BestFemida:

Другой мир 

Глава 15.
Погорельцы

Предыдущая глава

Четвертый день пребывания Константина в бунгало начался довольно необычно – во-первых, почтальон, регулярно приносивший почту, на этот раз приехал на час раньше, а во-вторых, когда Леонид взялся разбирать многочисленные коробки, сундуки и связки писем, то оказалось, что далеко не все доставленное было адресовано его господину.
-Это вам, - сказал Леонид, подавая Михаилу конверт.
-Мне? – удивился Михаил. – Но от кого? я не жду никакой почты.
Леонид пожал плечами. Михаил взял конверт, осмотрел. Присланный конверт мало чем отличался от обычных – разве что формат у него был крупнее, а вместо марок в верхнем левом углу красовался герб королевства Коэр.
-Ну, что это? – с жадным любопытством спросил Герон, заглядывая в письмо. – Очередное поздравление с каким-нибудь праздником?
-Не совсем, - с расстановкой произнес Михаил. – Эта бумага… в общем, нас извещают, что запрет на проживание в Коэре по месту нашей с тобой прописки, снят, и мы можем туда вернуться.
-Не, ну надо же, а? – рассмеялся Герон. – Когда мы, значит, умоляли нас оставить, нас оттуда в шею погнали, а теперь, стоило нам только здесь обжиться, нас обратно с распростертыми объятьями готовы принять? Они там головой, интересно, думают, или как? На что нам теперь их разрешение, когда нам и здесь хорошо?
-Зря смеешься, - осадил сына Михаил, - разрешение пришло как раз кстати.
-Да ну? – ехидно бросил мальчик. – Может, ты еще скажешь, что собираешься им воспользоваться?
-Именно это я и скажу, - утвердительно кивнул Михаил. – Я давно ждал, Герон, когда нам, наконец, дозволят вернуться обратно, потому что честно говоря, мне надоело заниматься черти чем, и хотелось бы вернуться на свою старую работу, получать прежнюю зарплату и жить в родном доме, так что мы немедленно собираем свои вещи и сегодня же уезжаем домой.
-Ты спятил! – ахнул мальчик. – Слушай, скажи, что это неправда, ты пошутил, да?
-Ошибаешься, я был как никогда серьезен.
-Нет, он точно спятил. Тебе чего, вправду так охота вернуться домой? А ты вообще в курсе, что там с нашей хатой за то время, что нас там не было, могло произойти? Нет? А я тебе скажу: нас там не было не месяц и не два, а воров, между прочим, хватает и в Коэре, и воруют они, заметь, даже жилые дома, а что уж говорить о нашей заброшенной хате? Да там наверняка если ворюги все не вынесли, так хулиганье все окна и двери поснимала, да ее разобрать по бревнышку давно могли! И что, тебе так шибко хочется туда вернуться, хочешь вернуться на пустырь, да? На пустыре пожить охота?
-Герон, я уверен, что никто на наш дом не позарился...
-Правильно, потому что зариться не на что! Ты что, не помнишь, в каком состоянии мы оставляли нашу лачугу? Нет? забыл? Так я тебе напомню: там же все на соплях держалось! Да наш дом наверняка давно в развалюху превратился! Или превратиться, пройди еще месяц-другой!
-Вот чтобы этого не произошло, нам и нужно вернуться туда как можно скорее, что мы и сделаем: я сейчас иду собирать свои вещи, а ты иди складывай свои. И не вздумай мне здесь возмущаться, обсуждению это не подлежит!
Но Герон все равно возмущался. Он умолял, он упрашивал, он приводил все мыслимые и не мыслимые аргументы, из которых следовало, что им нужно, просто необходимо остаться здесь, однако Михаил твердо стоял на своем. Тогда Герон изменил свои требования, сказав, что Михаил, если хочет, может ехать домой, а ему, Герону, пусть разрешит остаться здесь, на что снова получил отказ. И уехал бы он вместе со своим отцом этим вечером, если бы не заступничество Дика, который, видя, как не хочет его бедный друг расставаться с ним, сказал Михаилу, что пройдет не так уж и много времени, как он, Дик, вынужден будет вернуться во дворец, и тогда его общение с Героном станет невозможным, а пока он здесь и такая возможность имеется, не нужно лишать ее их обоих. Михаил согласился и уехал без Герона, взяв перед этим с него слово, что мальчик будет вести себя примерно, и переедет к отцу как только Дик вернется во дворец. И в результате на пятый день пребывания Константина в бунгало, их осталось пятеро: Андерсен, Дик, Леонид, Герон и сам Константин.
