Татьяна Лауринайтене. Корчеватель. Рассказ

Гарри позвонил рано утром, привычки учитывать разницу во времени между Питером и Нью-Йорком у него не было никогда.
- Татьяна, Хай! Надеюсь, не разбудил! У меня есть к тебе шикарное предложение! Тут мне попалась одна вещица, от Гуччи, мы с Ричем посоветовались, и купили тебе ее. Вчера с оказией отправили тебе в Питер, так что номер рейса я тебе сейчас продиктую, он летит через этот… ну, как его… ну, в общем, какая разница, записывай, когда встречать, на табличке напишешь Рой Смит, он тебе понравится, у него заберешь.
- Хорошенькое предложение! Как я понимаю, ты решил откупиться?! И что - она, эта вещица, тянет на три зеленых тысячи?
- Она тянет на пять зеленых тысяч! Ну, это же лучше, чем ничего, продажи сейчас неактивные, все на островах, а туда с собой не книжки берут, ты же понимаешь… ну, что тебе сезона что ли дожидаться? Это же вы русские придумали "дорога ложка к обеду".
- Гарри! Остановись! Ответь - я могу отказаться?
- Ка-не-ч-но можешь… гипотетически… самолет улетел! А презент, он как раз именно в этом самолете! Так, значит, уже сегодня ты его встретишь в своем любимом Пулково в 12-30 пополудня!
- Пополудни! Гарри, ну, зачем ты говоришь так много лишних слов?!
- Правильно! По-по-луд-ни! Так мы в расчете?! Целую! Ты прелесть! Я знал, с тобой можно иметь дело! Бай!
- И с тобой, Гарри, особенно с тобой… - ответила я коротким гудкам.
На часах было 5-30, сон как рукой сняло, ну, вот, теперь весь день буду ходить, как вареная… выходной удался… не сон, так презент… хотя… Гарри такой жук, чтобы он выслал что-то дороже булавки… так рассчитывала на эти деньги… да еще в Пулково ехать… да еще пробки… удался выходной…

Самолет прилетел вовремя. Рой Смит оказался маленьким, толстым, но очень милым. Суетливо раскрыв большой пакет, он извлек из него красную картонную коробку, изящно перетянутую золотистой лентой.
- Вот, - он торжественно подал мне ее на вытянутых руках, - ваши друзья сказали мне, что у вас день рождения… они вас очень любят, - он широко улыбался, всем своим видом дополняя подарок.
- Спасибо, я так рада, Вы так добры, большое спасибо!
Этикет был исполнен, и Рой Смит быстро засеменил короткими, толстыми ножками к выходу, таща за собой на длинной ручке большой клетчатый чемодан на колесиках, с нагроможденными на него пакетами.
Я посмотрела на электронное цифровое табло, где ярко-красным светом горело: 05:11:2002 14:10, - до моего дня рождения оставалось ровно четыре месяца.
"Какой своевременный подарок, надо будет как-нибудь на досуге рассказать Гарри, что кроме «"дорогой к обеду ложки" мы, русские, еще не дарим заранее подарков ко дню рождения», а уж, тем более, не заменяем ими законные гонорары!" - уныло подумала я и пошла к машине вскрывать презент.

В коробке действительно оказалась "вещица"! Это было прекрасное платье!
Но, - во-первых, красное, а во-вторых, размера на четыре больше моего. И эти два обстоятельства напрочь лишали меня возможности употребить презент по назначению, к тому же я не нашла ни одного лэйбла, ни одной бирки, подтверждающей его принадлежность к Гуччи. Очевидно Гарри, как "профессионал", сделал это на глазок. Хотя размер вещицы должен был его навести на кое-какие размышления, чтобы Гуччи шил таким роскошным дамам… это вряд ли…
Надежда на отсутствие пробок не оправдалась, и по дороге домой я все перебирала и перебирала в памяти подруг, родственниц, приятельниц, хороших знакомых и малознакомых, с надеждой припомнить ту, единственную, а может, и нет, кому можно было предложить презент за гуманные деньги. О том, что он уйдет по озвученной мне цене не могло быть и речи, на дворе - двадцать первый век, и в России тоже. Конечно, в Питере "Гуччи" можно купить и на Опрашке, но это будет еще тот "Гуччи".
…Так… значит - цвет и размер! Ну, если с цветом - это как посмотреть - дело вкуса, брюнетке так очень пойдет, то вот с размером - тут проблема... Конечно, время, когда было модно иметь вес тела максимально приближенным к весу скелета, слава Богу, кануло в лету, и все же лучший подарок подруге, традиционно, и по сей день, это - абонемент в фитнес клуб.
Итак, размер 50-52… Кто же, кто же… Точно! Люба! Наконец-то! Ну, конечно же, Люба! Во-первых, она брюнетка, во-вторых, ее муж любит пышные формы и фитнес у них в семье под запретом. Так, сотовый не знаю, буду звонить из дома. Я в нетерпении нажала на клаксон, совершенно не ожидая, что в пробке это возымеет действие, но ничего не сделать в эту минуту было выше моих сил.

