Новые туфли жали, хоть, безусловно, были хороши. Золотистые, на тонком каблучке, с изящным бантиком над закругленным носком. Ларочка видела, как девчонки в своих «калошах» сорокового размера умирают от зависти, и от этого еще сильней ощущала свою исключительность. А потом появился он, Вадим, и сразу стало понятно, что все остальные – не мужчины, а убогая пародия на них, вместе с их дорогими костюмами, узконосыми туфлями и французскими ароматами. А мужчина, рыцарь, джентльмен, орел в индюшином стаде – только Вадим, просто рожденный в белоснежной рубашке, торжественно оттененной морским кителем. Конечно, звенел хрусталь, и сыпалось конфетти, и музыка была дивная, не та, что сейчас - скрежет пилы по металлу, но самое главное – ощущение близости Вадима, его осязаемый, бархатный взгляд,  тепло его пальцев, которое при знакомстве чудом осталось в ладонях и продолжало их согревать. 
Она танцевала, шутила, пила шампанское, порхала по залу на невидимых крылышках, но каждую секунду знала, где он сейчас и что делает. Стоило было слегка повернуть голову, как их глаза встречались и, счастливо искрясь, начинали вести диалог. 
         - Тебе хорошо?
         - Чудесно! 
         - Ты сама лучшая, знаешь?
         - «Да я влюблена!» - догадалась она, и в ту же секунду ощутила тоненький, безболезненный укол в сердце, от которого по всему телу разлилась невероятная, головокружительно-сладкая благость.  Влюблена! Влюблена! Я влюблена! Так вот, оказывается, что это такое! Вот, кого она ждала все эти годы, кто способен понять без слов, услышать на расстоянии, озарить собой целый мир. Господи, как хорошо-то! Как замечательно жить на свете! 
         За окном запоздало выстрелила петарда, и Ларочка проснулась. Явь медленно, как загустевший мед, стала просачиваться в рассудок. Что это? Бал закончен? Туфельки превратились в стоптанные тапки,  банкетный зал в узкую спальню, платье  в пижаму, но самое главное, где Вадим? Где тот, для которого билось сердце, курчавились волосы, звенел голосок. 
         - Саша, ты спишь? - спросила она. 
         - Сплю, - отозвался рядом знакомый голос. 
         - Так это же муж! - озарило Ларочку, и она прислушалась к себе.
         Любовная эйфория не уходила, продолжая переполнять ее до краев. 
         - Я люблю тебя, Саша, - сказала Ларочка. – Безумно люблю! (И поняла, что не солгала) Будешь вставать, поцелуй меня!
         Она снова уснула, и уже не услышала, как лежащий рядом старик всхлипнул и прикоснулся губами к ее плечу. Он ждал от нее этих слов всю жизнь. 
         А накануне вечером…
         - Мы будем отмечать старый новый год? - спросила Ларочка, печально протирая хрустальные фужеры. Где же она их покупала? В Севастополе, где Саша получил первую большую звезду на погоны? Или уже в Лиепае, где у них родилась Оксана?
         - Что за глупости, - отозвался муж, не отрывая глаз от телевизора. Русско-украинский конфликт входил в новую стадию, на этот раз братья славяне не поделили ялтинский маяк. И ему, как офицеру, защищавшему границы СССР, это было особенно больно. 
         - А раньше были не глупости, - упрекнула Ларочка. – Раньше мы этот праздник любили. 
         - Раньше ты была девушка, - усмехнулся муж, - а теперь почему-то бабушка. 
         - А тебе девушки хочется, - зацепилась Ларочка. От кого-кого, но от него, с кем прожила больше пятидесяти лет, она не ожидала такого оскорбления. Такой пренебрежительной иронии, нет, даже сарказма! 
Ларочка смахнула слезу и пошла звонить дочери. В трубке раздался собачий лай и вой какой-то рок группы. Оксана была, как всегда, озабочена, замучена и в дурном расположении духа. 
         - Вы там, наверное, шампанское пьете за старый Новый год, - спросила не в тему Ларочка. 
         - Ага, нам больше делать нечего! - огрызнулась дочь. – У меня раковина на кухне засорилась, не могу посуду помыть, а этот лодырь ушел в преферанс играть.
         - Ксюша, мне жить не хочется, – пожаловалась Ларочка. – Радость ушла. Остались недомогания, бессмысленность и тоска. Я никому не нужна. Словно ехала в карете на бал, и выпала на убогом полустанке.
         - Ой, мам, не обижайся, конечно, но это называется – с жиру беситься. Живешь в тепле и сытости, рядом магазин, под боком муж, если какие проблемы, всегда мне можно свистнуть. Книжки читай, будет духовная пища. 
         - С радостью бы читала, но у меня глаза не видят. 
         - А лупу я для чего подарила?
         - Так голова начинает болеть. 
         - Хорошо, чем я могу помочь?
         - Своди меня в театр. 
         - Мама, мне тетрадки проверить некогда, к открытому уроку подготовиться, а ты – театр. К тому же, там все на украинском, а ты не понимаешь. 
         - Дело не в языке, а в репертуаре. Зачем мне примитивные, тупые комедии? Я хочу сопереживать, воспарять душой. Пусто, Ксюшенька, серо, ни одной души родной рядом нет. 
         - Я обижусь! А папа?! Чем тебя папа перестал устраивать?
         - А он и не устраивал никогда, - дрогнувшим голосом ответила Ларочка. – Солдафон! Театра не любил, стихов не понимал, когда я над фильмами плакала, злился. 
         - Зато он любил тебя. Всю жизнь только одну тебя.
         - Это иллюзии, дочь. Однажды на вечеринке он приударил за моей коллегой, правда-правда, знаешь, как было противно? А лет десять назад перепил и стал на меня орать! А еще помню такой эпизод – стоим мы в очереди за колбасой, а он с девушкой молодой любезничает. Мне так обидно стало, я, говорю, пошла домой. И знаешь, что он ответил? Иди!
         - Так пожалел тебя, чтоб ты в очереди не стояла!
         - Не пожалел, а хотел избавиться, чтоб я флиртовать не мешала! А сегодня! Мне так хотелось праздника, а он в телевизор уставился и ничего не надо. Умру – не заметит. 
         - Нет, мамуля, это с жиру! Мне никакого праздника не хочется, а мордой в стенку и спать. 
         - Ну тогда спокойной ночи…
         - Будь спок, дорогая.
Ларочка положила трубку и подошла к окну. Над городом висело звездное небо.
         - Кто я? Откуда пришла в этот мир и куда уйду? - спросила она у Полярной звезды. Но та не ответила, даже не подмигнула. Какое дело надменной небожительнице до земной печальной старушки? 