Герон ликовал. Мало того, что он добился-таки своего и остался с Диком, так еще и избавился от надзора за своей персоной, который осуществлял уехавший Михаил. И на радостях мальчик, и без того-то обычно вечно учинявший всякие проказы, окончательно распоясался и начал вытворять такое, что друзьям даже и не снилось. Он принялся брать без спросу любые вещи и никогда не возвращал их на место; он мог забраться в холодильник и съесть то, что ему там приглянулось, не учитывая того, что съеденное предназначалось не ему; он мог уйти на целый день и никого не предупредить – куда, на сколько и зачем он уходит; он стал чаще употреблять нецензурные словечки, врать и лезть в чужие разговоры. Словом, этот мальчик делал все то, что прежде запрещал ему Михаил, и не мудрено, что в конце недели друзьям стало тошно от его поведения, а поскольку замечания и наказания на Герона не действовали, они уже начали поговаривать о том, что не помешало бы отправить его к Михаилу. Эту идею высказал Андерсен, когда он, Дик и Леонид утром прогуливались верхом.
-Не знаю, - возразил Дик, - по-моему, это было бы несправедливо по отношению к Михаилу, на которого мы так неожиданно свалим заботу о Героне – он ведь не ожидает, что Герон прибудет к нему на днях, а значит, не будет готов к его прибытию. И уж тем более это будет некрасиво выглядеть по отношению к самому Герону, поскольку я же дал ему слово, что мы отправим его к Михаилу только когда я вернусь во дворец, а я ведь еще никуда не собираюсь уезжать.
-Да, - улыбнувшись, протянул Андерсен, - в нелегкую ситуацию мы попали. Сами дали добро ему здесь пожить, а теперь сами же не знаем, как от него избавиться. Черт, даже смешно: четверо мужиков не сумели справится с двенадцатилетним шкетом.
-Вот именно, Андерсен. Нас четверо, а он один, и я не думаю, что будет разумным, если мы сейчас отправим Герона к Михаилу, сославшись на то, что его мальчик неуправляем.
-По-твоему, мы сумеем с ним справится?
-А вы в этом не уверены, Андерсен? Не беспокойтесь, мы найдем на него управу. В конце концов, Герон же всего лишь мальчик, и к тому же, мой друг, так что я не думаю, что он делает все это со зла. Я переговорю с ним сегодня и постараюсь донести до него необходимость внесения корректив в его поведение
-Думаешь, это поможет? Ну хорошо, так и быть, дадим твоему Герону еще один шанс. Попробуй переговорить с ним – может, хоть тебя он…
Андерсен хотел добавить «послушает», но когда он собрался это сделать, Дик неожиданно взмахнул рукой, приказывая ему замолчать. Он повиновался, однако сам в удивлении посмотрел на него – Дик настороженно смотрел куда-то вдаль, вслушиваясь и нюхая воздух. Андерсен глянул в ту сторону – и удивился еще больше. В той стороне находился владения Бузиновых – тех самых, у которых Дик некогда был рабом.
-Что такое, Дик? - беспокойно спросил он, поглядывая то на Дика, то в Бузиновых. – Что-то не так? Что-то случилось?
-Я слышу крики, много криков. Женщины, мужчины, они кричат и зовут на помощь.
-Но… но это не удивительно, Дик, - произнес Андерсен, - там ведь находится дом Бузиновых, ну тех, у которых ты еще был…
Он запнулся. Владениях Бузиновых находились неподалеку от бунгало, однако Дик никогда не выказывал желания съездить туда, он даже в разговорах никогда не вспоминал про обитателей особняка, где он когда-то был рабом, а выезжая с Леонидом на прогулку, всегда избирал маршрут, который пролегал бы мимо дома Бузиновых. Сам же Андерсен, догадываясь о причинах, ни разу не предлагал ему съездить туда и вообще избегал упоминать в беседах про Бузиновых, а теперь вот пришлось. И он настороженно посмотрел на Дика, ожидая, какой будет его реакция, и удивился в очередной раз, поскольку Дик остался спокоен.
