nidkin (Нидерланды)

Долгий путь к гаагским дюнам
Часть 7: Техасец. Встреча в Сорренто
.

Начало
Когда я увидела Джефа, меня не поразило молнией и не закрутило волной страсти. На заднем плане не зазвучали скрипки, и бабочки не запорхали в животе. А почувствовала я, что мои поиски закончились, и я пришла домой, приплыла в надежную и родную бухту после долгих странствий. И чувству своему я поверила.
В жизни Джеф выглядел лучше, чем на фотографии, но был, как говорится, далеко не красавцем. Красавца я и не искала.
Были у меня легкие опасения - вдруг он окажется гиперактивным клоуном, эксцентричным хохмачом-пустышкой и т.д. Он им не оказался. Джеф излучал мягкость, добродушие и спокойствие.
В первый день неловкость и легкая напряженность еще чувствовались. Но быстро прошли. Общаться нам было удивительно легко и свободно. Никаких барьеров, не личных, не лингвистических.

Обменявшись впечатлениями от поездки и сувенирами, мы отправились открывать Сорренто и друг друга.

По Сорренто я решила цокать на высоких каблуках. Специально купленные к поездке слегка экстравагантные босоножки давали легкий намек на мой внутренний мир и, к тому же, придавали фигуре готическую удлиненность.

Рельеф Сорренто был задуман богом специально для проверки кавалера на надежность и быстроту реакции. Все время приходилось идти то в гору, то под гору. И, учитывая библейский возраст поселения, по голимым камням. Не все дорожки имели ограждения, и навернуться в овраг можно было запросто. Это со мной и случилось.
Запнулась, потеряла равновесие и полетела вниз головой… Не раздумывая, Джеф прыгнул за мной в бездну… Чудом ему удалось схватить меня в воздухе, и мы упали не на несущие смерть камни, а в мягкую густую траву… Я чувствовала на себе теплоту и тяжесть Джефова тела… От неожиданности происшедшего и близости любимого у меня кружилась голова… Со дна оврага открывался изумительный вид на гордые патрицианские виллы Сорренто… А небо не уступало по своей голубизне цвету Джефовых глаз…Неожиданно стало светло, как в ясный полдень… Лицо Джефа было серьезным и нежным: “Ангел, я обещал тебе - со мной ты никогда не почувствуешь боли…”

Все было вовсе не так. Загремела я с каблуков в одно мгновение, спасибо, что не в овраг. Упала неграциозно, сломала каблук и разбила локоть, Джеф и глазом моргнуть не успел. Прогулка началась с аптеки. И с попытки вспомнить, какой ногой я все-таки запнулась – правой или левой, плохая примета все-таки.

Мы гуляли по вечернему Сорренто. Все соррентийцы, включая немощных старцев и грудных младенцев были на улице – фланировали, болтали, смеялись, угукали.
«It’s national holiday, I think” - сказал Джеф. Так оно и было, национальный праздник дольче вита, что случался здесь каждый божий вечер.
В кафе соррентийцы не сидели – кафе были отданы на растерзание иностранным туристам. Туристы добросовестно демонстрировали различные стадии алкогольного опьянения, что украсило бы любой труд по наркологии.

Всюду играла музыка. Когда-то у берегов Сорренто сирены искушали своим пением Одиссея. Сирены давно уже повывелись, но славные музыкальные традиции продолжали жить.
Неаполитанские песни мне раньше не нравились, их зависающие на высоте мелодии казались манерными и сиропными. Здесь, в родившей их местности, они были так органичны и вызывали сладкое дрожание всей нервной системы. Звучали и мировые романтические шлягеры. Самые трепетные и самые пронзительные. От такого музыкального оформления легкая влюбленность могла развиться в опасную для здоровья обсессию*.

Питаться в Сорренто я собиралась воздухом. Италия - Италией, любовь - любовью, а борьбу за идеальную фигуру прекращать нельзя. Попробовав в первый раз простейшую пиццу, я забыла про все свои святые намерения. То, что я раньше считала пиццей, было кулинарным мусором. Все мне казалось амброзией, а рыба и морепродукты амброзией высшего сорта. Вкус еды не вызывал сомнений, что все лежащее на тарелке еще утром плавало, бегало или зрело под солнцем и было щедро приправлено энергетикой здешних мест. Еда в Сорренто обладала и магическими свойствами, чем больше ты ее ел, тем стройнее становился.

