Татьяна Лауринайтене

В тот день с утра ничего не предвещало такой знаменательной встречи, - как всегда моросил питерский мелкий дождь, как всегда мысли вязли в сонной трясине рабочих будней. Сама работа каких-то особых усилий не требовала, все шло по накатанной и во всей атмосфере плавно витало слово «штиль».

Ощущение холода и покоя добавляло отсутствие дневного света, так как все окна офиса еще с начала зимы со стороны улицы были завешены плакатом, призывавшим готовиться к грядущему юбилею города. Оставалось одно – смотреть на дверь! Во-первых, потому что в ней было стекло, во-вторых, потому что она выходила на лестничный пролет со свободным окном, пропускавшим внутрь все оттенки северной погоды.

Вдруг на лестнице заколыхались тени от движущейся снизу фигуры, освященной светом первого этажа, и в стекле дверного проема, как в раме, появилась дородная дама, в черных одеждах с оборками и рюшами, тяжело поднимавшаяся вверх по ступеням, и напоминавшая театральный персонаж прошлого века.

Открыв дверь, и немного постояв, опираясь на ее ручку, дама вошла в помещение, и требовательно посмотрела по сторонам.

- Пожалуйте присесть, - неожиданно для себя, на чеховский манер, предложила я, подвигая ей навстречу стул.

- Благодарю, милая, - шумно дыша, ответила она мне.

И я улыбнулась в душе этому предстоящему, явно манерному, общению.

- Не хотите ли кофею откушать? – в моем голосе проступили нотки подобострастия.

Дама достала из сумочки большой кружевной платок и степенно вытерла красивые губы, затем, не спеша, оглядевшись по сторонам, соблаговолила ответить: «Нет, милая, я бы выпила чаю с корицей, да ведь нет у тебя…».

На мое счастье - и чай, и корица - у меня были, так как единственное, что помогало мне переживать свинцовую питерскую непогоду, это кофе с корицей, создавшие настроение «кафе», чай же я держала для посетителей. И уже через пару минут благоухающий напиток в широкой белой чашке был подан даме, удобно расположившейся на мягком стуле, практически скрытом ее обширной юбкой.

Какое-то время мы, молча, сидели друг против друга. Дама прихлебывала чай, грея о чашку замерзшие пальцы, а я любовалась остатками былой красоты этой матроны, ликуя в душе от представшего передо мной в серости дня видения, не в силах скрыть улыбку, и не спешила узнавать цель ее визита.

Наконец чай был выпит.

- Ну, что милая, рада ты мне? Вижу, что рада… Да и как мне не радоваться, я же Божья собственность.

- Вы ангел? - слегка усмехнувшись, шутливо спросила я.

- Я - человек! – строго ответила дама, - но какой человек?!

- Какой? – продолжая улыбаться, поинтересовалась я.

- Божий! – безапелляционно заявила дама.

- Божий? – уточнила я.

- Божий! – еще раз подтвердила дама.

Мы вопросительно посмотрели друг на друга: я - с ожиданием разъяснения визита «Божьего человека» в наш убогий офис, она - с ожиданием на это чудо достойной реакции. Моя же ее скорее не удовлетворила, и она раздосадовано махнула в мою сторону платком.

- Да, что ж ты, милая, Божьих людей не видела?! – громким шепотом проговорила она, наклонясь ко мне, но глядя почему-то в сторону.

Не зная как реагировать, чтобы еще больше не огорчить гостью, я только развела руками. Взгляд дамы стал жалостливым, и она, посмотрев на меня с участием и немного подумав, решила: «Ладно, расскажу, завари-ка мне еще чайку, корица хороша для сосудов, ни одна болячка не привяжется - когда кровь хорошо по телу бежит…»

- Так вот, милая, была я певицей оперной, меццо-сопрано, по миру поездила, людей повидала…много людей-то на свете… не счесть, а кто чей - и не сразу узнаешь. Мне вот повезло, я знаю, что я Божья собственность, легко жизнь прожила, для одних благоухание в жизнь, а другим в смерть. Вот я зашла и вижу – ты улыбаешься мне, значит ты наша, а ведь бывает, и неприветливо встречают, глаза прячут, юлят, вот и видно, кто в такой душе живет.

