Седьмой этаж счастья

      Пролог
      Уссурийский край, зима 2007 года 
      Юлька брела по тайге, едва-едва передвигая одеревеневшими от холода ногами. Она давно уже не чувствовала озябших рук, хотелось есть и спать, но больше всего на свете она сейчас боялась заблудиться и сгинуть в этом жутком беспросветном лесу. Чтобы было не так страшно, девушка шёпотом ругала себя за то, что оставила свои перчатки в аэропорту. Шёпот получался свистящим и каким-то зловещим, и это раздражало её ещё сильнее. Эти несколько сумасшедших дней совершенно вымотали её, Юлька уже не помнила, когда в последний раз ела, она мучительно не высыпалась вот уже четвёртые сутки подряд. Всё как будто слилось в один длительный кошмарный день, и ей всерьёз уже стало казаться, что он не закончится до тех пор, пока она не разыщет здесь этого незнакомого, но такого необходимого ей человека. 
      Однако, как бы тяжело ей сейчас не приходилось, девушка твёрдо знала: оставаться сейчас в Москве для нее было куда как страшнее, лучше уж - зимним вечером в глухой заснеженной парме. И поэтому продолжала идти вперёд, держась уже исключительно на злости на весь мир, и на своём собственном упрямстве. 
      Когда среди деревьев вдруг показался небольшой аккуратный домик, у Юли уже не осталось сил даже обрадоваться как следует. Рядом с домом не было ни забора, ни собаки − просто одинокий двухэтажный домик посреди большой заснеженной поляны. Из трубы над крышей не вился дымок, и девушка окончательно упала духом, − пока она отмеряла километры от деревни до этой самой избушки на курьих ножках, ей как-то ни разу даже и в голову не пришло, что её здесь никто не ждёт… 
      «Как же так… − растерянно повторяла про себя Юлька, совсем уже готовая разреветься от обиды и усталости. − Как же так… Неужели всё зря?!» 
      − Ну, уж дудки! − зло просипела она, быстро и глубоко задышала носом, заталкивая в себя непрошенные слёзы. − Не дождётесь, поняли?! 
      Она научилась ругаться за эти сумасшедшие дни. Раньше совсем не умела. На последнем издыхании она доплелась до крыльца, со стоном выбралась из старых лыж, которые ей одолжили в деревне, и вскарабкалась наверх по ступенькам. Заметив, что входная дверь чуть-чуть приоткрыта, она остановилась и замерла на месте. Страх, немного приглушённый было усталым безразличием, вновь резво побежал по жилам, сжал горло и пронёсся холодом по позвоночнику. 
      «Боже, ну неужели опять, и здесь то же…» − промелькнула, было, жалобная мысль, и она с тоской представила, как снова тащится в обратном направлении по сугробам, да ещё и в темноте… Ноги гудели. Такими темпами она точно не успеет вернуться в деревню засветло. 
      «Да наплевать! − с отчаянной решимостью размышляла она. − Ни шагу больше не сделаю, и идти мне больше некуда. Убьют, так убьют!» 
      Она отворила дверь и проскользнула внутрь, стараясь на всякий случай ступать тише и ни к чему не прикасаться. 
      В прихожей было темно и почти так же холодно, как и снаружи. − Эй, кто-нибудь дома? Хозяин! 
      В тишине Юлька прошла короткий коридорчик и заглянула в ближайшую комнату. 
      Это была просторная гостиная с двумя огромными окнами. Рядом с входом она увидела лестницу в небольшую открытую галерею, тянущуюся по всему периметру комнаты. В галерею выходило три двери на уровне второго этажа. Юлька поднялась наверх и подёргала ручку каждой. Глухо. Заперто. 
      Гостиная была светлой, с разномастной, но хорошо сочетающейся между собой мебелью. Светлые стены выгодно контрастировали с тёмными массивными диванами и креслами, журнальным столиком тонированного стекла, креслом-качалкой в уголке, с небольшим невзрачным кальяном на специальной подставке. Какой-то странный светильник спускался с почти шестиметровой высоты, под ногами на полу, от края до края, разлёгся изумительный мягкий ковёр. Все стены заставлены книжными шкафами и стеллажами, ни одного свободного места. Три или четыре напольные вазы. Единственными украшениями в комнате были, пожалуй, только старое, но ухоженное и очень красивое немецкое фортепиано розового дерева и тёмно-вишнёвая гитара-шестиструнка на диване. И − совершенно неожиданно − рядом с инструментами Юля увидела заваленный нотными листами мощный японский синтезатор. Юлька прекрасно знала и эту модель, и её возможности. Не так давно Павел поставил в своёй берлоге точно такой же агрегат, они тогда ещё вместе исследовали его вдоль и поперёк. Тем удивительнее было обнаружить его здесь, − ну кому он здесь нужен посреди тайги? 
      Судя по всему, в доме никого, тишина… Зато здесь был самый настоящий камин! 