-Я знаю, - кивнул он.
-Знаешь? Но тогда ты не должен удивляться, почему там кричат, - сказал Андерсен. – Там всегда кто-то кричит.
-Не не в таком количестве, - возразил Дик, еще пристальнее вглядываясь в джунгли. - Там кричит не один и даже не два человека, Андерсен. Я слышу десятки голосов, как мужских, так и женских… И они не просто кричат, они вопят… а еще я слышу треск огня и чую запах горящего дерева… резины…и продуктов… а еще человеческой плоти. Там пожар, Андерсен!
-Что? Пожар? Ты уверен?
-Да!
Больше Дик ничего не сказал, да это было и не нужно – Андерсен и Леонид поняли все сами и не сговариваясь, рванули в сторону особняка, а Дик – вместе с ними.
Они скакали так быстро, как только позволяли их кони, и Дик, у которого жеребец был сильнее всех вырвался вперед, однако не доехав каких-то нескольких метров, он вдруг остановился как вкопанный. Андерсен хотел было крикнуть – почему, как увидел сам – и замер следом.
Негры, находящиеся в рабстве у Бузиновых, очевидно, не выдержали гнета и подняли бунт, напав на надсмотрщиков. Им удалось завладеть оружием и они подняли пальбу, принимаясь расстреливать всех белых, пока один неосторожный выстрел не пришелся на склад, где хранился порох. Хлипкая постройка взорвалась, точно бомба, убив сразу пятерых невольников, находящихся рядом, а пламя, вырвавшиеся вместе со взрывом, ветром перекинуло на дом. Дерево вспыхнуло, точно спичка, и огонь быстро начал пожирать строение – сначала снаружи, а затем изнутри. В это время сами хозяева дома находились внутри, спасаясь от негров – в доме, как и на улице, велась перестрелка и кулачные бои, и когда дом запылал, часть людей – как белых, так и черных, испугались и бросив все, побежали прочь из дома. К их ужасу, вызванному разъяренными мятежниками, добавилась еще паника от пожара. Белые женщины и мужчины заметались по дому, пытаясь спасти свое жилье теперь уже от огня, но все их усилия были тщетны. При раскаленном воздухе, который царил в этой части Африки уже с неделю, не имея под рукой никаких противопожарных средств, спасти огромный деревянный дом было невозможно. Пламя поедало его - комнату за комнатой, вместе с содержимым, в числе которых оказались и люди. Белые и черные, мужчины и женщины, по каким-то причинам не успевшие покинуть особняк, стали задыхаться в дыму. Кто-то попытался выбраться через двери, но те оказались завалены мебелью, которую недавно люди сами придвигали к ним, пытаясь спасти себя от вторжения своих врагов. Таким образом, черные и белые, мужчины и женщины – все оказались в ловушке, которую они устроили себе сами. А те, что все-таки могли покинуть дом, боялись это сделать, опасаясь быть подстреленными – черные боялись белых, белые – черных. И только когда пламя начало занимать комнаты, они стали пытаться спастись, но было уже поздно.
Дик, Андерсен и Леонид подскакали, когда дом был уже на четверть объят пламенем, и когда из окон его вырывались черные клубы дыма вперемешку с криками о помощи. Люди горели заживо. А снаружи кое-где все еще шла перестрелка между господами и рабами. И та, и другая воюющая сторона не желала, чтобы их противники ушли целыми из этого ада, и даже убегая, продолжали стрелять друг в друга.
Первые несколько мгновений Андерсен не мог разобрать, кто там есть кто. Он видел лишь пылающее здание, массу раненых и убитых. Кому помочь? Кого спасать? Куда бросится в первую очередь? Его глаза судорожно метались, в ужасе обозревая чудовищную картину. Внезапно раздался истошный вопль и послышался треск. Кричал мужчина. Одного из надсмотрщиков придавило в гостиной лестницей, которая обрушилась из-за огня, подточившее ее с верхнего конца. Словно громадный дуб, она рухнула на него, придавив ему ноги, и искры от пламя, сразившее ее саму, упали рядом с ней и придавленным мужчиной, и теперь медленно подползали к ним обоим. Увидев угрожающую ему опасность, мужчина предпринимал нечеловеческие попытки высвободиться, но все было бесполезно. Лестница была слишком тяжела, и он не мог ничего поделать, а двое людей, что пробежали мимо него, не подумали остановиться, чтобы помочь ему. Двое - черный и белый, надсмотрщик и раб – выскочили из дома, не слушая его крика остановиться и помочь. А огонь все подступал, он был уже в каком-то полуметре от его волос.