         Саша давно не спал полноценно, так, чтоб уснуть и проснуться утром. Ночь дробилась на маленькие маятные кусочки, в промежутках которых он - то пил воду, то плелся, шаркая, через коридор в туалет, то просто садился, чтоб отдышаться после рванувшего в галоп сердца. И вставал всегда рано, с петухами, намного раньше жены. Но в ту ночь провалился в сон, как в мягкую глухую перину. А потом кромешную тьму пробил серый рассвет за окном, и он в легком беленьком катере закачался на волнах пробуждения, выглядывая Ларочку на берегу и слушая, как ветер поет в большой перламутровой раковине, которую достал ей со дна океана. Нежная, снежная, его королева, как он по ней соскучился!  Только его ли, его? И в классе, где она была неизменной отличницей, и в институте, где блистала у доски и со сцены, за ней вились хвостами поклонники. А что он,  подневольный служивый? Игрушка, которой она споет колдовским русалочьим голосом: «Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка это флаг корабля…»  Уже побежденная, уже завоеванная и окольцованная, его жена, но как солнечный свет ускользающая из пальцев, ни разу, так ни разу и не сказавшая, что любит его…
         - Я люблю тебя, Саша, - раздался вдруг голос рядом. Голос глухой и надтреснутый, но такой родной и любимый.  – Я безумно тебя люблю! Будешь вставать, поцелуй меня!
         - Спасибо, Ларочка, - прошептал он, сразу проснувшись. – Спасибо, родная! 
         Он прижался губами к ее плечу и замер, боясь смахнуть щекотную слезинку. Рано, ей надо еще поспать, Ларочка поздно ложится.  Потом тихонечко встал, оделся, попил горячего чаю и пошел за молоком. Бочку привозили во двор уже в шесть утра. 
         Утренний город, сонный, равнодушный, бесцветный, продымленный заводскими трубами, припорошенный шахтной пылью, бахвалящийся дорогими витринами и блестящими пулями машин, заискивающий перед богатыми, искушающий молодость и презирающий старость, тонул в тумане сырости и смога. Но он показался Саше волшебным.
         - Вот наступит лето, куплю ей золотистые туфельки, она хотела, и приглашу  в кафе, - подумал он счастливо. – И подарю ей сирень, нет, лучше ландыши…
         Тогда, в дни их юности, ландышей было много, и никто не думал заносить их в Красную Книгу. Жизнь представилась ему долгой и прекрасной, а горькая мысль о внезапности смерти, в последние годы тайно отравлявшая существование, напрочь забылась. Он не видел, как напротив их спальни, над верхними ветками дерева, где болтался грязный, прицепленный ветром полиэтиленовый пакет, завис прозрачный силуэт Амура. Шалун смеялся и заглядывал в окна (а классно он пристроил последнюю стрелу!) и его кудрявое лукавое личико удивительным образом напоминало Ларочку. 

Марина КОРЕЦ

НАПИСАТЬ АВТОРУ: jasik@skif.net

Опубликовано в женском журнале WWWoman - http://www.newwoman.ru  27 января 2006 года

Главная страница рубрики "Современная проза"
Главная страница журнала

"Наброски" - www.nabroski.com.ua - увлекательное женское чтение о любви
(редактор интернет-журнала и автор проекта "Наброски" - Татьяна Заровная, соредактор - Марина Корец)