Трубку сняла Люба.
- Привет, дорогая, - я попыталась вложить в интонацию всю "радость" от полученного презента.
- Ой, сколько лет сколько зим! Привет! - судя по тону, Люба пребывала в прекрасном расположении духа, что, впрочем, было ее естественным состоянием. Но, как говорила о ней одна наша общая знакомая: "Если бы я могла себе позволить есть, что захочу, и когда захочу, я бы тоже пела от счастья как канарейка".
- Слушай, Люба, тут такое дело… Гарри…
- Приехал?! - с надеждой перебила меня Люба.
- Увы, - приедет он только в июне, а сейчас он прислал презент, платье, говорит, что от "Гуччи", но здесь - я бы, на его месте, так смело не ошибалась.
- Ой, мужчины, ну, что они в этом понимают!
- Ну, не скажи, некоторые в этом так понимают, что…
- Да, ладно! А оно красивое?
- Очень! И цвет - просто восторг! А размер - только на тебя...
- Сколько?
- Он сказал три тысячи, - закончить я не успела, в трубке послышалось, - уже еду, - и пошли короткие гудки.
Убедившись, что запас в холодильнике не омрачит Любин визит, я решила, что время вздремнуть часок, другой у меня есть. И к моменту, когда раздался звонок домофона, я уже была в относительно ровном расположении духа, и, с готовностью провести презентацию Нью-Йоркского презента, улыбаясь, открыла дверь.
Люба была верна себе, она вошла - и вся атмосфера дома наполнилась осязаемым ощущением радости, здоровья, несокрушимого оптимизма и радушного благорасположения.
- Вот! - она бодро потащила на кухню пакеты, - я тут кое-что захватила, перекусим и слегка позволим себе.
Водрузив пакеты на стол, она развернулась ко мне и лихо щелкнула себя по шее.
- Перекусить без проблем, а насчет "позволим" это не сегодня, мне еще вечером нужно съездить в два места.
- Завтра съездишь, или на метре! Не барыня!
- На метро, - спокойно уточнила я, опустошая пакеты, - куда столько? "Я к вам пришел навеки поселиться?"
- Отстань! Да что там есть?! Где платье?!!!
Это была судьба! Платье специально прилетело из-за океана, чтобы найти ту, единственную, для кого оно было сшито. И, судя по результату, я даже подумала: "А вдруг и на самом деле "Гуччи", просто бирка потерялась"?
- Ну, как? - Люба восторженно крутилась у зеркала, придерживая подол платья.
- Люба! Да ты просто красавица, твой Леня будет в восторге!
- Здорово! Я в нем останусь! Ну, ты посмотри какая прелесть, ну, могут же делать… Ну, ты посмотри - и размер, и цвет… ну, как на заказ… Ты говоришь - три? Сейчас, - она выпорхнула в коридор, мгновенно вернулась с сумочкой, и через секунду, спешно выложив передо мной три тысячи рублей, снова упорхнула к зеркалу.
- Люба, это за остаток от гонорара… - начала, было, я.
- Спасибо, дорогая! - Люба рванула ко мне с лобзаниями. Сделка состоялась!
Я пошла, готовить закуску разумно решив, что "позволить себе" сейчас будет нелишним, не обмыть столь "блестяще" проведенную сделку, было бы кощунством! Вырученных денег мне не хватило бы даже на "Гуччи" с Опрашки. Вот и не верь после этого в традицию не принимать подарки заранее…
Я еще какое-то время порассуждала о народной мудрости, проверенной веками, заодно решая, как накрыть стол, чтобы это было и обильно и ненадолго. Потому как непрестанный Любин оптимизм частенько входил в резонанс с моим, обычно ровным, и привычным состоянием питерской меланхолии.
Открыв вино, и втиснув бутылку между тарелками, я покатила столик в комнату, откуда до сих пор слышались повизгивающие звуки восторга, ликующей Любы.
"Да… как мало человеку надо, для ощущения полного счастья" - подумала я останавливаясь в приятном удивлении. Люба сидела в глубоком кресле, раскинув подол платья на подлокотниках и картинно положив на них красивые, загорелые руки с узкими запястьями. Глубокий треугольный вырез, образованный драпированными, заходящими друг на друга полочками, открывал безупречную грудь, такого же ровного загара и идеальной кожи. Красный цвет был не только уместен, он был необходим как фон, этой прекрасной женщине. Видение было почти завораживающим, мгновенно уничтожив горечь от утраченного гонорарного хвостика.