      Юлька вернулась в прихожую, торопливо стянула с ног насквозь промокшие хвалёные непромокаемые канадские сапоги, сняла шубку, включила свет и увидела аккуратно нарубленные поленья в ящике на полу. Несмотря на дикий холод, Юле здесь сразу очень понравилось. Было тихо, ей не капало за шиворот и, кажется, не было трупов. В последнее время эти обстоятельства стали особенно актуальными. Теперь нужно было всего лишь растопить камин, чтобы не замёрзнуть окончательно. Рядом с камином, как в лучших домах, была крохотная стойка с кочергой, щипцами, метёлкой и топориком, с кипой каких-то бумаг для растопки. Длинные спички веером стояли в стакане на каминной полке. 
      Юлька ещё ни разу в жизни не растапливала печь или камин дровами. У нее дома - было достаточно зажечь спичку и бросить, или ещё лучше − нажать кнопочку: и романтика, и уютное потрескивание готовы. Если задуматься, в своей жизни она почти ничего не сделала самостоятельно. Лишившись родителей и своего привычного мира, она уже не раз и не два пожалела о том, что, проведя всю жизнь в отцовских особняках в окружении расторопных домработниц и горничных, она никогда не стремилась научиться чему-то полезному для себя − водить автомобиль, например, или готовить. Реальная жизнь вне уютного и безопасного гнезда оказалась совсем не похожа на кино или театр, и на каждом шагу её поджидал какой-нибудь неприятный сюрприз. Да… Этот навык был бы ей сейчас как нельзя кстати.
      Впрочем, как и умение готовить… 
      Она спалила почти весь запас бумаги, пока догадалась подкладывать в огонь щепочки поменьше. Рядом со стойкой стоял небольшой бочонок, как оказалось, с солью. Юлька подумала и зачерпнула пригоршню, кинула соль на чахлое пламя с трудом разведённого костерка. Огонёк разгорелся ярче и затрещал, а ещё после нескольких пригоршней в трубе что-то загудело, и в комнате как будто потеплело. Окрылённая этой маленькой победой, Юлька решила поискать себе еды. Смертельно хотелось есть. 
      Под лестницей обнаружилась дверь на кухню. И, если гостиная была обставлена вполне классически, то кухня являла собой шедевр хай-тековского минимализма и функциональности, и была напичкана современной бытовой техникой. Мечта любой хозяйки. Вот только хозяйки тут явно никогда не было. Какие-то неуловимые мелочи однозначно давали понять − здесь живёт закоренелый холостяк.
     Микроволновка, кухонный комбайн, сенсорная электроплита, тостер, и ещё куча всякой полезной чепухи. Зато холодильник - то ли вовсе отсутствовал, то ли был надёжно спрятан от врагов. И еды тоже не было. В одном из шкафов одиноко стояла небольшая кастрюлька с варёной «в мундире» картошкой и мешочек с кофейными зёрнами, рафинад в коробке. Девушка яростно накинулась на еду, давясь и кусая пальцы в спешке. Ей вдруг представилось, что сказала бы Людмила Ивановна, занимавшаяся в их семье домашним хозяйством, если бы увидела сейчас, как привередливая Юлька уплетает за обе щеки холодную, вредную для фигуры, картошку - даже без масла и соли, и усмехнулась. Теперь казалось, что она уже давно не ела ничего вкуснее. Правильно говорят французы − голод лучший повар. 
      Она заметила единственный предмет, которым могла без проблем управлять на кухне − кофемашину. Насытившись, Юлька достала мешочек с кофе. Аромат зёрен был божественно хорош, и девушка заочно поставила хозяину дома высший балл. 
      Несколько минут спустя она вернулась в гостиную, согревая озябшие ладони о горячую чашку. За окном уже спускались сумерки, и ей вдруг стало не по себе. Когда же вернётся хозяин? Что, если он уехал на несколько дней, а то и недель? Впрочем, это вряд ли. Собираясь на неопределённый срок из дома, хозяин обесточил бы дом полностью, и свет бы не горел. Сейчас все лампочки горели достаточно ярко, надо думать, энергии хватит ещё надолго. Остаётся надеяться, что хозяин скоро вернётся. Но, почему же всё осталось распахнутым настежь? В поисках холодильника она обшарила всю кухню и наткнулась на дверь, которая вела во вполне современную ванную с душевой кабинкой. Больше она ничего не нашла − ни погреба, ни кладовой. 
      Одно из двух: либо Алишеров отлучился ненадолго и скоро должен вернуться, либо его увели насильно. Следов борьбы вроде бы не было видно, хотя Юлька толком не знала, как они должны выглядеть, эти следы, но все вещи как будто на своих местах, мебель не перевёрнута. С другой стороны, Юлька даже не знала, не представляла, сколько Алишерову лет − может быть, он глубокий старик, вроде Георгия Семёновича, и дать отпор бандитам не в силах… 
      В задумчивости она бесцельно слонялась по комнате и читала названия на корешках книг. 
      Всё-таки с этим человеком не всё так просто. Какой широкий спектр интересов − думала Юлька, завидев на полках хорошую подборку классической художественной мировой литературы на шести языках, красочные альбомы деревянной скульптуры, полки толстенных словарей и другой справочно-прикладной литературы, книги по металлургии и геммологи с непроизносимыми названиями, журналами, посвящёнными игре в бильярд. Но особенно её впечатлил старинный Коран на арабском языке в посеребрённом переплёте. 