Когда соррентийцы уставали от сладкой жизни, они занимались виноделием или производством крепкого ликера «Лимончелло». Вино в Сорренто обладало легким вкусом и похмелья не вызывало. И приводило к контакту с твоим высшим «Я».
Лимоновые деревья плодоносили в Сорренто еженедельно, и с материалом для ликера аборигенам напрягаться не надо было. И ни с чем другим тоже. :-) 

В первый же вечер мне посчастливилось увидеть зарождение итальянского характера в самом его истоке.
Итальянка в годах выгуливала внука в коляске. Примерно годовалый мальчик не сидел в коляске, как положено малышам, откинувшись пресыщено и надменно, а тянулся всем тельцем к огням, музыке и праздному народу. Мордашка пацана излучала удовольствие с такой потрясающей силой, что не получилась бы и у вместе взятых сотни взрослых, обладающих всеми богатствами мира. “Так вот как оно начинается. Вот откуда ноги растут,» - подумала я. “Look at him, - сказал Джеф. – He is soooоо happy!» Бабушка счастливого внука благосклонно кивнула нам, а лицо ее говорило о следующем: «Вы поняли, что за уникальное существо мой бамбино и за это я вам прощаю, что вы глупые иностранцы, которые не понимают в искусстве наслаждения жизни ни фига. Вы здесь на неделю? Я позволяю вам разделить с нами праздник!»

И праздник начался.

Спали мы мало, а иногда не спали вообще. Рано утром, пока Джеф добирал ночной покой, я успевала искупаться в море. Сорренто стоит на скалах, которые обрываются прямо в море, потому пляжа в нормальном понимании этого слова там не было.
К морю я спускалась на лифте, прорубленном прямо в скале. В начале морского массива находился настил на сваях с лежанками, это и было пляжем. Я отплывала от берега вдаль, где море сливалось с небом, и куда бы я не поворачивала голову, вид открывался такой, что рождал тебя заново. Скалы со стороны моря были превращены соррентцами в крепостные стены, от завистников подальше. Удивительное зрелище! На противоположной стороне жил, пел и преступничал Неаполь. Везувий доминировал вообще надо всем, мол, не забывайтесь, ребята, я могу сломать вам весь кайф. Мысли мне приходили в голову неожиданные и нелепые. Часто из того, что я раньше знала, но давно и прочно забыла. Например, что японские школьники умеют различать до трехсот оттенков одного цвета. За синем и зеленым цветом я бы посоветовала им ехать в Неаполь.
Я плавала без устали, кувыркалась в воде и не знала, какого бога благодарить за подаренное мне счастье.

Завтракали мы на террасе на крыше отеля. Это было царство голубого и белого цвета.
Ослепительно-белые скатерти и посуда, белоснежные пароходики, редкие облака. И море-море, небо-небо... Так мы вплывали в новый день.

Увидев Помпеи, я поздравила себя с тем, что не опошляла мечту чтением туристических буклетов или исторических трудов. Я думала, что Помпеи – это пара-тройка откопанных улиц, посещу, впечатлюсь, поставлю галочку и отправимся дальше – влюбляться и туриствовать. Помпеи оказался большим городом, в котором мы провели целый день. И было в этом городе все – кварталы бедняков и районы богачей, храмы и публичные дома, кабачки, лавочки, бани, театр. Даже Колизей собственный был, немалый по размеру.
Туристов в такую адскую жару было немного, а охранников я не видела совсем. На все можно было садиться, все можно было трогать, гладить, пробовать на вкус. Некоторые входы были перегорожены веревочками, что не означало, что под веревочку нельзя было пролезть и внимательно рассмотреть огороженное к восторгу своего любопытства. Машина времени все-таки существует, там в Помпеях. Как же это должно было выглядеть две тысячи лет назад, со всем мрамором и фресками, если сейчас и то уносило крышу.

Внутри одного дома на стене я увидела изображение амурчика с луком в руках. Елки-палки, вся фреска погибла, а этот клопыш уцелел! «It’s angel,» - сказал Джеф.

Дома бедняков выглядели уныло, напоминали среднеазиатские мазанки или чуланы, в который приличные люди хранят тряпки, швабры и прочий инвентарь. :-) 
А дома патрициев мне очень понравились.
Некоторые так хорошо сохранились, что можно было заселяться и жить. Только косметический ремонт сделать, мебелишку подкупить, гобеленчик там повесить или люстру венецианскую :-) :-).

Мы бродили по Помпеям, часто совершенно одни, я смотрела на Джефа и думала: «А ведь счастливее дня в моей жизни не было.» Интересно так, в моем возрасте по всем предписаниям полагалось семью иметь, детишкам нос вытирать по последним достижениям педагогики, домашнее хозяйство железной рукой править, да при этом неутомимо работать на благо общества, тогда и можно смело смотреть всем в глаза и считать себя счастливой, состоявшейся женщиной. А мне Помпеев и Джефа рядом для счастья уже было достаточно.

