был смуглый, а Джонни - скандинав: светлая, розоватая кожа, обгорающая на первом же солнышке, блеклые желто-пегие волосы и яркие голубые глаза. 

  Андрейка, конечно, же, ждал каникул с нетерпением, он напряженно трудился весь учебный год, который оказался сложным для него, так как они перевели его из обычной государственной школы в частную немецкую гимназию, где сразу пошли совсем другие нагрузки, и особенно серьезная программа была почему-то по математике. 

  Но если Томка терпеливо заучивала с Андрейкой неправильные немецкие глаголы и их формы, слушала тексты, придумывала маленькие сюжеты для составления рассказов по заданным шаблонам, то для математики ей не хватало умения. Она не могла объяснить мальчику - ни правильность построения табелей, ни простенькие задачки о количестве сена или ящиков с яблоками, ни заучить с ним таблицу умножения. 

  Возможно, Томка хитрила насчет отсутствия умения, она не призналась бы в этом и самой себе, но Джонни всегда приходил на помощь и с энтузиазмом объяснял, используя пальцы, уши, нос, карандаши и игрушки Андрейки, как наглядные пособия. 

  У него, определенно, был педагогический талант: это Томка знала давно, еще с тех пор, когда Джонни помогал ей осваивать несусветно трудное датское произношение.

  Теперь ей это всё равно, словарный запас ее достаточно большой и, видя, что ее не понимают посетители, чиновники, знакомые, Томка тут же находила другое слово, синоним, с более легким произношением. 
  Но эта гибкость в обращении с чужим языком, родным для членов ее маленькой семьи, пришла с годами, вместе с уверенностью в себе и будущем. А в свое время Томка измочила немало Джонниных рубах своими отчаянными безутешными слезами:

  - А-а-а, я никогда не смогу говорить на этом уродском языке, - рыдала она, в очередной раз доведенная посетителями и непониманием. - Они все сразу переходят на английский язык, не хотят понимать мой датский.

  Приходя с работы, она кулем валилась на пол от усталости, тут же, в крохотном коридорчике однокомнатной квартиры Джонни, где они ютились в начале их совместной жизни. 

  - Ну, и что стряслось сегодня? - Выходил ей навстречу Джонни, держа на руках довольного полуторагодовалого Андрейку - мордашка у того перепачкана морковным пюре, в пятерне зажата ложка. 

  Джонни предстояли экзамены на степень магистра, но он перенес их на полгода, так как Томка и Андрейка были важнее. Он работал в ревизорской фирме, и у него был гибкий график работы: ему звонили, когда надо было особо дотошно копаться в деле клиента, например, «добыть» первичные документы для отчетности, которые отсутствовали. 

  Томка не знала, как удается Джонни успевать работать дома и смотреть за Андрейкой. Ее, если честно, и не интересовало в тот момент: КАК? 

  И это было великой Томкиной слепотой, о которой она в очередной раз не подозревала.

  Увидев Томку, Андрейка начинал подпрыгивать на руках у Джонни, вырываясь и протягивая маме пухленькие ручки - ложка летела на пол:

  - Мама-амаамма-ммама.

  Томку уже отпускало раздражение и чувство бессилия: едва завидев любимое чадо на руках у любимого мужчины, ее проблемы и тревоги исчезали из души, как сливочное мороженое исчезало из креманки особо привередливого гостя «Дольче Виты», который ей достался сегодня, перед закрытием.

  - Потом расскажу, - утирала она слезы, уже стыдясь своей слабости. 

  Они вместе купали малыша, потом Томка укладывала его, засыпая быстрее сына. Она пробуждалась оттого, что ее тормошил Джонни:

  - Томик, может, ты ляжешь? Ты так устала... 

  - Нет, нет, - укрывая уснувшего Андрейку и осторожно, чтобы ненароком не разбудить, вытаскивая из-под теплой сыновней спинки свою затекшую руку, торопливо шептала она:

  - А поговорить?

  Джонни отделил для Андрейки лучшее место в комнате - с окном. Эту часть Джонни перегораживали ширмой, когда Андрейка спал. Джонни не уставал собирать и разбирать ширму по нескольку раз в день. 

  Наступало их недолгое время разговора. Он так уставал за день, что нередко засыпал на ее плече, не ответив на вопрос. Тогда наступала Томкина очередь тормошить его, спрашивая:

  - Джоник, я постелю тебе?

  - Нет-нет, - Джонни встряхивался, зевая. 

  И далее звучал больной для Джонни и Томки вопрос:

  - Ты не могла бы поменять работу? 

  Это был их - ни разу не оконченный, но до сих пор возникающий - спор, начавшийся с первых же дней совместной жизни.  
  Тогда, впервые услышав Томкины жалобы и увидев ее слезы, Джонни был потрясен и не знал, как реагировать.
  Он никогда не видел Томку такой - громкой и рыдающей. Она что-то быстро произносила по-русски и зачем-то кусала свою руку. Андрейка тоже горько плакал, глядя на маму.

  А Томке было так сладостно видеть свое влияние на обоих, и Джонни, и Андрейку. Она просто не понимала разрушающей силы своих слез. 

  «Ну, наконец-то я могу расслабиться, перестать контролировать свои чувства».

  Она решила, что может стать слабой и забыть об осторожности в мыслях и поступках. Джонни настолько крепко и искренне любил их с Андрейкой, что Томка перестала бояться показывать себя, какая она есть: наивная, непоследовательная и ведомая.

  Но она всегда оставляла за собой право не говорить всей правды о себе, о своем прошлом и кое-каком настоящем. Так было лучше для ее семейного счастья.

  Ей был, поначалу, даже приятен вопрос Джонни о смене работы, что он понимает важность и не настаивает, а робко спрашивает. 
  В этой робости она узнавала себя в отношениях с Антонио. 

  И сердце наполнялось собственной значимостью: она тоже, оказывается, может вызывать подобные чувства. Теперь она понимала, что испытывал Антонио. Он испытывал радость обладания. Теперь ее испытывала Томка. 

  - Нет, Джоник, не сейчас, - отвечала она мягко, целуя его в висок.  

  Он и не спрашивал больше, они ложились валетом на узкую кровать Джонни, спеша использовать время, отпускаемое на сон Андрейкой - у него резались поздние зубы, поэтому он стал непривычно капризен и просыпался несколько раз за ночь с сильным обиженным ревом. 

  Уже засыпая, Томка слышала:

  - Томик, надо поехать в «Ильву» и купить нормальную кровать. 

  - Да-да, любимый, вот получу денежки, - шелестела она в ответ, обнимая ступни Джонни у своего лица.

  Продолжение