Неизвестная земля
Книга 1
(ред: публикуется без корректуры)
Глава 11
Побег
Начало
Впрочем, нет, лгал он себе – нашлась во владеньях Влада та, что пришлась ему по душе и которую он хотел бы видеть своею женой. Роза. Богдану она понравилась с того самого дня, как он увидел её, а после случившегося меж ними разговора в бараке, понял, что помимо дивной красоты она награждена ещё и причудливыми речами, свидетельствующими о необычном уме. Ну а то, что она напоила и накормила его, когда он умирал от голода и жажды, доказывало, что в случае необходимости она свои слова действием подкрепить сможет. Нравилось Богдану и то, что Роза не являлась невольницей, но и не жила вместе с господами – ещё один маленьких штрих в её пользу, ещё одна чёрточка, выделяющая её на фоне остальных. Однако это он так про неё думал, а что же она? Богдану хотелось верить, что красавица тоже к нему не равнодушна – иначе почему она с ним беседовала в камере и дала ему напиться у столба? Однако всё же что-то внутри подсказывало ему, что это – лишь его предположения, потому что на самом деле эти поступки ни о чём не говорят: Роза помогла ему не потому, что испытывала к нему какие-то чувства. Она дала напиться бы любому, кого эти проклятые помощники привязали к столбу, и беседу дружескую завела бы с любым адекватным мужчиной. Так что ему не стоит обольщаться, а вот то, что она симпатизирует ему – вот здесь он прав наверняка. Иначе почему она улыбалась ему и так мило с ним общалась? С Олегом, например, она же так себя не ведёт, верно?
Впрочем, мысли о красавице были вытеснены наступившей субботой, на вечер которой была назначена баня.
Баня! Кто может по-настоящему оценить её посещение, кроме как измученные каждодневной трудом, рабы! Все они под конец недели становятся грязными, вонючими, у них начинает чесаться тело, - в общем, мало чего хорошего. И вот тогда на выручку приходит баня. Она у Влада была особая. Большая просторная деревянная избушка с предбанником и собственно баней, причём в последнюю вмещалось человек двадцать за раз. Обычно к бане готовились заранее, ещё с утра таскали воду (обыкновенно это поручалось шестерым невольникам под надзором Дроздова), а в саму субботу баня топилась под вечер, и когда она была готова, в неё дружно отправлялись все рабыни женского пола. Затем, когда последняя из них покидала помещение, туда шли Влад и помощники, а потом уж и невольники. Так вышло и сегодня –после того, как невольница, и Влад с помощниками помылись, в баню повели мыться невольников. Как обычно, они построились в цепочку и двинулись к дверям, не забывая на входе у двух девок получить чистую одежду и набор принадлежностей мытья. Богдан тоже получил свой комплект, вошёл в предбанник и там, оставив чистую одежду и скинув с себя грязную, вместе с мылом и мочалкой вошёл в баню.
Мылись в бане долго, и мылись с таким усердием, что приходилось лишь диву даваться. И, помимо нестерпимо горячего воздуха, в бане стоял невыразимый шум. Говорили все и разом, и всюду плескалась вода – то один невольник окатит себя водой так, что и на другого попадет, то кто-то неаккуратно закроет кран. И смех. В бане веселились от души, особенно Игорь, который смеялся над всеми, а иногда даже, рискуя получить как следует по роже, в шутку обливал кого-нибудь мыльной водой, бил по спине мыльной мочалкой и т.д. Но рабы особенно не злились, и лишь изредка, когда парень уж слишком достанет, кто-нибудь из молодцов постарше почерпнет холодной воды и обольет горячего юношу с ног до головы, отчего тот огласит всю баню истошным возмущенным криком. А иногда Игоря просто-напросто выталкивали из бани как есть, нагишом, в результате чего горе-забияка вынужден был стучаться в двери и вымаливать прощение. Однако, хотя в бане и было так весело, и все казалось вроде бы беззаботным, в бане велось строгое наблюдение. За невольницами не следили, а вот за мужской половиной – да. Так, на всякий случай. И таким надсмотрщиком сегодня, как всегда, оказался Дроздов. Пристроившись в пороге (где не так жарко и где он не мешал бы другим, но при этом мог наблюдать всё происходящее), он следил за всем, что творилось в бане. Чтобы не было драк, чтобы не было ссор, чтобы воду расходовали экономно, чтоб кому-нибудь не стало плохо и чтобы кто-нибудь не вздумал утащить с собой что-либо из бани. И Дроздов смотрел, не переставая при этом сам шутить и болтать с рабами.
