02.06.05
Наши голоса рвались ввысь, грозили пересечь границы "прайвеси" и достичь ушей соседей. Правда, соседи-индейцы не в состоянии оценить всю глубину и интеллектуальность нашей беседы. Да и русские бы не поверили, что в Америке в конце 20 столетия бывшие советские подданные, а ныне две госпожи и один господин так кипятятся, обсуждая поведение и характер... Анны Карениной. Всё смешалось за нашим столиком. Майкл возмущённо кричал: - Ну как, как она могла бросить сына? Она же мать! Он выхватил из моих рук чашку и сделал судорожный глоток. Лика, поправляя очки, строго чеканила: - Отец имеет такие же права на воспитание ребёнка! Я пропищала: - Пойми ты, она же не любила Каренина! Это же её трагедия! - Но он же её муж! - цеплялся за эфемерные узы закона Майкл. - Ах, Майкл, - сказала Лика. - Какой ты правильный! Должна, не должна... Она полюбила! - и залпом опустошила коньячную стопку. Я не могла рассудить спорящих, так как из незрелых школьных впечатлений вынесла только неприязнь к Вронскому - источнику гибели Анны, которую мне было безумно жаль... - Она должна, должна была терпеть мужа ради сына! - продолжал осуждать всех неверных жён Майкл. - Она имеет своё право на счастье, она же человек, - отстаивала Анну Лика. - А потом, она ведь искренне хотела забрать сына... Я отпивала попеременно то вино из Ликиного бокала, то коньяк из рюмки Майкла, сохраняя при этом невозмутимость. Придя домой, я немедленно начала рыться в книжном шкафу. С верхней полки, обдав меня клубами пыли, низвергся водопад книг. Дом содрогнулся от удара. Я расчихалась, а с дивана вскочил дремавший там муж. "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему", - прочла я первую фразу и забыла обо всём на свете. Утром за завтраком я читала, установив книгу напротив себя на самодельном пюпитре. Провожая супруга на работу, я рассеянно поцеловала его в щеку. - Оставь в покое Анну, - посоветовал он. - У тебя завтра интервью, ты бы лучше готовилась! - Хорошо, - машинально произнесла я, закрывая дверь. И немедленно возлегла на диван, водрузив ноги на гору подушек. Действительность врывалась в мир кружевных платочков и человеческих страстей назойливыми трелями телефона и зубоврачебным дребезжанием машины для стрижки травы. Отключив телефон, закрыв окно и заткнув пальцами уши, я устроилась на ковре. Возвращения мужа я почти не заметила. Обиженный, он напрасно пытался привлечь к себе моё внимание. Я спешила добраться до трагической развязки, понять степень отчаяния героини, оценить её избранника. Утром, собираясь в госпиталь на интервью, я не имела ни малейшего представления, о чём меня будут спрашивать. Меня занимало одно - как бы не выглядеть слишком нарядной. С трудом выудив из разноцветного тряпья чёрные брюки, белую блузку и серый пиджак с чёрными манжетами, я облачилась и, глянув на себя в зеркало, невольно отметила: - Да, для помощницы медсестры выгляжу слишком хорошо... По дороге в госпиталь, в автобусе и в метро, я продолжала штудировать историю любви и гибели Анны. Принятая в госпитале по всем правилам американского этикета, я была оставлена в кабинете наедине с толстой книжкой и чистым листом бумаги. Старшая медсестра, заметив тревожную искру в моих глазах, успокаивающе заметила: - Я думаю, миссис Лана, что вам не о чём беспокоиться. Ведь вы в России работали медсестрой в госпитале, не так ли? А это - вопросы для помощницы медсестры, и я не сомневаюсь, что вам не составит труда ответить на них. Она ослепительно улыбнулась и вышла, плотно закрыв за собой дверь. "Да, медсестрой, - сердито подумала я. - Чего только не наврёшь, чтобы получить здесь работу." Открыв книжку с шестьюдесятью вопросами, я покрылась холодной испариной. Вглядываясь в разбегающиеся строчки на английском и тщетно пытаясь уловить их смысл, я одновременно размышляла - "А Вронский совсем не негодяй, ведь он не бросил Анну, он бежал с нею..." Ответив на вопрос, следует ли уговаривать закапризничавшую старушку принять лекарство, либо лучше послать за доктором, я продолжала думать - "Анна слишком его любила, она зациклилась на нём одном, она его ревновала..." Вопросы тянули меня в мир лекарств, строптивых больных, в мир диет, смертей и страданий, а я невольно сопоставляла - "А что, если бы Анна, а что, если бы Вронский..." Я даже набросала профиль Анны с заколотыми на макушке волосами и профиль Вронского с прямым носом и закрученным кверху усом, причём на том месте, где нужно было ответить на вопрос, как следует распоряжаться трубочкой катетера... Рассеянно пометив, что трубочку нужно поднимать повыше, я пришла к выводу - "Да, несомненно, Анна стала его раздражать. Нельзя слишком любить мужчину." Суть следующих десяти вопросов я не поняла совершенно и наугад пометила номера предполагаемо правильных ответов... Потом я стала вспоминать, какого же возраста была Анна - 28, 30? И старше ли был Вронский, а если да, то насколько?
Я старательно воспроизводила в памяти текст, но в это время вошла моя возможная
начальница и забрала листок с ответами, так как время истекло... Она повела
меня к выходу. По дороге мы мило беседовали о моей работе медсестрой в
России. На стратегический вопрос, что я там делала, я уклончиво сообщила:
Лана Райберг. Нью-Йорк. Рисунок Ланы Райберг Опубликовано в женском журнале WWWoman - http://www.newwoman.ru 01 июня 2005 года Все рассказы Ланы Райберг, опубликованные на данный момент в
женском журнале "WWWoman":
НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ ЖЕНСКОГО ЖУРНАЛА WWWoman |
|
|