      Скорее от нечего делать, чем по необходимости, она подбросила в камин ещё дровишек, щедро пересыпая их солью из бочонка, взяла первую попавшуюся под руку книжку с полки и устроилась в качалке. Кресло невообразимо заскрежетало, но оказалось на удивление удобным. Подобрав под себя ноги и попивая кофе, Юлька углубилась в чтение Джека Лондона… 

      …Вадим, шофёр её отца, молча вёл автомобиль, по своему обыкновению полностью сосредоточившись на дороге. Вдруг Юля обратила внимание на то, что мама то и дело бросает на отца вроде бы спокойные и даже беспечные взгляды, но что-то в них Юльку насторожило. Мама сильно нервничала, и тщательно пыталась это скрыть. Любой другой человек ничего не смог бы даже заподозрить, всё-таки это была не кто-нибудь, а сама Алиса Демская, но Юлька-то её хорошо знала, и отличить реальные эмоции сквозь её актёрское мастерство, пока ещё была в состоянии. 
      Алиса определённо чего-то боялась. Чего? 
      В машине они были не одни. В самый последний момент к ним подсела Юлькина одноклассница, обитательница соседней дачи Наташа Маркова. Они не были близко знакомы, не смотря на соседство, но отказать соседке повода не нашлось. 
      Юлька с удивлением покосилась на отца, и успела заметить, как он успокаивающе подмигнул жене в зеркало заднего вида, хотя его лицо оставалось крайне напряжённым и встревоженным. 
      − Юля, возьми это, и спрячь у себя, только не потеряй, − обратилась к ней мама. Сейчас она изо всех сил рвала на себе цепочку с кулоном, пока та с треском не разорвалась, оставив на коже глубокую длинную царапину с капельками крови. Этот кулон был с мамой всегда, сколько Юлька себя помнит. Однажды Алиса едва не потеряла его, и, испугавшись, велела запаять замок. На съёмках кулон просто стирали из кадра при помощи компьютерной графики. − Пусть пока побудет у тебя. Спрячь. Если что-то случится, разыщи Тимура Алишерова и передай ему. Лично передай, поняла? Держись, детка! 
      − Что должно случиться, Алис? Вы мне можете объяснить, что происходит? − подозрительно спросила дочь, но кулон всё-таки взяла и спрятала во внутренний карман шубки. По позвоночнику пробежал мерзопакостный холодок, она уже предчувствовала приближение чего-то страшного. − Зачем это всё? 
      − Всё будет хорошо, − напряжённо заверила её Алиса, и Юлька ей не поверила. − Просто мне так было спокойней. Всё в порядке − сегодня у меня трюки, боюсь потерять, только и всего. Потом вернёшь мне его назад, хорошо? 
      − А кто такой Тимур Алишеров? 
      Под ноги Юльке что-то выпало из Наташиной сумочки. Той было всё равно, она не замечала ничего вокруг, витая где-то на своей волне кокаинового счастья. Совсем недавно Юлька случайно увидела, как Наташа нюхает кокаин в туалете одного модного ночного клуба. 
      − Мам, кто такой Тимур Алишеров? 
      Им навстречу на всех парах нёсся чёрный «БМВ» без номеров. 
      − Юля, потом… Серёжа, что же это?! Как… − дрогнувшим голосом произнесла Алиса и обернулась к мужу. 
      − Живо на пол все! − заорал Серж Дефей, сваливая девчонок с сидения на пол и прикрывая Юльку своим телом. Всё потонуло в грохоте автоматных очередей. Юлька вдруг обнаружила на коврике у себя под носом чей-то паспорт и машинально его подобрала. 
      Вадим, увидев высовывающиеся из окон бумера стволы, шарахнулся в сторону и утопил педаль газа в пол. На голову сверху посыпалась стеклянная крошка. Юлька уже не пыталась понять, что происходит. Отец больно прижимал её к полу, не давая вздохнуть. 
      Серж Дефей был убит первым же выстрелом наповал. Вадима тяжело ранило в живот, однако он был ещё жив. Убийцам, кто бы они ни были, важно было, прежде всего, ликвидировать пассажиров шикарного «Мерседеса». Вадим понимал, что обречён, пуля угодила прямо в желудок, − но всё равно упрямо гнал вперёд. 
      Пролетев мимо, «БМВ» развернулся и стал преследовать свою жертву на добивание. Значит, существует заказ проверить исполнение и добить наверняка. Вадим всё больше слабел. Но не собирался так просто сдаваться, даже если спасать больше некого. Уйти от погони тоже вряд ли удастся − «бумер» прочно прилепился сзади, и, казалось, даже получал удовольствие от «охоты». Исход дела стал вопросом нескольких минут. 
      Вадим принял решение за секунды. В каком-то сумасшедшем порыве он развернул автомобиль на сто восемьдесят градусов, и, жестоко матерясь, попёр прямо на «БМВ», вылетев на встречную полосу. И набирал, набирал скорость. Всё происходило словно в замедленной киносъёмке. Вадим блефовал, конечно, просто другого выхода он не придумал. Он видел, как «быки» в «бумере» дёргано, в панике меняют рожки в автоматах. «Охотники» не ожидали от «жертвы» такой внезапной прыти. Когда отгремели выстрелы, Вадим с изумлением осознал, что всё ещё жив, и за что-то ходил у Господа Бога в любимцах, потому что остался практически целым, не считая шальной пули, рикошетом обжигающе впившейся в плечо. 