Время подходило к концу. Невольники уже вымылись, многие окачивались, а некоторые даже начали выходить в предбанник, предварительно проходя «обследование» - Дроздов пристально изучал каждого, кто покидал баню, с целью выяснить, не решил ли тот вынести что-нибудь. Но пока всё шло тихо. В бане было как пекле, шум стоял ужасный, белый пар, как густой туман, заполонил баню… Богдан стоял спиной к Дроздову и усиленно тёрся мочалкой, хотя в этом не было нужды – вымылся он еще минуту назад, и даже окатился, и ему следовало бы давно покинуть баню, но он что-то медлил… Невольники были нагими и им было весело и хорошо в жаркой бане, но Дроздову в его рубашке, в штанах и высоких черных кожаных сапогах, было жарко. Душно. И хотя он расстегнул свою рубашку, с него по-прежнему градом катил пот, и не мудрено, что он уже начал сдавать.
- Кончайте! – всё чаще и нетерпеливее звучит его голос, призывая невольников заканчивать мыться. – Парни, я сварюсь тут с вами! Закругляйтесь!..
Богдан покосился вправо – все заняты собой. Влево – та же картина. Зыркнул через плечо назад, продолжая при этом тереть свой бок – Дроздов отвернулся спиной и, приоткрыв дверь в предбанник, о чем-то беседует, смеясь, с невольником Орестом. В мгновенье ока Богдан схватил со скамьи маленький кусок мыла, схватил тряпку, что лежала на лавке над его головой (лавка служила парильней) и, насухо вытерев мыло, запихнул маленький кусок себе в рот. А затем положил на место тряпку, окатился, осмотрелся и стал ждать. Ждать пришлось не долго.
- Ты уже всё? взять твоё? – спросил Самсон, кивнув на мочалку Богдана (мочалку и мыло полагалось забирать с собой, чтобы при выходе вернуть в корзину).
Богдан кивнул, и Самсон сгреб его мочалку, а потом взял свою и Игоря и троица пошла на выход.
- Ну наконец-то! – Дроздов весело осмотрел всех троих. – А я уж думал, вы заночевать там решили.
И одновременно с этим он внимательно осмотрел невольников с ног до головы, заставил показать руки, и, убедившись, что в руках у Богдана и Игоря ничего нет, а у Самсона только мочалки и мыло, выпустил их в предбанник. В предбаннике оказалось прохладнее и Богдан, наскоро обтёршись полотенцем и надев чистое бельё, кое-как напялил лапти и пошел на выход. Справа стоял Влад (Игорь, Самсон и Богдан были последними, а Влад всегда приходил под конец), а слева – Дашка. Дородная, румяная девка держала корзину, куда Самсон, одно за другим, положил сначала мочалки, а потом высыпал мыло.
- Два куска, - Дашка хитро сощурилась и впилась глазами в невольников. – А вас трое. Где третий?
- Ну, отвечайте, - Влад весело окинул взором всю троицу. – Куда мыло задевали?
- А што так сразу на меня-то? – возмутился Игорь, видя, что и Дашка, и Влад смотрят на него.
- Ну а ты догадайся, - улыбнулся Влад. – Наверное, потому что ты у нас тут самый несдержанный и пакостливый.
- Ну вот ещё! – Игорь обиженно надул губы. - Опять я виноват! Вот всегда так! Как что, так сразу Игорь, а других виноватых у вас и не бывает. Игорь то, Игорь это. Скоро со свету сживете!
Дашка улыбнулась, улыбнулся и выходящий с бани Дроздов.
- Ага, сживем, - кивнул он, - только ты прежде скажи, куда мыло девал.
