Лица в моих зеркалах
Женский роман для думающих (о женщинах) мужчин. Все имена и события вымышлены. Красота и очарование главной героини реальны.
Светлой памяти неугомонной Иоанны Хмелевской посвящается
Том 1. Пшонка и кружевной зонтик -
опасно для жизни! Глава 2
ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА
Глава 2
Как и многие школы в нашем регионе, наша занимает огромное пространство с футбольно-волейбольными и теннисными полями, бассейном, парковкой для машин, парком и маленьким озером при нем. На озеро мы, учителя, ходим редко - уж слишком призывно блестит водяная гладь; того и гляди не выдержишь испытания и бросишься на дно, подальше от мирской суеты. Курить в окрестностях школы запрещено, и за десять лет курящие учителя практически исчезли из коллективов. Ученики втихаря покуривают, опасливо пряча окурки - можно схлопотать до трех дней запрета посещать школу!
Впервые об этом австралийском парадоксе я узнала от дочки-ученицы: за маленькие провинности учеников оставляют на половину долгого (40 минут) обеденного перерыва сидеть с учителем в специальной классной комнате; за серьезные проступки запрещают посещать школу од одного до десяти дней. Как правило, такого долгого отлучения от школы никто (ни ученик, ни его обезумевшие от сидения с ним дома родители) не выдерживают; ученик пишет слезные петиции с просьбой впустить его обратно в родные пенаты; родители приносят эти писульки в школу и тоже плачут, рассказывая об ужасах круглосуточного пребывания с любимым дитем. Школа входит в положение родителей и разрешает возвращение в класс. Возвращение изгнанного - это всегда сцены со слезами, объятиями, соплями и обещаниями...
Как ни странно, запрет на посещение школы и сейчас - одно из самых действенных средств борьбы за дисциплину.
Поэтому окурков у озера я не увидела, курить сама давно отучилась, оставалось только думать... Думать о Луизе Пшонке - гречанке с польской фамилией, которая вошла в мою жизнь два года назад, и уселась в ней с ногами. Я только начинаю осознавать этот факт дискомфорта от тесного присутствия Луизы, и первые интуитивные мысли беспокоят своей неумолимой очевидностью: Луиза несет в себе проблемы, которые гораздо глубже, чем я предполагала. Ее поведение из наивно-девичьего превращается в маниакально-наступательное и становится источником дискомфорта для окружающих. Почему? Ведь она - такая милая, такая несчастная, с такой тяжелой судьбой... Отдельные моменты несчастной судьбы Луизы вертятся у меня перед глазами и вдруг складываются в болезненную и устрашающую картину. У меня перехватывает дыхание... Почему я раньше этого не видела? Почему я не поняла трагической предрешенности ее ситуации? Почему я считала, что у нее есть шанс выйти из неминуемого?
Я вглядываюсь в зеркало озера и вижу свою первое знакомство с Луизой...
Два года назад меня пригласили на работу в необычный колледж, где учителя сидят сами по себе в кабинетах, а учеников не видно и не слышно, и только лишь их письменные работы ложатся на учительский стол для проверки. Эта мечта каждого педагога - Колледж Виртуального Обучения (Study On-Line) - обслуживал все семейства штата, живущие в малюсеньких поселочках из двух-трех домов, затерянных в горах. Добираться в школы оттуда тяжело, и поэтому все желающие могут получать Образование на Расстоянии (Distance Education). Таких желающих много - и дети, и родители, которым нужно показать хоть какую-то форму занятости в виде учебы для получения социального финансирования.
Как каждая мечта, эта работа упала на меня внезапно, благодаря редкому по нынешним условиям сочетанию моих профессиональных обязанностей: школьный психолог - учитель английского. "Раз психолог, значит и социолог, а там и до истории с географией недалеко" - такой ход мыслей моего руководства в Департаменте обеспечивал мне постоянный приток контрактов. А в моем положении одинокой разведенки с ребенком это было главное. Обилие контрактов позволяло право выбора, и я выбирала центральные районы города. Положение одинокой разведенки хорошо само по себе пьянящим чувством свободы; ребенок радовал, наши таксы-торопыги держали меня в спортивной форме, контракты усиливали градус опьянения финансовыми подпитками... Вот в состоянии такой пьянящей эйфории я и услышала впервые имя Миссис Пшонки. Оно не забило набатом, а тихой музыкой пролилось мне на слух.
- Пшонка? Полячка? Чешка? Украинка?