- А Вы, простите, откуда о своей принадлежности знаете, у вас что, в метрике записано? - не удержалась от вопроса я.

- Нет, милая, в метрике не записано, а жизнь дописала, когда я еще ребенком была, лет шесть мне тогда было, жила я в деревне у деда моего Степана Егорыча. Красивая была, косы длинные, пшеничного цвета, глаза синие, все любовались, ты не смотри на меня сейчас, тогда бы, да в молодости увидела, вот где было, что посмотреть… да и пела я так, что плакали люди. Так вот… появился у нас в деревне старый колдун, не сразу, вначале в окошках заброшенного дома на окраине, по ночам свет стал появляться, но не как от свечи, а как бы туман, мужики в ночное лошадей гоняли и рассказывали… А потом уж и он сам из того дома к людям вышел. Сначала свадьбу остановил соломинкой, вышел перед самым свадебным кортежем, бросил на землю соломинку, лошади как вкопанные стали, хрипят, землю копытами роют и не с места. Денег потребовал от жениха, тот еле откупился, а он соломинку поднял, по земле рукой поводил, пошептал что-то, и пошли лошади…

- А как же это возможно? – тихо спросила я.

- Не знаю, милая, я дел тьмы доподлинно не знаю, правда, мой дед его не боялся, и говорил, что он в эту соломинку волчьего жира набивал, вот лошади и не шли. Так вот… стал этот колдун в деревне промышлять, лошадей лечил, а людей портил, боялись его люди, сторонились, да и он в друзья не набивался, но, в общем, прижился в деревне, а однажды и к нам пришел с разговором, меня просить у деда пришел.

«Отдай мне ее, - говорит, - я ее всему научу, она тебя богатым сделает!» И дед отдал, потом рассказывал, что как в тумане был, но отдал. Рано, на заре - повел меня колдун на речку, поставил у самой воды на бережке и стал свои колдовские молитвы читать, долго читал, а потом достал из холщового мешка икону Божьей Матери с младенцем, положил ее в воду и говорит:

«Наступи на нее ножками…» А я гляжу, водица по ней бежит, и ротик у нее как бы открывается, только представила, что стану на нее, так и сознание потеряла. Пришла в себя, лежу в своей избе на лавке, а колдун говорит деду: «Забирай назад, Бог ее не отдает, уж если кто в Его руке – не вырвешь…» И ушел. Вот так, милая, дед родной отдал, а Бог не отдал! Его я собственность…Божья…

Она еще немного посидела, захваченная воспоминаниями, перебирая в пальцах свой кружевной платок, и безучастно глядя в пол, но вдруг, встрепенувшись, внимательно посмотрела мне в глаза: «Впервые в жизни, милая, я это рассказала, что-то в тебе есть, раз Бог разрешил тебе это узнать…»

Она тяжело поднялась и направилась к выходу. Я смотрела, как она медленно спускается по ступеням, так и не узнав, зачем она приходила… И мне подумалось: наверное такие встречи нужны, чтобы истории из жизни Божьих людей не уходили безвестно с ними с этой земли, они должны свидетельствовать живущим о верности Того, Кто сказал: «…никто не исхит вас из руки моей…» 

ДАЛЕЕ: 

Татьяна Лауринайтене. "Ангел Троицкий". Рассказ

Татьяна Лауринайтене. "Корчеватель". Рассказ 

Предыдущие публикации: 

Татьяна Лауринайтене (Санкт-Петербург): Интересная история для журнала Ольги Таевской - про то, Как канадский певец Брайан Адамс открыл мне тайное имя Аллаха

Публикация на другом сайте (woman.ru):
Татьяна Лауринайтене. Северное сияние