- Люба… - я в восторге покачала головой, - нет слов… ты такая красивая, я даже не думала, что ты настолько красивая, искренне говорю, поверь…
- Ой, да ладно… - Люба светилась в улыбке, - а давай свечи зажжем?!
- Зажигай! Как тебе откажешь? Сегодня твой день!
И уже через минуту мы сидели в креслах перед закусками, и в освященном полумраке комнаты, разливали по высоким бокалам красное вино, под звуки великого Моцарта. Магия красоты и возвышенной музыки наполняла пространство и задавала тон предстоящей беседе. Люба затихла, и даже слегка погрустнела, оставив на лице только намек на улыбку, и только добавив этим себе очарования.
- Люба, - снова не удержалась я, - какая же ты красивая…
- Красивая… - грустно кивнула Люба, - но вот мама моя… она была красавица.
У нее тоже было красное платье, только бархатное, она носила его с большой
брошкой. В нем мы ее и похоронили... Очень была красивая… с нее картины
писали…
- А сколько ей было, когда она умерла?
- 84 года, но она и в старости была хороша, да… сколько на ее долю выпало.
Она же чуть не умерла во время войны, в эвакуации, под Рязанью…
- А что случилось? - я впервые видела Любу в состоянии грустной задумчивости, что постепенно меняло мое к ней отношение, "наверное, я просто не люблю хохотушек" - неожиданно поняла я для себя, «должна быть в женщине загадка, а когда всё на виду - это ее как-то упрощает, а то, что не нужно разгадывать - быстро наскучивает»…
- Что случилось? Война же тогда случилась, нас эвакуировали, а там мы перебрались к бабушке в деревню. Мама, я и братик младший Коля, вот там мама и заболела… рак печени у нее был…
- Рак печени? Во время войны?! Как же она выжила?!
- Чудом! Я это и сама помню, и мама потом рассказывала подробности, - чудо, ее спасло чудо.
- Расскажи, пожалуйста, расскажи…
- А я не расстрою тебя? Такой хороший вечер…
- Не расстроишь. Чудеса - это как раз мой профиль, - пошутила я, чтобы слегка ее успокоить.
- Ну, если ты так хочешь… Мама заболела неожиданно, хотя у нее была одна особенность: перед любой бедой, ну, перед ее приближением, она начинала глубоко вздыхать, как будто ей воздуха не хватало. Мы этого всегда боялись, и она сама тоже. Если начинала глубоко вздыхать, все - жди беды. А это война, все на фронте… сама понимаешь, каково ей было. Она говорила, что даже чувствовала себя виноватой, как будто накликивала несчастье. И я думаю, может она начала это сдерживать внутри себя, пытаться не вздыхать, а то уже в деревне как примета пошла: "Мария завздыхала, значит ждите похоронку!" - вот это в ней и развилось в болезнь, хотя, кто знает точно… Но заболела она резко, в один день ей стало плохо, а потом все хуже и хуже, да так, что через две недели и не вставала уже. Бабушка плачет, отец на фронте, вернется или нет - неизвестно, мы маленькие, что делать, никто не знал, а маме все хуже, уже и есть перестала. Доктор из города приезжал, долго осматривал, и сказал, что такой увеличенной печени, он никогда не видел, что это по всем признакам – рак, и больше месяца она не протянет. Бабушка потихоньку начала готовить смертное, ну, рубашку там, тапки, чулки новые…
Но однажды, мы все были в доме, открывается дверь и заходит старушка. В телогрейке, сапогах, вещмешок за спиной, шаль на голове, как сейчас помню, коричневая в клетку. Зашла и говорит бабушке: "Дай мне, ради Христа, хлебушка, радость моя". А бабушка отвечает: "Да, какая я уж радость, одна беда кругом, ты проходи, поешь с нами, мы как раз обедать наладились… А хлеба я тебе сейчас соберу" Старушка прошла, села на лавку и спрашивает: "А что ж за беда у тебя, радость моя?"
- Да дочка у меня помирает, двоих детей сиротами оставляет, и от отца их ни весточки, жив ли, нет ли - не ведаю…