Андерсен узнал несчастного сразу. Глеб. Это его придавило лестницей, и это он погибал там, в доме. Уже не взывая о помощи, он, дико таращась на подступающее к нему пламя, пытался освободится сам, но у него ничего не получалось. И не могло получится. Еще немного – и пламя пожрет его, он будет гореть заживо…
Неожиданно Дик, стоявший рядом с ним, пришпорил своего коня и стрелой помчался в сторону пылающего особняка.
-Нет! – испуганно воскликнул Андерсен. – Дик, вернись! Сгоришь!
-Ваше высочество! – еще испуганнее закричал Леонид. – Постойте! Куда вы? Вернитесь!
-Дик!
-Ваше высочество!
Но Дик не слушал их и несся на белоснежном жеребце прямо к пылающему особняку, не сворачивая никуда, пока шальная пуля не сразила его коня. Захрипев, конь завалился, рухнув в песок. Дик упал вместе с ним, а когда понял, что конь его больше не поднимется, откинул поводья и принялся высвобождать ноги из стремян. Как назло, дело не спорилось - проклятые стремена, из которых обычно легко выскальзывали сапоги, сейчас будто прилипли к подошвам, и никак не желали сниматься. Дик попытался подняться, чтобы, наклонившись, руками помочь своим ногам, скинув с них стремена, но приподняться и нагнуться из положения лежа, особенно когда твои ноги намертво застряли в стременах, не так-то просто. Дик дважды попытался приподняться и дважды в изнеможении подал обратно в песок. Его даже зло взяло, ведь обычно в седле он чувствовал себя свободным, как никогда! А теперь оказался беспомощнее ребенка, валялся вместе с конем и не мог даже собственные ноги высвободить, что уж говорить о ногах Глеба. В этот момент Дик, глядя на надсмотрщика, придавленного в доме лестницей, не смотря на весь ужас положения, усмехнулся: до чего же в схожей ситуации он оказался! И как все выходило глупо! Он рвался его спасать, а вместо этого сам угодил в схожую ловушку! Однако смех перешел в страх, когда Дик увидел, что пламя подобралось к Глебу вплотную. Еще немного, и у надсмотрщика загорится одежда. В совершенном отчаянии Дик, собрав остаток силы, с яростью дернул ногами и стремена, лязгнув, слетели с обуви. Дик тут же заработал руками, чтобы отползти от своего коня, а затем, оттолкнувшись от его крупа ногами, откатился на достаточное расстояние и наконец сумел встать. Но нельзя было терять ни минуты и Дик, едва оказавшись на ногах, побежал в дом.
Гостиная утопала в дыму. Едкий и сизый, он заполонил ее всю, так что Дик, ворвавшись туда и глотнув его, тут же подавился и закашлял. Пригнувшись и закрывая рот с носом ладонью, он подбежал к Глебу.
-Ты! – в удивлении выпалил тот.
-Я сейчас помогу, - кашляя и щурясь, проговорил Дик.
-Поможешь, ты?! Мне не нужна твоя помощь! Убирайся! Спасай свою шкуру!
В том, что шкуру спасать было нужно, Глеб был прав – огонь уже охватил стены гостиной, оранжевые языки пламени уже лизали потолок, а весь дом трещал, точно хворост, и вот-вот грозил обрушится.
-Беги отсюда, слышишь?! Уходи, оставь меня здесь! – рычал Глеб, но Дик, не слушая его, пытался приподнять лестницу. – Идиот, что ты делаешь?! Я же сказал, что мне не нужна твоя помощь! Уходи, убирайся прочь!
-Лучше помоги мне! – задыхаясь, прокричал в ответ Дик. – Можешь вытянуть ноги? Попытайся выдернуть их, когда я скажу!