- Да что вы привязались ко мне со своим мылом? – взвился, не выдержав, парень. – Далось мне ваше мыло! Я его и в глаза не видал!
- Это как? – уже серьёзнее спросил Влад. – Тебе же его выдали.
- Ну эт да, ну так следить-то за им я не обязан был. Я с им пришёл, сознаюсь, брал. Но в бане-то все пользовались какое под руку подвернется. Кто там разбирал, какое чьё? Никто, ясно дело, ну а мыло – оно сами знаете, смыляться могет. Так шо не знаю я никакого мыла. Мож, моё как раз всё и смылили, а вы требуете.
- Н-да, - Дроздов почесал затылок. – Ты у нас, как всегда, гений.
- А что такого? Это ж не…
- Просто всякий раз все эти фокусы происходят почему-то именно с тобой. И мыло у тебя пропадает, и крысы у тебя по камере бегают, и…
- Слышь, ну знаю я эту песню, - Игорь повёл плечами. – И што с того? я ж не виноватый. Ты лучше пусти нас скорей - я ж околею на таком холоду тут стоявши.
Влад стрельнул в него пронизывающим, подозрительным взглядом, а потом им же обвел Богдана и Самсона. Но, видимо, Самсон находился у Влада вне подозрений, потому что взор хозяина на нём смягчился, а вот на Богдане Влад задержался. «Вот сейчас спросит чего-нибудь или рот заставит открыть!» - мелькнуло в голове у Богдана и он почувствовал, как план его рушится и как вместо счастливый свободы перед глазами предстает улыбка Влада, а потом кандалы, камера, плети….
- Эй, ну хорош в самом деле! Я мёрзну! – воскликнул Игорь.
Влад перевел на него взгляд и махнул рукой – мол, иди, что с тебя, дурака пустоголового, возьмешь.
Их привели в камеры и надели привычные, камерные две длинные цепи, как только они были надеты, рабам раздали ужин, по случаю банного дня, праздничный – вареная картошка с солеными огурцами, жареное мясо, два куска белого хлеба и – главная радость рабов – по стакану водки в дополнение к обычной воде. Обделив всех едой, Дроздов и Олег удалились, а невольники, разморенные банным теплом, свеженькие и чистенькие, приступили к трапезе. Богдан же, прислушавшись и убедившись, что помощники вышли, быстро подошел к самому дальнему и темному углу своей каморки и, повернувшись спиной к двери, запустил пальцы в рот и выудил оттуда крошечный кусочек мыла и, бегло оглядевшись (не видит ли кто?) быстро запихнул его под слой соломы. Затем, чтобы не возбуждать подозрений, он спокойно подошел к дверце своей камеры и начал есть, но при этом он не пил, оставляя воду на потом. Поев, Богдан отошел в конец своей каморки и, усевшись на солому, стал ждать. Невольники засыпали обычно долго, но сегодня, разморенные банным теплом, насытившиеся, чистые, получившие чистую одежду и новые тюфяки, рабы заснули гораздо скорее. Но даже когда раздался храп, Богдан всё ещё медлил.
Звук шагов на улице и скрип – это вошел Влад. Богдан немедленно лег, закрыл глаза, а сам весь ушел в слух. Вот Влад обходит все камеры, пересчитывает всех, смотрит, все ли уснули, а потом гасит свет и уходит… Богдан долго ждал, пока стихнут его шаги, но и потом для верности выждал еще минут пять – вдруг что. Но ничего не случилось. И тогда он вскочил. В темноте видно было плохо, но свет ему был и не нужен. Нашарив в соломе мыло, Богдан взял его в одну руку и, на цыпочках подойдя к двери камеры, взял с полки кормушки кружку с водой, а потом отошел назад, обмакнул мыло в воду, а затем начал намылять свои руки, при этом особенно он старался намылить там, где были оковы, для чего он рискнул даже запихивать под них кусочек мыла, чтобы рука хорошенько намылилась в том месте.
