Рассказ деда Гришки. Часть 2.
Начало
- Прибёг? Ранёхонько ты сеходня. Аль не ужинали ишо?
- Ужинали, просто я с ужином быстро управился!
- Небось, опять катлету съел, а пюре по миске размазал?
- Нет, - покраснев, улыбнулся мальчик. – Я лучше сделал, я его Дымку скормил.
Дед Гришка усмехнулся себе в бороду.
- Погоди, взнает твоя мамка про ети проказы – всыплет так, шо мало не покажется.
- Не узнает, ты же не выдашь, а я не скажу. И дымок будет молчать.
- Дымок? так ён же собака! Ясно дело, шо будет молчать… ну шо глядишь? Залазь, давай. Залез, нет?
- Угу… - Минька зашуршал сушёными яблоками и грибами.
- Встроился? ну так слухай… об чём бишь я тоды болтал? А, вспомнил, про пляски. Пляски – то первая была забава, главная. А ишо мы по зиме в снегу играли. Зимы в те года знашь какие были? Снегу так нападёт – крыш не винно. Вот мы поутру вскочим, и давай одежонку искать – с одёжей-то туго было, эт щас обувки да платья какого хошь в любом магАзине купишь, а раньше – нет. Тоды все сами пряли да ткали, а на ногах обувка известная: летом босиком аль в лаптях, ну и зимой валенки. Толечко валенки-то дорого валять-то выходило,тем паче что ребятни много в людях было – по пять, шесть ребятёнков. Вот и сваляют онну пару на всех, и крутись как хошь. И выкручивались! Как щас помню – жребий с сёстрами тянули, кому валенки одевать. Выпадет – так щастья, радости! Натянешь на ноги, а они – велИки! Но до того ль! Натянешь, тряпками подоткнёшь, шоб не спадали, полушубок накинешь, тряух на головёнку – и вперёд! А во дворе уж тебя и ждут: деревни-то тоды большие были, ребятни много. Вот соберёмся мы, мальцы, да давай в снегу норы рыть! Такие ходы нарывали – кротам не снится. Коридоры – длиннющие, холоднющие! Рэешь-рэешь, рэешь-рэешь, и внизу белО, и сбоков белО, и впереди белО. И головы не поднять – столько снегу. И назад никак. Так порэешь, бывало, и замерзать уж начнешь, и уж плакать захошь, шо не вылезси, а тут раз – и друг к те ход прорэет! Уж и весело тоды делалось! Вдвоём-то, ясно, смелее. Ну и давай тоды лопатами небо над головой ломать, покуда наружу не вылезем.
- И вы всегда вылезали? Не бывало так, чтобы не вылезти?
- Не, я всегда вылезал, а вот Тишка, парень с соседней деревни, тот не вылез.
- Как это?
- А так. Он ход-то вырыл, а вот выбраться с его не смог, не смог наружу дыру проделать – молодой потому шо был, седьмой годок всего шёл, силёнок не хватило. Не смог лопатой кору снежную пробить. Ну а кода хватились его – поздо, замёрз вусмерть.
- Но… но он же мог назад выполти! По тому ходу, что сам вырыл, разве нет?
- Мог, да не смог: ход-то его завалило, вишь в чём дело. Як в шахте. Так шо не выкарабкаться ему было.
- И он умер?
- Умер, умер… мамка его, говорят, здорово вбивалась – жалела, меньшой он в её был, так горевала по детю. Но шо поделать, тоды много ребят в детстве мёрло. В меня вон, брат тоже помёр, и тож зимой – закупался. Знаешь гору возле Чёрного пруда?
- Да! Оттуда вчера на саночках катался!
- Вот и ён катался. Раз, другой прокатился – ничего, а на третий полез на гору, сел на сани, да оттолкнулся хорош – ну и выехал на самый центр пруда. А лёд там тонок оказался, возьми и проломись. Вонон туда и ввалился… Ну шо, шо глазёнки-то распахнул? Никак хныкать собрался?... и впрямь, заревел… ну шо ты будешь делать… ну шо, жалко ехо, да? И самому страшно? А то, ить катаисся сам-то, хоть мамка тебе воспрещает. Ну шо, теперь знать зато будешь, чем это обернуться могет – твое ослушанье.
- Минька! – мама мальчика вернулась, как всегда, не вовремя. – Вот ты где! Опять с дедом! Сколько раз я тебе… да ты плачешь? Господи, что тут у вас еще приключилось?
- Да ён это, того… - попробовал, было, объясниться дед, но дочь его перебила:
- Опять ты ему голову всякой чушью за ночь забиваешь? Небось, рассказал очередную страшную байку, вот он и разревелся? Я так и знала, что его походы к тебе до добра не доведут! Дай его сюда… Митенька, сыночек, ну не плач… сейчас я уложу тебя спать, всё будет хорошо.
И с этими словами мать унесла сына.