      «Бумер» заюлил, уходя от лобового столкновения. У водилы в «БМВ» сдали нервы, и он, потеряв управление, благополучно снёс машину в кювет. 
      У Чемпиона Москвы по дрэг-рейсингу Вадима Толманкова нервы не сдавали никогда. Его жизни хватило ровно на то, чтобы выровнять автомобиль на свою сторону и, постепенно сбавляя скорость, мягко остановился у края обрыва. Его последней мыслью было горькое сожаление тому, что две такие мощные машины − предмет его прижизненной страсти − были так варварски искалечены. 
      «Мерседес» печально завыл. Теперь он больше походил на дуршлаг. Всё происходящее заняло от силы пять-семь минут, но выжившей в этой мясорубке Юле показалось, что минула вечность. Она с трудом выбралась из-под тяжёлого тела отца. Глаза Сержа были прикрыты, на рубашке под пиджаком проступили влажные пятна. 
      Рядом застонала Наташа, потом вдруг обмякла и застыла. Трясясь от ужаса, Юлия боялась даже посмотреть на ни в чём не виноватую соседку, глупой случайностью занесённую в этот роскошный катафалк. Потом, зажмурившись, она всё-таки дотронулась до Наташиной шеи. Тело медленно остывало и тяжелело, Юлька уже ничем не могла ей помочь. Она оглянулась на переднее сидение, где сидела мама… 
      Заслуженная артистка России Алиса Демская сидела в кресле прямо, чуть склонив голову набок, неестественно, как сломанная кукла. Её смерть была мгновенной, женщина успела только коснуться рукой простреленной шеи. Из-под ладони и изо рта вились тонкие полосы крови. Алиса была бледной до зелени и неживая даже на вид. Она умерла с удивительно спокойным выражением лица, безмятежно глядя вперёд.       Контраст мертвенно-бледной кожи сильно напугал Юльку, и она поспешно отвела взгляд на Вадима. 
      И наткнулась на тугие капли, медленно капавшие с его пальцев, на светлый рукав пиджака, побуревший и потяжелевший от крови. 
      Юлька ещё никогда не слышала такой оглушающей тишины. Сквозь неё не пробивался даже протяжный вой автомобильного сигнала. Девушка вдруг отчётливо осознала, что осталась одна. Вокруг - смерть и влажный запах крови, липкий и неотвязный. Она сама насквозь пропиталась им, и теперь она сама всегда будет пахнуть чужой смертью. Все вокруг погибли − быстро и неотвратимо, − а на ней ни царапинки. Ну, просто ни одной! 
      Из горла вырвался полувсхлип-полусмех. Юлька громко, истерично хохотала, сидя на усеянном стеклянным крошевом полу в сигналящем автомобиле, спрятав лицо в ладонях и покачиваясь взад-вперёд. 
      Ей было страшно. И теперь ей всегда будет страшно. Где-то внизу ахнул взрыв. Мир, наконец, обрёл для неё свои звуки. В её голове будто сработал какой-то защитный механизм, который моментально стряхнул с неё оцепенение. Смех оборвался, будто бы его и не было. Юлька обернулась на взрыв всем телом, затем бросилась к двери и стала судорожно дёргать ручку, не сводя глаз с грязно-чёрных языков пламени над погибшим в кювете «БМВ». Дверца распахнулась, и Юлька кубарем выкатилась в пустоту. 
      Позади раздался мощный взрыв, волна от которого придала ей дополнительного ускорения и неслабо приземлила на обледенелые кусты. Инстинктивно скрестив руки на груди и подтянув колени к животу, она пролетела так ещё несколько метров по крутой насыпи оврага… 

      …Юлька открыла глаза, судорожно хватая ртом воздух. Перед глазами плыли ужасные картины недавнего прошлого. Только спустя несколько секунд она осознала, что это был очередной кошмарный сон. Она прошла на кухню и долго умывалась и мыла руки. Ей всё ещё казалось, что они в крови… 
      В доме стало душно, и Юлька вышла на крыльцо остыть. 
      Снег мириадами звёзд кружил в воздухе и бесшумно опадал на строгую землю. Ветра не было. Деревья отчётливо трещали в кромешной тьме. Их не было видно, но чувствовалось, что они рядом. 
Затишье перед бурей. Так ощущалось и неделю назад, когда она выбралась из покорёженного авто.

      Придя в себя после падения, она долго брела по лесу в темноте, в шоке не сообразив, что нужно идти к шоссе. Была глубокая ночь, она пролежала под кустами весь день, но её почему-то никто не обнаружил, и, наверное, даже не думал искать.
      Перед рассветом она наткнулась на маленькую глухую деревеньку, каких сейчас много в Московской области. На околице Юлька рухнула без сознания под чей-то покосившийся забор. 