-Уходи, идиот! Убирайся! Оставь меня! – Глеб замолчал, поперхнувшись дымом, закашлял.
Становилось все труднее дышать, огонь уже подобрался к Глебу и схватил его за штанину – Дик ногой затоптал оранжевые языки, лизнувшие сукно, а затем быстро огляделся – огонь повсюду, даже та часть пола, что ведет к выходу, занята пламенем. Нужно уходить, срочно. Дик снова схватился за лестницу.
-На счет «три»! – скомандовал он Глебу. – Раз, два, три!..
Рискуя надорваться, он изо всех сил приналег на лестницу и та на пару миллиметров приподнялась над полом, но и этой малости хватило, чтобы Глеб, руками упершись в пол, оттолкнулся и попытался выползти из своего капкана. Дик возликовал, однако радость его была преждевременной: пошевелившись, Глеб остался на месте.
-Вылезай! – закричал ему Дик.
-Не могу, нога не действует!
-Какая? Левая?
-Да! Кажется, она онемела!
-Попытайся правой! Скорее, я не могу ее долго удерживать!
Глеб заскрипел зубами, заругался, задергался из стороны в сторону, а потом, снова упершись руками в пол, уперся, насколько мог, правой ногой в пол, оттолкнулся. Затем еще и еще, пока не вылез из-под лестницы окончательно. Едва он это сделал, Дик выпустил лестницу и отскочил – она с грохотом рухнула на пол. Глянул на Глеба – то все еще валяется на спине. Он ворочается, смотрит на свои ноги, пытается встать – и не может.
-Нога, она не действует! – увидав его взгляд, крикнул Глеб.
-Сейчас помогу!
Нагнувшись, Дик подпер его плечом, заставив правой рукой обхватить свою шею. Попытался подняться, только он не учел, что последние силы были израсходованы на то, чтобы приподнять лестницу, а Глеб к тому же оказался слишком тяжел. Дик упал вместе с ним обратно на пол, вызвав у надсмотрщика залп зловещего хохота.
-Ты не сможешь меня спасти, я слишком тяжел, а ты слишком измотан. Это судьба, Дикарь. Ты сделал все, что мог, а сейчас бросай меня и уходи, слышишь?
Но Дик не мог его бросить. Он снова подпер его плечом и снова попытался поднять его. Дико вращая глазами, Глеб следил за ним, а когда понял, что он делает, пришел в ярость.
-Ты что делаешь?! Я же сказал, оставь меня!.. идиот, меня не спасешь, и сам сгоришь – уходи! Убирайся! Вон!.. брось меня! Бросай!
Но Дик не бросал его, а снова и снова пытался подняться. Дом зловеще затрещал и тогда в этот же миг Дик почувствовал, как его ударили. Это Глеб принялся пинать его здоровой ногой. Он лягался, как взбесившаяся лошадь, нанося удары ему по ногам своим огромным сапогом, изворачиваясь в его руках и молотя по нему кулаками, чем усложнял и без того непростую задачу. Казалось, выхода нет. Им не уйти отсюда вдвоем, Глеб слишком тяжел, а при таком сопротивлении, что он оказывает ему, Дику тем более не вытащить его из горящего дома. И в самый последний момент, когда потолок над их головами треснул и стал рушится, а Глеб инстинктивно глянул в сторону жуткого звука – предвестника их гибели – Дик воспользовался тем, что тот отвлекся, перехватил его руку свой левой рукой, обхватил за талию его правой и побежал.
-Идиот! – зарычал Глеб, но его рев потонул в диком грохоте падающего за их спинами потолка, стен, и воя разбушевавшегося пламени.
Дик не видел, что творилось позади, он лишь услышал ужасный хруст, стон ломающегося здания, а затем почувствовал, как его обдало жаром. Вскрикнув, он из последних сил рванул в дверь, прыжок – и вместе с изрыгающим проклятья Глебом полетел в песок. Второе за этот день падение на землю не оказалось удачнее первого. Дик упал, ударившись левым плечом, а затем его перевернуло на спину и почти сразу зажгло ноги: жар, который он почувствовал выбегая из дома, оказался огнем, он задел его сзади, осев на его брюках и штанах и рубашке Глеба. Дик инстинктивно задергал ногами, пытаясь скинуть с себя пламя, а затем увидел, как рядом промелькнул силуэт.