Он работал быстро, аккуратно и при этом прислушивался к малейшему шороху, готовый в любую секунду плюхнуться на солому и притвориться спящим. Но вот руки намылились и Богдан, затаив дыхание, схватил левой рукой оковы около запястья правой руки и изо всех сил стал их тянуть с руки. Оковы не поддавались. Еще немного… Богдан от натуги и боли заскрипел зубами…ещё попытка…ещё. Тихонько звякнула цепь – оковы снялись. Мыло помогло. Глотнув, весь дрожа, Богдан обхватил правой рукой уже за оковы на левом запястье и стал тянуть уже их… Эти поддавались хуже. Рука в том месте вся покраснела, кожа вот-вот готова была содраться. Богдан морщился, закрывал от боли глаза, пыхтел, скрипел зубами, но продолжал тянуть. Есть! Оковы снялись! Дрожащими руками он положил их на солому (не кинул – так можно и разбудить соседей) и, встав, тихонько подбежал к двери своей тюрьмы, высунул олову в отверстие, посмотрел в разные стороны.
Никого. Все спят. Глянул вниз – дверь закрыта только на засов. Потому что считалось, что разморённые банным теплом невольники не станут предпринимать побег. А зря они так считали! Богдан ещё раз огляделся и, всунув голову обратно, поднял правую руку и просунул её в отверстие, а потом медленно опустил вниз. Пальцами нащупал холодный засов и медленно, страшно медленно, боясь сделать лишнее движение, открыл его. И снова оглядел барак, прислушался, а потом приоткрыл дверь.
Сердце стучало как никогда, но медлить было некогда. Он пошёл к выходу, остановившиеся у дверей. Оглядел барак – он хотел увидеть ещё раз место своего заключения, в последний раз перед свободой. Взглянул – и припал в щели меж досками. С полминуты он шарил глазами по двору, глядел, нет ли кого, и, убедившись, что все в доме и все спят, тихо выскользнул наружу. Свежий ночной воздух обдал его своей прохладой – Богдан улыбнулся и, в последний раз посмотрев на дом Влада и на барак, Богдан завернул за угол своей тюрьмы и прошел вдоль стены, до самого конца, пока не упёрся в забор. Опасливо оглядевшись, он полез на забор. Посадив пару ссадин и царапин по пути, он вскарабкался наверх, и, оттолкнувшись, после прыгнул вниз. Упав на землю, кубарем прокатился по склону, остановившись лишь у самой воды. Но не успел он придти в себя, как увидел услышал шорох, а затем увидел две фигуры впереди было.
- Люблю вечер, - беззаботно сказал Дроздов, жадно вдыхая ночной воздух. – Темнота, тишина, а запах!..
- Ценитель природы, - рассмеялся Влад.– Хотя в самом деле сегодня хорошо.
Что б вас обоих! Богдан едва удержался от ругани. И нарвало же! Любители природы! Нашли когда гулять! Но Влад и Дроздов не знали его мыслей, они продолжали идти – мимо него, к воротам.
- Я завтра в город съездить собираюсь, - Влад осмотрел местность – Богдан вжался в землю, спрятался за камень, торчащий из земли и замер, стараясь не дышать.
- Когда поедешь, ты пивка не забудь мне прихватить.
- Ну, это святое, - Влад улыбнулся, и неожиданно повернул в реке, спустился вниз и посмотрел на водную гладь.
- Красота, - одобрительно хмыкнул Дроздов, любуюсь рекой. – Луна бы светила – совсем хорошо бы было. В такие ночки только с девками и гулять.
Влад усмехнулся, глянул быстро на Дроздова, а потом снова обратил свой взор на реку. По той бесформенной массой плыла куча соломы и какого-то бурьяна, торчащего из воды во все стороны. Медленно пронеслась это куча вниз по течению, мимо него. Влад проводил ее взглядом, а потом, повернувшись, похлопал друга по плечу и стал подниматься, но, дойдя до середины, остановился – слева мелькнула тень. Нахмурившись, Влад быстро, почти бегом, подошел к выступающему камню… Из-за камня выбежала большая серая крыса и тут же скрылась в траве.
- Ты чего там нашел? – донёсся ему в спину веселый голос Дроздова.
- Да так, померещилось, - Влад развернулся и пошел к воротам, но, пройдя пять шагов, снова обернулся.