     Здесь жил одинокий старик лет восьмидесяти, с добрыми, чуть выгоревшими глазами и прямой статью военного. Полковник медицинской службы в отставке Георгий Завьялов. Он с трогательной заботой выхаживал подобранную больную девочку, отпаивал душистыми отварами и колол антибиотики, пока она несколько суток валялась в полубреду. Старик уже и не надеялся, что девочка выкарабкается, однако, обошлось. Когда кризис миновал, она как-то быстро и безо всяких осложнений пошла на поправку, и совсем скоро всё как рукой сняло. После нескольких часов, проведённых на снегу, Юлька не заболела даже простой ангиной. Как потом объяснил ей Георгий Семёнович, ничего удивительного в том не было. Такая своеобразная реакция организма на полученный стресс. Это уже потом измученному организму понадобилось время, чтобы осознать случившееся, и, не сходя с ума, закрутить все винтики в голове, чтобы продолжать жить дальше. Кто-то на время теряет память и координацию в пространстве, кто-то впадает в летаргию или немеет. Юлькино же сознание изнуряло организм горячкой. 
      Когда девушка более-менее встала на ноги и окрепла, она попыталась понять, что же ей теперь делать дальше, и как уцелеть во всей этой истории. У неё не выходили из головы последние мамины слова. Зачем она дала ей этот кулон, что в нём такого особенного? Красивая авторская работа, но ведь у мамы, да и у самой Юльки есть целая куча разнообразных ювелирных украшений. Однако больше всего Алиса дорожила только им, не раз называла его своим оберегом и даже имя ему придумала − «Пилигрим». Юлька с раннего детства в мельчайших подробностях знала этот кулон, эта блестящая штучка была едва ли не первым воспоминанием ещё молочного детства. И всегда ассоциировалась у неё с мамой. В связи с кулоном Алиса назвала какое-то имя, по-видимому, очень важное… Юлька долго напрягала непослушную память, раз за разом прокручивая мамины слова, и, наконец, вспомнила. Некто Тимур Алишеров. Кто он такой? Где его искать? Родители никогда не упоминали при ней это имя, Юлька это точно знала. Однако, в то же время, Юлька была уверена, что откуда-то его знает… 
      И где его искать, этого человека? Чем он ей поможет? Юлька совсем запуталась и рассказала обо всём Георгию Семеновичу. На что полковник ошарашил её новостью: пока она валялась здесь в полубреду, в Москве уже состоялись пышные похороны известного французского миллиардера, владельца крупнейшего в Европе ювелирного концерна «Даниэль Дефей Лимитед» Сержа Дефея де Руфьё, а также его супруги, знаменитой российской киноактрисы Алисы Демской и их общей дочери, семнадцатилетней Юлии Николь Дефей-Демской. Все газеты пишут сейчас только об этом, вся Европа теперь теряется в догадках, кому же достанутся денежки самой блестящей пары последнего десятилетия? Юлька была шокирована всей этой шумихой не меньше, чем самой перестрелкой на дороге. 
      А доктор, наоборот, особого удивления не выказал. Предположил, что трупы в «Мерседесе» обгорели настолько, что, видимо, опознавать было особо нечего, и Наташу Маркову запросто могли принять за неё, Юльку. Следствие, конечно, разберётся, но пока судебно-медицинская экспертиза этого не опровергнет, для всех Юля будет лежать на кладбище вместе с родителями. Поэтому, прежде, чем что-либо предпринимать, нужно переждать и всё конкретно обдумать. 
      У Юльки так и остался измятый паспорт, который она подобрала тогда с пола и, не думая, положила в карман. Зачем она его подобрала, сейчас девушка не могла взять в толк. Раньше она не придавала значения тому, насколько они с Наташей были похожи, хотя многие при знакомстве с обеими девушками неизменно подмечали их феноменальное сходство. Не близнецы, конечно, и не как две капли воды, только общими чертами, кто муже потом первое впечатление стиралось − уж в слишком разных кругах вращались соседки. У обеих был одинаковый тип внешности, одинаковый овал лица, и форма носа почти совпадала. Всё остальное можно было бы легко подкорректировать с помощью несложного грима и другой причёски. Запросто можно будет перепутать Юлю с Наташей Марковой, если не особо присматриваться. 
      Юльку не покидало ощущение, что чужие документы ей будут ой как нужны. 
      Кто в нас стрелял? За что? Из-за кого все погибли? И что ей теперь со всем этим делать? Зачем Алисе в такой критический момент было важней всего отдать ей какой-то кулон. Мама - здравомыслящий и твёрдый человек, не склонный к излишнему мелодраматизму… Как теперь обезопасить себя от тех, кто в них стрелял, куда спрятаться? 
      В итоге, Юлька не придумала ничего лучшего, чем вернуться в Москву. Нужно было как-нибудь дать знать о себе Павлу, и как-то узнать, что за человека имела в виду Алиса, и чем он сможет помочь Юльке. Может быть, он что-нибудь знает? И ещё Юльку как будто что-то подгоняло и звало туда: «Быстрее! Быстрей».