-Ваше высочество!
Слуга огромным плащом накрыл его ноги. Лишившись доступа воздуха, огонь тут же погас, однако лицо Леонида все еще оставалось тревожным.
-Как вы? – дрожащим от волнения голосом, спросил он, бегло оглядывая его. – Вы ранены?
-Нет, только ноги немного огнем задело, но это пустяки. Не волнуйся, я в порядке.
-В порядке! – возбужденно повторил слуга; его глаза все еще бегали по нему, очевидно, ища повреждения. – Чуть не сгорели!
-Чуть не считается, - усмехнулся Дик, стягивая с ног плащ. Против его ожидания, ноги не только не пострадали, но даже брюки, что были надеты на нем, остались почти целыми, лишь в двух местах их выел огонь.
- Смотри-ка, даже не обгорели, - весело произнес Дик.
Он пошевелил ногами для верности – работают. Руки – тоже. Осмотрел себя – все в порядке, нигде ни царапины, ни обгоревшего участка кожи. Только в саже весь и песке, он в волосах особенно ощущается.
Дик приготовился встать, как вдруг сбоку раздался стон. Повернув голову, он увидел Глеба – в разорванной, полуобгоревшей одежде, без одного сапога, с рассеченной бровью, откуда струей бежала кровь, он лежал на спине, устремив мутный взор куда-то в сторону и бессвязно бормотал что-то. Над ним, опустившись на одно колено, склонился Андерсен.
-Глеб, Глеб, ты меня слышишь?
-Не слышит, не ясно, что ль? – раздался вдруг еще один голос. Молодой, презрительный, но почему-то странно-знакомый. Дик поднял голову.
Кривя губы в усмешке, позади Андерсена стоял Сергей, а рядом с ним – Бузинов Дэнниел.



Вернувшись в бунгало, друзья первым делом отправили Глеба в госпиталь Коэра, а затем стали думать, как поступить с Дэнниелом и Сергеем.
Как выяснилось, в пожаре и перестрелке, Бузинов Дэнниел потерял не только свой дом, но и все свое имущество, начиная от построек и утвари, размещавшейся там, и кончая деньгами: то, что уцелело от огня, растащили негры, поэтому, когда он и Андерсен вернулись на виллу, то не нашли ничего, кроме пепелища и окровавленных трупов. В одном из них Дэнниел узнал своего отца, а в другом – мать. Так, из вполне обеспеченного отпрыска, проживающий месте с родителями на шикарной вилле в Африке, Дэнниел разом лишился всего и единственное, что у него теперь осталось – это собственное бренное тело, да та одежда, что была на нем. У него даже документов при себе не было – все погибло в огне. И как ему теперь быть, где ночевать, на какие средства питаться? А Сергею? Он, правда, проживал у Бузиновых временно, но, однако же, внезапное лишение крыши над головой не входило в его планы. Как и Дэнниелу, ему нужно было первое время где-то жить и чем-то питаться, и как это сделать? Леонид предложил поселить обоих временно в одной из гостиниц Коэра или в ближайшем поселке в Африке, сказав, что все расходы на их содержание королевство возьмет на себя, но Андерсен отклонил эту идею. Все-таки Бузинов Дэнниел не был ему чужим, и поселять его в гостинице, когда в его бунгало есть место, жестоко, так что он предлагает такой вариант: пусть Дэнниел и Сергей поживут в бунгало до тех пор, пока они оба не восстановят свои документы и пока не станет ясно, на какие средства они оба в дальнейшем будут существовать. Все с ним согласились, и только один голос был против.
-Устроили тут, понимаешь, коммунальную квартиру, - ворчал Герон. – Здесь и так развернуться негде, а они давай новых подселять, да еще забесплатно. И ты, Дик, с ними заодно, а ведь я-то думал, что ты умнее будешь.
-Сожалею, Герон, что не оправдал твоих ожиданий, - мягко отозвался Дик. – Но раз уж такое все-таки произошло, ты не мог бы объяснить мне, в чем заключалась моя ошибка, из-за которой ты пришел к таким выводам? Быть может, в будущем я тогда смогу избежать ее?