Закончилась прогулка весело – на помпейском кладбище. Ну не обхохотаться ли – в Помпеях еще и кладбище!

Мы шли из Помпеев к выходу по аллее скорби – кипарисы, могильные камни с бюстами помпейцев наверху... Джефу было плохо от жары и джет-лега. А я бы могла в Помпеях и заночевать... но только не на кладбище! :-) 

Уцелев от туристических восторгов и пересмотрев невероятное количество things to see, которые Италии имела в каждом медвежьем углу, мы догуливали день в Сорренто.
Бродили из одного кафе в другое, пили вино, разговаривали, смеялись, шутили шутки. Мне самой трудно было поверить, что наш реальное общение шло так же гармонично, как и виртуальное. Но это был факт. Общий язык искать было не надо, он просто был и все.

В нашем отеле месилось много англичан. :-) Мы познакомились с одной английской парой и пару раз устраивали поздние посиделки в идиллическом садике отеля.
Английские супруги подтверждали тезис о фатальном притяжении противоположностей. Она – лилейно-белая, с блестящими глазами, вся неожиданная и восторженная и жуткая болтушка: “О! Вы еще не были на Капри? Завтра же поезжайте на Капри! Нет, мы там пока не были. О Капри! Там, конечно, очень многолюдно, но вас сведут с ума потрясающие виды на…. Помпеи? Я обожаю Помпеи! От Помпей можно потерять рассудок! Когда вы увидите эти обалденные, ни с чем не сравнимые… Дорогой, нам надо не забыть съездить в Помпеи…”
Он – по типу телосложения подходящий под понятие “детина”, обожженный соррентским солнца до цвета кирпича угрюмец, слова клещами не вытянешь. Мизантроп, уже ненавидящий не только свою жену, но и все человечество. Но чувства сдерживал, не ронял честь нации. Джеф успел рассказать англичанке, что он – из Техаса, а я – из Сибири. Джеф находил нужным специфицировать наше происхождение до административно-географической точности. Сью поставила пластинку еще на полчаса: “Сибирь! Я в восторге от Сибири! Меня безумно туда тянет! Боже, там так экзотично! Дорогой, обещай мне, что в один прекрасный день…”
«Дорогой» мрачнел на глазах и приседал на рюмку. Залив мозги нездоровым количеством алкоголя, он наклонился ко мне и, бесподобно артикулируя, произнес: “Когда поедешь в свою Сибирь, не забудь прихватить с собой мою жену!”

Когда интересная пара ушла в свой номер, мы продолжили вечеринку вдвоем с Джефом. Разговор шел бурный и эмоциональный. О жизни, об Америке, о России, о том, кто чего хочет добиться. Джеф сказал, что я ему очень нравлюсь, и мне его слова были по душе. Признание в любви мне пока было не надо - я была уверена, что все движется к счастливой развязке.

Мы поднимались на Везувий. Восхождение давалось с трудом, учитывая бурно проведенный вечер накануне. Солнце сводило с ума. Джеф периодически лил на голову минеральную воду, чтобы привести себя в чувство. Мне подобная роскошь была заказана, женственной хотелось быть, даже при восхождении на Везувий и в сорокоградусную жару. Я шла, опираясь на посох, и мысленно благодарила старушку, у которой его приобрела. Старушка по возрасту могла быть ровесницей трагических событий 79 года н. э., а бизнес был у нее крутой – торговля палками в начале маршрута. За посох она просила тысячу лир. В моей перегретой голове тысяча лир неожиданно сконвертировалась в гигантскую сумму, и я экономно поджала губки. Старушка, как и все бизнесмены, была хорошим психологом, и игра мыслей и чувств на моем лице от нее не ускользнула. И она воскликнула примерно следующее: «Синьора, ну что такое в наше время тысяча лир! Ну что на нее купишь! Не миллион лир же я прошу, а несчастную тысячу! Так помогите же бедной жертве землетрясения!»
Без старушкиного посоха высота не была бы взята, и я никогда бы не увидела, как выглядел край сладкой жизни с вершины Везувия.

Спуск с коварного вулкана шел намного веселее, чем подъем. Помню, что смеялась всю дорогу, только не помню почему. Джеф, наверное, опять блистал остроумием. В автобусе мы встретили еще одну английскую пару из нашего отеля. Она - вся такая сухая и ворчливая, он – веселый и добродушный экстраверт. Непостижимо все-таки бог людей объединяет! Англичанин оптимистично жаловался на жару, посмотрел на Джефа и сказал: «Сэр, я вам удивляюсь. Такая жара, а вы в джинсах!» «I’s OK. I’m from Texas», - ответил Джеф. Я опять залилась смехом как канарейка, к большому неудовольствию англичанки.