- А где же дочка-то, в больнице?
- Да вон за занавеской лежит, уж и не встает и не ест, только воду и принимает, и церкви у нас в деревне нет, хоть помолиться бы, - бабушка тихо заплакала…
- Не плачь, радость моя, она сама помолится… - старушка встала и пошла за
занавеску, затем вышла из-за нее, отодвинула ее в сторону и понесла к кровати две табуретки. Одну поставила в изголовье мамы, на другую села сама, сложила руки на коленях и молча стала на маму смотреть. Мы все сидим по лавкам, открыв рты, а она вдруг говорит: "Корни большие выросли, надо Корчевателя звать".
- Кого позвать? - бабушка подошла поближе.
- Не тебе надо звать, а ей, - старушка указала на маму, - болезнь корни пустила большие, а болезнь от дьявола, не Бог ее насадил. Но Бог сказал: "Всякое дерево, что не Я насадил, искоренится!" Значит, радость моя, надо Ангела звать, корчевателя, пусть он болезнь вырвет!"
- А как же звать-то, милая?! Мы и не знаем…
- Вы не знаете, а Бог знает… Вот вам, радость моя, спички, - она достала из своего вещмешка спичечный коробок. Здесь сорок спичек. Ты, радость моя, она наклонилась к маме, утром высыпай спички из коробка, а затем бери одну, читай молитву "Отче наш" и клади в коробок, затем бери следующую, читай молитву "Отче наш" и клади в коробок, и так все сорок спичек, пока коробок не соберешь, а следующим утром опять высыпай и снова читай и собирай спички-то в коробок, а делать так тебе нужно сорок дней, радость моя. Сорок дней дочитаешь, выдюжишь, Ангел и придет, болезнь за это время ослабнет, он ее и вырвет. Поживешь еще, радость моя, на этом свете, поживешь…
Она подняла с пола свой вещмешок, подошла к столу, взяла горбушку хлеба и ушла ни слова больше не сказала. Бабушка ей вслед еще говорит: "Что ж ты горбушку-то берешь, я тебе вон, целый каравай приготовила", а она - ни слова в ответ.
Мама сорок дней читала молитвы по сорок раз, и приснился ей в последний день сон, как будто она сама выкорчевала большущий пень, а на утро она встала… А старушку ту в деревне никто кроме нас и не видел, бабушка потом спрашивала по дворам, думала, может она у кого остановилась, но нет, никто ее больше не видел…
- Чудо… - я смотрела на блики свечей в кроваво красных отблесках бокалов, к которым мы так и не притронулись. Не есть, не пить уже не хотелось.
"Спасибо, Гарри, за полностью оплаченный гонорар…" - подумала я, "Ну, кто бы знал, что у Любы есть такая история обыкновенного чуда…
- И знаешь, - продолжила Люба, - я ведь и сама так делала, когда у меня Леня в реанимации после аварии лежал, сорок дней молилась. Врачи потом сказали: "Чудом выкарабкался!"
- А он у тебя был в реанимации? Когда? Ты не говорила…
- А зачем? Что людей расстраивать… Что они могут, только посочувствовать… Я решила Корчевателя позвать… - Люба звонко рассмеялась, - слушай, я поеду, хочу Лёнечке платье быстрее показать, я уж сказала, что тебе его Гарри из Нью-Йорка передал, так он говорит: "Ну, значит вещь, Гарри - человек достойный, что попало, не вышлет!"
И уже у самой двери, прощаясь, Люба вдруг сказала: "А может ты как-нибудь напишешь об этом, вдруг у кого беда, а он и не знает, что делать… ведь столько беды кругом…"
- Как-нибудь напишу, - пообещала я.
Сказано в Писании: "Время всякой вещи не земле…", - значит, и этой истории время пришло…

Татьяна Лауринайтене (Санкт-Петербург)

2008-11-20

Далее:

Татьяна Лауринайтене. "Посох черного монаха". Рассказ

Татьяна Лауринайтене: "Ни гвоздя, ни жезла". Рассказ

Предыдущие публикации: 

Татьяна Лауринайтене. "Ангел Троицкий". Рассказ

Татьяна Лауринайтене: Ошибка колдуна. Рассказ 

Татьяна Лауринайтене (Санкт-Петербург): Интересная история для журнала Ольги Таевской - про то, как канадский певец Брайан Адамс открыл мне тайное имя Аллаха

Публикация на другом сайте (woman.ru):
Татьяна Лауринайтене. Северное сияние