      Чтобы добраться до Москвы, нужны были деньги. Да и потом, чтобы жить там какое-то время, пока всё не выяснится, кого-то искать − для этого тоже нужны были средства. Юлька была тронута до слёз, когда доктор, не говоря ни слова, положил перед ней все свои сбережения. Немного, всего около пятисот долларов. Ещё какую-то неделю назад девушка тратила примерно столько же за один вечер в ночном клубе, если не больше. Полковник не стал отговаривать её от поездки, только проворчал, что стоило бы немного погодить, пока улягутся страсти. Что такое «погодить» Юлька поняла скорее по контексту. Из своих семнадцати она провела в России, хорошо, если общей сложностью, три-четыре года. Разговорный русский она освоила прилично, и говорила почти без акцента, но некоторые слова были ей не сразу понятны. И совсем было непонятно и странно − как это возможно − отдать совсем незнакомому человеку всё, что копилось, наверное, годами? В мире Юлии не принято было одалживаться даже у близких друзей. На кредитной карточке у неё мёртвым грузом лежало целое состояние, но и карточка, и кошелёк взлетели на воздух вместе с «Мерседесом». Конечно, брать последнее у старика у неё никогда не поднимется рука… и тут она вспомнила о заначке, как называл это её телохранитель. 
      Однажды, примерно год назад, Вадим попросил, чтобы Людмила Ивановна зашила в подкладку всей Юлькиной одежды, где только это возможно, немного валюты и рублей в непромокаемых пакетах, на всякий, как он тогда сказал, «пожарный случай»… А она тогда ещё, помнится, подтрунивала над Вадимом, что он так старомодно недоверчив ко всяким банковским операциям; на что телохранитель не обижался и резонно замечал, что во все времена наличка на руках была предпочтительней всего. Особенно в России. 
      Как же она сейчас была благодарна Вадиму за предусмотрительность! В полах модной укороченной шубки обнаружился плотный полиэтиленовый пакет с деньгами. Евро, доллары, российские рубли и даже английские фунты, мелкими купюрами и покрупнее. Несколько пластиковых карточек для проезда на метро и телефонов-автоматов. Всего оказалась восемьдесят одна тысяча рублей, семьсот долларов и около двухсот евро. Целое богатство! 
      Юльке не терпелось как можно скорее попасть в Москву, ей хотелось действовать, хотелось избавиться от ночных кошмаров, и очень хотелось, чтобы кто-нибудь ей всё объяснил и пожалел. И прогнал этот страх. 
      Страх. Обжигающий, какой-то неизбывный, древний, дикий, почти животный, ужас. Очень осязаемый, ей даже казалось, что она чувствует его вкус и запах, что его можно потрогать руками. Этот страх здорово прочищал Юльке мозги, заставляя шевелиться и соображать почти мгновенно, на уровне инстинктов. С неё как будто разом слетела вся шелуха, обнажив матрицу, остов, − важнейшую на сегодняшний момент цель. Выжить. Спрятаться. Найти убежище от тех, кому мешал отец. Или мешала мама. Или они вместе, кто знает?

      Нельзя, нельзя расслабляться, пока она не найдёт какую-нибудь щель, в которой будет чувствовать себя в безопасности, - твердила она себе как заклинание, ёжась от холода на крыльце далёкого домика егеря на далёкой таёжной поляне за много километров от ближайшего человеческого жилья. 
      Искать, искать выход. Пока что ей сказочно везло, и она отдавала себе в этом отчёт. Наверное, за эти несколько дней она до донышка исчерпала запас всей своей удачи, который ей на жизнь отпустила Судьба. Шаг за шагом ей удавалось поступать правильно, успевая в последний момент - по наитию, не понимая, что к чему и доверяя своей интуиции почти слепо. 
      Сколько раз с тех пор, как она осталась одна, ей хотелось просто лечь на землю и не шевелиться, не дышать, не жить… 
      И вот теперь она здесь. Ещё жива, ещё дышит… И запрещает себе думать об остальных. 
      Дрожа от холода и воспоминаний, она вернулась в дом. Ей нужно было срочно на что-нибудь отвлечься, иначе так недолго и спятить. 
      И тут её взгляд вскользь упал на него. Он стоял в углу у окна. Как же она раньше-то его не заметила? Это было как… как гром среди ясного неба, вот, как это было! И поначалу она даже не поверила своим глазам, подошла ближе. И вдруг, несмотря на страх и горе, на плачевное Юлькино положение, в её душе поднял голову - безумный, больной коллекционер. 
      Юлька с первого взгляда сумела определить, почти безошибочно, что этот письменный стол был изготовлен на рубеже двадцатого века, но, когда приблизилась, то даже присвистнула от удивления. 
      Ну ничего себе! Откуда, откуда у этого Алишерова может взяться «Потапий Алфёров»?! Их в России-то осталось всего восемь штук, и всех владельцев Юлька знала поимённо. Наверное, это просто копия, чертовски похожая на оригинал подделка - того же, или незначительно более позднего, времени. Юлька с трепетом провела кончиками пальцев по знакомой инкрустации из цельного тёмно-гречишного янтаря, с замысловатой вязью вензелей. Стол был в великолепном состоянии, даже и не скажешь, что с момента его изготовления минула добрая сотня буйных лет… Только профессиональный взгляд эксперта смог бы уловить следы бережной и тщательной реставрации. Как знать, возможно это и есть самый настоящий «Потапий Алфёров»… 
      К чему гадать, когда можно узнать наверняка. В России всего восемь столов этой фирмы. Из них всего два были парными друг другу. Юлька знала ещё как минимум с полдюжины весьма уважаемых людей, которые были уверены в том, что владеют настоящими вещами. Это было не так, хотя и подтверждалось многочисленными экспертизами. Юлька вовсе не была экспертом, но совершенно точно это знала, потому что знала секрет настоящей мебели этой фирмы. Недолго думая, она опустилась на колени рядом с массивным, под стать такому столу, креслом, и стала искать тайник. 