Джефу Италия нравилась, но он говорил, что жить здесь не смог бы. Я думаю, что у него был самый настоящий культурный шок. Он никогда не выезжал за пределы американского континента, разве что в Мексику. Он явно думал, что весь мир смотрит на Америку, равняется на нее, восхищается и завидует. В Италии Джеф увидел, что люди живут своей жизнью, имеют невиданное количество прекрасных вещей по всем областям и об Америке ежедневно не думают.

Джеф был потрясен итальянской манерой вождения автотранспорта. Говорил, что в Америке все бы водители сидели за решеткой. Водители в тех краях действительно отчаянные. Тормозили в миллиметре от твоего тела. Возвращаясь в отель поздней ночью, Джеф, раскинув руки, шел по середине дороги и читал мантру: «I’m learning to trust Italian drivers… I’m learning to trust Italian drivers….»

От Италии я была в диком восторге. Переселиться в Италию навсегда у меня в мыслях не было, но приезжать сюда хотелось еще и еще. Исподтишка я разглядывала итальянцев и поражалась их гордому и самодостаточному виду. Как-то я увидела очень красивого молодого парня, сравнить его можно было только с античным богом. Парень ездил на крошечной машине и убирал соррентский мусор. Лицо его не выражало ни сомнений, ни внутренней борьбы. Гордое бесстрастное лицо бога.

Поневоле я играла роль гида. Джеф не знал ничего, а я знала все. И кому этот памятник, и почему эта табличка. Из глубин памяти всплывало даже то, что я никогда не знала. Эх, молчать надо было, прикрыть рот тряпочкой и не умничать. Но мне не молчалось.

За день от отъезда я почувствовала в Джефе перемену. Он стал от меня отдаляться, о чем-то все время думал и уходил в себя. Причину перемены я не понимала. Я чувствовала легкое беспокойство, но была уверена, что все будет хорошо.

В последний вечер меня прорвало слезами. Вообще-то не люблю я это дело, мокроту разводить. Но если меня прорывает, то надолго. Слезы текли и текли, и остановить я их не могла. Мы сидели в кафе в соррентском порту, играла песня «Вернись в Сорренто», от нее слезоисход усиливался еще больше.

Мы вернулись в отель. Джеф паковал чемодан и выглядел расстроенным. Аккуратно положил в чемодан мою матрешку (оригинальнее сувенира я придумать не могла) и сказал, что она для него «very special». Я сидела на подоконнике и продолжала плакать. Самолет у него был ранним утром, а меня поздним вечером. Еще один, последний, итальянский день.

За Джефом приехало такси, и мы стали прощаться. Джеф сказал, что напишет по возвращению и «I must see you again». И поехал в свою Америку...

На душе у меня было очень тяжело. Я позвонила подруге в Англию, хотя из отеля звонить было безумно дорого. Мне надо было излить душу и обсудить смысловые различия глаголов “schould”, “need” и “must”. Подруга меня успокоила, сказала, что мужику надо немного в себе разобраться, время ему надо дать. А “Must” – это намного круче, чем другие глаголы этого ряда.

В последний раз я сидела на террасе на крыше отеля. В кафе была еще одна дама, немка, мы часто видели ее раньше. Дама отдыхала одна, была всегда одета в белое и не выглядела довольной своим одиночеством. Джеф часто задавался вопросом, почему она одна. Наверное, в его прекрасном Техасе дамы одни не бывали. Сидели мы, я и немка в своих белых надеждах, и бросали друг на друга грустные взгляды.

Я сидела в самолете на Москву и поймала себя на мысли, что мне все равно, что сейчас случиться, даже если самолет упадет, по барабану. Через короткое время самолет затрясся, и зажглись таблички про ремни. Я подумала, ну и дура, такое подумать, чем же другие люди виноваты, боженька, прости меня за такие мысли. Самолет перестал трястить и в последствие благополучно приземлился. Прямая связь с богом у меня в тот момент была что ли, а я и не догадалась что-нибудь стОящее попросить. :-) 

От Джефа пришло сообщение. Он долетел с большими приключениями – задержками, поломкой самолета и прочими чудесами. Он напечатал фотографии, фотографии замечательные, и я понравилась его друзьям и семье. Ангелом он меня больше не называл.

Я ждала другого письма. И наконец дождалась. Письмо было недлинным. А для меня оно свелось к одной фразе: «I’m so sorry, but I don’t feel the way I should».

Продолжение: часть 8 

*Обсессия (​лат. obsessio — «осада», «охватывание») ​— навязчивое состояние, связанное с беспокоящими человека ​мыслями, чувствами, желаниями, периодически, в течение длительного ​времени…