-Ты можешь избежать ее сейчас! – в сердцах воскликнул мальчик, не замечая иронии друга. – Дик, как ты мог согласится на то, чтобы Анд разрешил здесь жить твоему врагу?! Ты должен немедленно выгнать его вон!
-Не имея на это никакого права? – едва заметно улыбнулся Дик. – Герон, этот дом принадлежит не мне, а следовательно, я не имею права выгонять отсюда гостей его истинного владельца, каковым, если ты помнишь, является Андерсен.
-Дик, у тебя есть все права! Если не юридические, то моральные! Этот Сергей – отъявленный мерзавец, он издевался над тобой в прошлом и будь уверен, продолжит издеваться в будущем! А чтобы этого не случилось, ты должен первый напасть на него. Да что там должен, ты не должен, ты просто обязан проучить его, ты должен ему отомстить!
-Чтобы потом он отмстил мне и снова все началось сначала?
-А ты сделай так, чтобы он не смог больше отомстить! Ты же можешь, Дик, воспользуйся тем, что ты принц и прикажи засадить его за решетку пожизненно! А еще лучше, сам напади на него ночью из-за угла и избей!
-Герон, я не нападаю на людей только потому, что в прошлом они когда-то причинили мне зло, я могу ответить им только на зло, которое они творят в данный момент, а на сегодняшний день ничего подобного не происходит.
-А его ругань? – не утихал мальчик. – Дик, он же ругает тебя на каждом шагу и смеется над тобой!.. Дик, неужели он тебе совсем, ну совсем ничем не мешает? И тебе нравится его видеть, нравится его слышать?
Из-за бумаг донесся глубокий, тяжелый вздох, после чего бумаги опустились и показалось лицо Дика.
-Герон, - сдержанно произнес он, - скажи пожалуйста, как по-твоему, кто из вас двоих на данный момент мешает мне больше: Сергей, который находится вне дома и которого я не вижу и не слышу, или ты, который без умолку трещит про него у меня над ухом уже двадцать минут?
-Кто? Да это же очевидно! – просиял мальчик.
-По-моему, тоже, - сказал Дик и с этими словами вошел к себе в комнату и захлопнул за собой дверь прямо у него перед носом.
Константин, Андерсен и Леонид, наблюдавшие всю эту сценку, едва не прыснули от смеха, когда Герон, переведя взгляд с двери на них и наивно вопросил:
-Не понял… это был намек на то, чтобы я сам разобрался с ним?
Впрочем, это только с виду это было так весело и забавно, на деле же все было гораздо серьезнее. Сергей действительно ненавидел Дика и хотя до рукоприкладства пока еще не доходило, он неоднократно оскорблял его, используя для этого любой повод: стоило Дику терять что-то, как с уст Сергея тут же срывалось «растеряха», стоило ему спотыкнуться – в след летело «Не ушибся, бедненький? Смотри, а то ведь уже ножки заплетаются». Сергей придирался буквально ко всему, что делал и говорил Дик, находя во всем что-то худое. Он делал из белого черное, он прекрасное превращал в ужасное, благородное в подлое. Ловко работая языком, он переворачивал все с ног на голову, выворачивал все наизнанку, выставляя все добрые дела и слова Дика как зло, после чего на Дика тут же сыпались насмешки и издевки. Кто же выдержит такое? День-два еще можно потерпеть, но когда это продолжается неделю и более, изо дня в день, когда тебя не оставляют в покое ни на минуту – тут у кого хочешь нервы полетят. Правда, Константин, Леонид и Андерсен пытались переговорить с Сергеем, пытались вразумить его, но что толку? Тот будто не слышал их, продолжая свою мерзкую политику, и негодовал еще больше, видя, что Дика она никак не трогает. Дик был спокоен. Удивительно, но это было так. Сергей мог измываться над ним, тратя на это уйму времени и сил, он мог придумывать самые различные оскорбления, унижать его словесно в любых формах, однако Дик всякий раз оставался спокоен. Он не только не отвечал на его насмешки и брань, он даже не смотрел на него, а если его взгляд, случалось, и попадал на Сергея, то Дик смотрел не на него, а сквозь него. И только изредка, когда Сергей уж совсем донимал оборотня, тот смотрел на него, но от этого мало что менялось, потому что когда Дик смотрел на него, он смотрел на Сергея тем спокойным, снисходительно серьезным взглядом, который у Андерсена, Константина и Леонида вызывали улыбку. Сергей никогда не видел этого взгляда, поскольку Дик смотрел на него так только, когда тот не глядел на него, но если бы когда-нибудь он увидел бы, то пришел бы в ярость.