      В Москве, на Соколе, у Алисы был парный этому хрупкий и изящный дамский секретер с точно такой же инкрустацией из калининградского янтаря. Этот секретер принадлежал ещё прабабушке Алисы, но во время войны был выменян на продовольственные карточки и дрова. Как он вновь оказался теперь уже у Алисы, Юлька не знала, но именно мама научила её секрету тайника и рассказала историю мебельной фабрики «Потапий Алфёров». Собственно, именно тогда и началось Юлькино горячее увлечение антиквариатом. 
      Есть! Стол и в самом деле настоящий! Рычажок в ножке стола тихонько щёлкнул, и полость под столешницей бесшумно отъехала. Ба! Оказывается, хозяин дома тоже знает о тайнике и даже смазывает шарниры механизма, чтоб расходились без скрипа… Любопытно. 
      В тайнике лежали какие-то бумаги, большой почтовый конверт, запечатанный сургучом, и какая-то коробка. Ничего не тронув, Юлька осторожно задвинула доску обратно. Она подтвердила свою догадку, но копаться в чужих тайнах не было ни малейшего желания. Свои бы разгрести. 
      Однако! В позапрошлом году на аукционе в Лондоне эта мебель стоила порядка десяти тысяч евро. Настоящая мебель, разумеется. А этот господин Алишеров вовсе не так прост, как она думала поначалу. Живёт у чёрта на рогах, в глухом медвежьем углу, как видно, в гордом одиночестве, полиглот и интеллектуал, прекрасно разбирающийся как в науках, так и в искусстве, и при этом, как ей сказали в деревне, занимается егерством в местном лесничестве. И хранит такой экземпляр здесь! И ведь прекрасно знает ему цену… 
      − Ну и что ты там потеряла, хотелось бы знать? − прервал её размышления насмешливый мужской голос. 
      − Ой! − от неожиданности Юлька так и подпрыгнула, и со всего маху хлопнулась макушкой об драгоценную мебель. 
      − Всё в порядке? Извини, не хотел напугать. 
      − Да нормально всё. Я здесь просто… − залепетала она, поднимаясь на ноги и потирая ушибленное место. − Стол у Вас тут интересный. 
      Она наконец разглядела того, кому безоговорочно доверяла Алиса, и предлагала Юльке верить ему так же абсолютно. Человек, как человек. Неопределённого возраста, может, тридцать, а может, и все шестьдесят. Седой, плечистый, поджарый. Высокий, сильный. Смуглое скуластое лицо, чуть вздёрнутый прямой нос, зелёные глаза. Твёрдый узкий подбородок с едва заметной ямочкой посередине, недельная щетина, которая делает его ещё старше, чем, наверное, он есть на самом деле. А густая седина его даже красит, решила она про себя. Но примечателен господин Алишеров был отнюдь не своей внешностью. Он держался с большим достоинством, как какой-нибудь князь голубых кровей, не меньше, чему урождённая маркиза де Руфьё невольно позавидовала и неосознанно выпрямила спину. Она знала, что манере так себя держать нельзя научиться, её не всем дано сыграть по-настоящему − она либо есть в природе человека, либо её нет. Сейчас Тимур спокойно стоял перед ней в свободной расслабленной позе, слегка сутулясь от усталости, в заснеженном полушубке и поношенных армейских ботинках, с большим рюкзаком у ног, привалившись спиной к дверному косяку. Он выжидающе сложил руки на груди и внимательно разглядывая гостью. Настолько внимательно, что Юлька смутилась и опустила глаза. На его руке поблескивали строгие посеребрённые «Патэк Филипп» с бриллиантиками в корпусе. Юлька видела на фотографиях, у её отца были точно такие же. Много лет назад… 
      В один момент Тимур отлепился от стены и в два шага приблизился к ней вплотную, нависая над Юлей так, что девочке пришлось запрокинуть голову кверху. 
      И тут она догадалась. На секунду визуальная картинка сместилась во времени и пространстве, и наложилась на другую. Юлька провела рукой по лбу, отгоняя наваждение. 
      «Неужели он… Да нет, быть того не может… Ну, Алиса! − мелькали разноцветные кусочки мыслей в её голове, как в детском калейдоскопе. − Таких совпадений не бывает!» 
      Вот только выражение глаз. Да, взгляд был совсем другой. У хозяина дома был взгляд сильного. Усталый, спокойный в своей силе, твёрдый, ничему не удивляющийся и безжалостный. Его внимание дорого стоит − чисто по-женски осознала Юлька своим ещё не проснувшимся чутьём. Взгляд не добрый, и не злой, и почему-то грустный где-то на дне. Почему-то Юлька старательно гнала от себя мысль, которая первой пришла ей в голову, едва она увидела Тимура. И которая была правильной, как себя ни уговаривай… 
      Совсем недавно она смотрела в это же лицо, в эти же зеленоватые рысьи глаза, и видела их горящими, живыми, яркими, добрыми. Она же их так часто видела! Перед ней стоял её друг - Пашка Чащин, ближе которого у неё никого не было. Павлик, разом вдруг постаревший лет на двадцать. Чудны дела твои, Господи! Во взгляде Тимура Алишерова все эти Пашкины краски будто поблекли, подёрнулись пылью. 