Тишина и пустота. Усмехнувшись своей подозрительности, Влад пошел к воротам и уже больше не оглядывался.
Куча соломы и всякого бурьяна неслась по течению, по самой середине реки. Но вот на повороте куча стала замедлять свой ход, заволновалась...
С шумом Богдан вынырнул на средине реки. Выплюнув изо рта полый внутри стебель репейника, он жадно захватал ртом воздух, а потом, осмотревшись и стряхнув с головы мокрый бурьян и солому, рывками поплыл к берегу. Выбравшись, он дополз до ближайшего дерева и, упав около него, заулыбался. Свободен! Наконец-то! Блаженная улыбка поползла по его лицу, но долго радоваться себе Богдан не дал – его побег могли обнаружить в любую минуту. Богдан встал и, оглядевшись, быстро пошел в лес. У него не было определенного плана, но он знал только одно – уйти подальше отсюда. Подальше, а там видно будет. Возможно, он сумеет выбраться из этого проклятого края, возможно, он даже сумеет раздобыть оружие и еду, возможно….
Богдан шел всю ночь и добрую половину следующего дня, шел без остановки, пока не выдохся совсем и не почувствовал, что страшно хочет пить и ещё страшнее - спать. Он отыскал ближайшее деревце и, оглядевшись ещё раз, лег под ним и закрыл глаза. Вряд ли его бросились искать ещё вечером, скорее всего, побег обнаружили только сегодня утром, и наверняка не меньше часа эти тупицы будут выяснять, как он сбежал, а уж потом только бросятся искать. Да и где искать? У них ни собак, ничего. И Богдан, уверенный в том, что его не найдут, спокойно заснул среди леса…
Богдан спал всю оставшуюся половину дня, спал, пока не село солнце и не стало совсем темно. И спал он так крепко, так безмятежно, что не услышал приближения женщины. Не ожидавшая увидеть кого-то на своём пути, она прошла мимо, по инерции сделав пару шагов, а затем остановилась и вернулась. И снова Богдан ничего не услышал. Он не услышал даже, как зашуршала трава под её босыми ногами, когда ночная гулёна зашла сначала с одного, а потом и другого его бока. Он ничего не услышал, не понял, что рядом кто-то есть и не услышал даже, как она ушла. И даже когда несколько часов спустя к нему подошли двое людей, он не услышал этого. Не почувствовал Богдан и того, как мужчины надели оковы на его руки и ноги …
Он проснулся от треска, ярко света и тепла. Открыл глаза и первое, что он увидел, был яркий костер, которые ослепил его. Щурясь, Богдан поспешил правой рукой прикрыть глаза, но стоило ему только пошевелиться, как он услыхал знакомый звон цепи, и почти в то же мгновение он почувствовал её тяжесть и холод у себя на запястьях и щиколотках, а потом, опустив глаза вниз, увидел сами оковы. Цепи! Скован! Эта мысль мгновенно мелькнула у Богдана в голове, и он тут же вскинул глаза.
- Ну что, проснулся? – добродушный, смеющийся голос Влада. – Знаешь, ты так крепко спал, что мы не решились тебя будить. Надеюсь, ты выспался... есть будешь?
Влад сидел на бревне, около костра, и, держа в руках вертел с нанизанными кусочками мяса, смотрел на него. Весело, улыбаясь. Рядом с ним сидел Дроздов. И Роза. Чёрноокая красавица сидела боком к нему и беседовала с обаятельными помощником. Богдан не мог поверить своим глазам – неужели он пойман? Он был так удивлён, что не стал даже пытаться сбежать, и покорно поплёлся рядом с хозяином, когда тот поднялся и пошёл к дому.
- Надо признать, что твоя попытка сбежать была весьма оригинальная, - весело говорил Влад. – У меня сбегали два раза, но чтобы так – никогда. Сам придумал с мылом, или подсказал кто? – он с улыбкой посмотрел на Богдана, но тот ответил, как всегда, вопиющим молчанием.