Что же касается Дэнниела, то ему, в сущности, было наплевать на то, что происходило между его другом и Диком, и уж тем более на то, кто там из них как друг на друга смотрит - его больше заботил вопрос, когда же он получит свои документы и сможет съехать с бунгало. А получить документы все не удавалось – почтальон, приезжавший из Коэра каждый день, на вопрос погорельца, всякий раз отрицательно качал головой. Так случилось и в это утро.
-Ну что там? – с живостью вопросил Дэнниел у Леонида, закрывшем за работником почты дверь.
-К сожалению, ничего, - ответствовал слуга. - Сент-Джон сказал, что для вас ничего нет. И в ближайшую неделю, наверное, и не предвидится.
-Да что же это такое? – возмутился Дэнниел. – Уже пять дней прошло, а он все одно и тоже! Да документы за три дня восстановить можно! Какого черта они у вас там копаются?!.. знал бы, что так выйдет, я бы и связываться с вашей конторой не стал, - прошипел он, в расстройстве плюхаясь в кресло. - Простое дело сделать не могут… кстати о деле, - сказал он, вдруг снова воодушевляясь. – Я тут о Глебе вспомнил: как у него-то дела обстоят? Или тоже ничего неизвестно? – снова нахмурился он, при мысли, что вновь не получит положительного ответа.
Но Леонид улыбнулся.
-Не беспокойтесь, с Глебом как раз все ясно, более того, могу вас обрадовать, сообщив, что его скоро выпишут.
-А скоро – это когда? – решил уточнить Дэнниел.
-Это завтра.
Ответ Леонида не произвел на Дэнниела особого впечатления. Ну завтра так завтра, по нему – хоть сегодня, однако совсем иной была реакция Андерсена. Узнав от Дэнниела, что его друг появится в бунгало уже завтра, он очень обрадовался и с нетерпением ожидал прибытия Глеба, так что первый его вопрос, который он задал друзьям, спустившись на следующее утро на первый этаж, заключался в следующих словах:
-Он здесь?
В гостиной к этому часу находились четверо: Леонид, Константин, Дэнниел и Сергей, однако ни у одного из них Андерсен не увидел ни тени радости на лице. На его вопрос Сергей гаденько ухмыльнулся и почему-то фыркнул, а Дэнниел протянул:
-Н-да, не повезло старине Глебу…
Почему не повезло? Что заставило Сергея так развеселиться? И почему, напротив, Леонид и Константин так серьезны и молчаливы? Ответ нашелся очень скоро – встав с дивана, Леонид предложил Андерсену проводить его в комнату гостя. Комната, где разместили Глеба, оказалась маленькой, но очень светлой. Сразу напротив двери находилось окно, напротив которого стоял стол в окружении одного стула и табурета, а слева от стола, на кровати, пододвинутой вплотную к стене, находился сам Глеб. Полностью одетый, он полулежал - спина опиралась на подушку, положенную у изголовья кровати, руки покоились вдоль тела, правая нога согнута в колене и босые пальцы время от времени загребали под себя покрывало. А левая нога не была согнута, потому, что она не могла согнуться. Потому, что, это и не была нога, а только половина.
Андерсен вздрогнул. Ниже колена у надсмотрщика не было ноги. Дальше шла пустота. До самой спинки кровати – пустота. А у спинки кровати – помимо куртки, повешенной на нее, стояло что-то. Андерсен взглянул – и вздрогнул вторично. К спинке кровати были прислонены костыли.
-Мило, правда? – вдруг раздался мрачный, насмешливый голос.
Андерсен вскинул голову – Глеб смотрел на него в упор. На губах надсмотрщика красовалась кривая улыбка, но глаза были холодны, как лед, а ноздри гневно раздувались. Он был в ярости.