      Хозяин избушки узнал её. На какое-то мгновение он преобразился и стал ещё больше смахивать на Павлика Чащина. 
      − Юю, − пробормотал он охрипшим голосом. − Какая ты стала… что ты здесь делаешь? Как ты меня нашла? 
      − Здравствуйте, − пролепетала девушка, сбитая с толку этим своим именем, которым только она себя так называла, да ещё Пашка с её лёгкой руки. Никто не знает, откуда это взялось, но с самого детства она представлялась именно так.
      − Что? − глухо и отстранённо спросил Алишеров и спохватился: − А, да… здравствуй, конечно, здравствуй. Извини меня, я сейчас. Одну минуту, − он поднялся по лестнице на второй этаж, отпер одну из комнат и скрылся из виду. 
      Юлька осталась одна. «Потапий Алфёров» теперь потерял для неё какое-либо значение. Здесь были чудеса и почудеснее. Девушка вышла из-за стола, задумчиво потирая макушку, где намечалась большая шишка и недоумённо уставилась на небольшой светло-серый ноутбук. Беспроводной. 
      «Чушь какая-то», − пробормотала она, окидывая взглядом обстановку. Ну, по крайней мере, теперь ясно, почему здесь нет ни телевизора, ни радиоприёмника… 
      Рядом с буком лежала перевёрнутая фотография в рамке под стеклом. Наверное, Юлька случайно задела её, когда поднималась с пола. Стекло разошлось паутинками трещинок. Девушка вгляделась в фотографию и едва не выронила рамку из рук. 
      Это была не фотография, а рисунок, портрет девчонки примерно одних с Юлькой лет. Старый, пожелтевший листок бумаги с неровными краями, вырванный давным-давно из школьной тетради в крупную клетку. Сейчас таких тетрадей даже и не делают. Листок побурел по краям и истёрся на сгибах, стал хрупким, но черты Алисы Демской ничуть не потускнели и не выгорели. На рисунке Алиса была совсем юной, её волосы были спрятаны под чем-то невесомым, почти незаметным − не то фатой, не то платком или длинным шарфом. Так женщины покрывают головы, входя в православный храм. Это был замечательной выразительности набросок, всего несколько линий лёгкими, почти невесомыми штрихами. Только глаза оставались поразительно настоящими, единственным чётким тёмным пятном, которое сразу приковывало к себе внимание и уже не отпускало. Алисины красивые, завораживающе-глубокие глаза. Неизвестному художнику (хотя теперь Юлька перестала чему-либо удивляться в этом доме, и, наверное, смогла бы назвать имя этого художника) удалось точно передать её всегдашний дерзкий взгляд, невинный, но вместе с тем, уже совсем не детский. И такой счастливой Юлька её раньше никогда не видела. Счастливой до одухотворения, до благодати. 
      Юльку поразило то, с какой чуткостью был выполнен этот рисунок, с такой простой сдержанной нежностью на таком жалком клочке бумаги, что Юлька вдруг, неожиданно для самой себя, разревелась навзрыд. Слёзы застали её врасплох, душили, лились потоком, словно прорвалась плотина сдержанности, в которую она запиралась всё это время. Она приказывала себя не плакать, когда, вернувшись в Москву, обнаружила родительскую квартиру перевёрнутой с ног на голову неизвестно кем в поисках неизвестно чего. Не плакала, когда увидела такой же бардак дома у Павлика, и его исчезновение. Она упрямо сжимала зубы до скрежета, когда, выйдя из подъезда Пашкиного дома на Кузнецком мосту, она вдруг услышала лёгкий хлопок, и с ужасом увидела, как идущая рядом с ней женщина вдруг стала заваливаться на спину. 
      Именно тогда, ещё толком ничего не понимающая в происходящем, семнадцатилетняя наследница огромной империи «Даниэль Дефей Лимитед» стала убегать. Не представляя, от кого. Ей было так страшно, что она не рискнула поехать на дачу в Подмосковье. Просто взяла билет на самолёт на имя Натальи Марковой, на внутренний рейс, прихватив мамины бумаги, которые нашла в тайнике в мамином столе (а домашний сейф оказался взломан и выпотрошен), и прилетела сюда через всю страну по ниточке, которую протянула для неё Алиса к этому человеку. 
      А теперь, сжимая в руках портрет матери, Юлька никак не могла заставить себя успокоиться и перестать плакать. Она вдруг осознала, что в последние год-два отвернулась от Алисы из-за Лили, не удосужившись даже поговорить с ней об этом, и всё у мамы выяснить. Теперь уже не спросить… Юлька совсем ничего не знала о жизни своей матери Алисы Демской − что она пережила, что заставило её так поступить, кого любила, и кто любил её… 
      Ещё никогда в жизни она не чувствовала себя такой обманутой и брошенной, разве что когда познакомилась с Лилей и узнала правду. Но, тогда же, как раз, появился Пашка, и всё было не так горько. Только сейчас Юлька начала осознавать величину своей утраты. Она была совсем одна на всём свете. 

Valentinka (Украина)

Продолжение