Не дождавшись ответа, Влад продолжал:
- Но самое удивительное была то, как ловко ты нас провёл. Прошмыгнуть прямо у нас перед носом, воспользовавшись кучей бурьяна – надо признать, до этого не каждый додумается. Кстати, - Влад неожиданно остановился и с пытливой улыбкой посмотрел на Богдана. – Ты в речке плавал. Не скажешь, как там сейчас водичка? Очень холодная или еще терпимо?... ну нечего, нечего там хмуро на меня смотреть. Не я виноват, что мы тебя поймали. Скажу больше – мы бы тебя, наверное, без собак совсем не поймали, если бы не Роза. Её благодарить надо –в лесу гуляла и случайно наткнулась на тебя.
- Что и говорить, - усмехнулся Дроздов, - не везёт тебе, Богдан.
Они смеялись, а он молчал. Он слов найти не мог – и не потому, что провалом закончился его побег, а потому- из-за чего, а вернее сказать, кого он так закончился! Роза! Кто бы мог подумать, что эта красавица, которая весело беседовала с ним в бараке, которая напоила его у столба, наткнётся на него в лесу и после этого сдаст Владу! У Богдана в голове не укладывалось, как такое возможно. Кто угодно – невольницы, невольники, но она-то, она! Он считал, он думал, он был уверен, что она питает к нему если не любовь, то симпатию. Вот она, симпатия! Вот оно, сочувствие! Наткнулась ночью – и скорей бежать к Владу, сообщать его координаты.
По возвращенью к обиде и досаде прибавился позор – приведённого беглеца во дворе тут же обступили невольницы и давай осыпать насмешками. Невольники тоже на него поглядывали, улыбались себе вместе с помощниками – ну, в общем, полный блеск! Теперь не хватает только, чтобы эта чёрноокая бестия над ним посмеялась! Ан нет, не смеялась она. Потому что не было её – подевалась куда-то. То ли по дороге отстала, то ли к себе в пристройку ушла, но не было её. Богдан нарочно пострелял глазами по двору, но Розы не нашёл. Ну и что ж, тут же сказал он себе, подумаешь, нет…
К счастью, про побег скоро забыли. Игорь, конечно, как всегда дурачился – для него поступок Богдана был лишь поводом, чтобы поболтать, но остальные помалкивали. Даже бабы – и те посудачили всего какую-то неделю, и насмешками особенно не сыпали. И наказывать, что само удивительное, не стали, если только ставшее обязательным ношение оков днем не считать наказанием. Так или иначе, о побеге забыли и больше не вспоминали, даже сам Богдан позабыл про него, но в конце недели, когда рабов снова повели в баню, его поджидало одно неприятное событие, которое подпортило уже успевшее создаться радостное настроение. В эту субботу мылись, как всегда долго, и как всегда, Богдан выходил последним. Но стоило ему только переступить порог и выйти из бани, как его тут же остановили, и к нему подошел Влад.
- Рот открой, - с улыбкой приказал он. – Так, на всякий случай…
Богдан хотел метнуться влево, к уходившим дружной толпой остальным невольникам, но Дроздов, что вышел за ним следом, тут же подскочил к нему и схватил его за руки. Перед Богданом мелькнула фигура Олега, и через секунду старший помощник с гаденькой ухмылочкой приказал ему открыть рот. В ответ покрасневший Богдан лишь еще сильнее стиснул зубы, и тогда Олег схватил его за нос, прижал обе ноздри. Богдан продержался чуть больше минуты, а затем не выдержал и чуть-чуть приоткрыл рот, чтобы глотнуть воздуха. Олег того и ждал. Богдан глазом моргнуть не успел, как этот урод раздвинул ему челюсти, осмотрел его рот, издевательски фыркнул и дал знак Дроздову отпускать его.
На этом все неприятности, связанные с побегом, закончилась. Богдан по-прежнему пользовался у Влада тем же доверием и уважением, и рот Богдану в следующие разы, когда он бывал в бане, больше не заставляли открывать. Единственное, что Влад все-таки изменил, так это то, что за невольником стали лучше смотреть, а еще Богдана теперь всякий раз запирали не на засов, а на замок. Ну и оковы днем, конечно.
Продолжение