- Нет, - ответил мой босс, впервые подводя меня к двери кабинета, - она вообще-то гречанка, но... Ну, вы увидите! - он торопливо улыбнулся и скрылся в служебном коридоре. Я вошла в приоткрытую для меня дверь и улыбнулась одиноко сидящей женщине моих лет. Мое первое впечатление от нее - "все черное... Почему так много черного?"
Черное балахонистое одеяние, черные туфли и чулки, шапка черных длинных кудрей, и под ней - два огромных черных глаза и слегка крючковатый нос. Длинные черные рукава, как две узкоголовые змеи - крест-накрест притаились на столе рядом с двумя большими фотографиями детей в черных рамках.
Я застыла от этого непривычного изобилия мрачных оттенков в огромной светлой комнате, как вдруг, все черные штрихи мгновенно разбились в сверкающие осколки от широкой улыбки незнакомки. Кудри подпрыгнули веселыми мячиками вверх, змеи рук сверкнули серебром на пальцах, горбатый нос стал курносым пятачком, глаза заблестели черными сливами.
- Добрый день, меня зовут Луиза Пшенка, мы будем работать вместе.
Когда Луиза улыбается, темное облако за ее плечами исчезает, оставляя собеседника один на один с этой солнечной женщиной. Я никогда еще не наблюдала такой резкой перемены внешнего образа собеседника, и потому так же взмахнула локонами, отряхивая первые впечатления, и протянула ей руку.
Моя рука задержалась в ее - минуты на три, и я постепенно начала ощущать дискомфорт от продолжительного монолога первого знакомства. Держа меня за руку и не отводя от меня огромных глаз, Луиза тут же уточнила, что она гречанка, ее родители после войны переехали в Австралию, она была замужем за поляком - отсюда и польская фамилия, но сейчас она в разводе, и ее двое детей...
Едва она перевела дыхание и взглянула на фотографии в черных рамках, я высвободила руку и осторожно спросила: "Дети..?"
- Они остались жить с отцом в Брисбане, а я вернулась сюда, в свой родной город.
Луизин город звенел гордо - за себя и за красивых детей, а я пыталась вернуть на место свою медленно сползающую улыбку.
Мать, оставившая своих детей жить с отцом и счастливо переехавшая подальше - такая знакомая ситуация, становящаяся в Австралии повседневным явлением! Устав от непрерывных деторождений и домашнего хозяйства, женщина вдруг решает, что она еще не знает, кто она такая. Собрав дорожную сумку и написав мужу короткое "прости", она исчезает из семейного дома в поисках "самой себя", часто забывая перед этим забрать детей из садика. Я так давно хотела посмотреть в глаза такой женщине, чтобы просто спросить: "Как? Как ты можешь дышать? Как ты можешь искать себя, если главная часть тебя - твои дети - остались вдалеке?"
Что ж, сейчас у меня есть возможность. Вот они, два блестящих улыбчивых глаза под озорными зигзагами кудрей. Хочешь в них заглянуть?
Я вдруг поняла, что нет, уже не хочу. Я направилась к своему столу, вежливо кивая счастливым фразам о том, что детям ТАМ лучше, и они так любят ее звонки по телефону, и у нее здесь наконец-то тихая счастливая жизнь обретшей себя женщины...
Я удивленно подняла глаза: я не видела никаких доказательств тихого счастья в облике своей новой коллеги. Луиза продолжала провозглашать свое счастье, а мое внимание отключилось. Люди, которым необходимо навязчиво озвучивать свое благополучие, мне не интересны. Эта порода “говорунов” не знает главного секрета актерского мастерства: царя не озвучивают, царь ЖИВЕТ царственно; и кивающая толпа сможет сыграть только саму себя, но не его царственность.
Ну да ладно, я здесь не для того, чтобы помогать учителям с их проблемами. Мои клиенты - ученики. На этой мысли я спокойно приступаю к бумагам.
Каждый день Луиза приходила в новом наряде глухого черного цвета и однажды я поинтересовалась: почему все время черный? На меня полился поток греческих легенд и вековых традиций с их строгими ограничениями для
разведенной женщины.
- Но, ведь ты же не в Греции. Ты - австралийка, - удивленно заметила я.
- Ты не знаешь мою семью, мои родители и братья меня постоянно контролируют, они мне не дают жить! Каждое воскресенье я должна прийти на семейный обед, где мне будут делать замечания, учить жить, критиковать за глупость. Я не могу ничего изменить! - Луиза тараторила эти объяснения с каким-то странным экстазом, чуть ли не восторженно взмахивая кудрями и руками.
Я удивленно задержала дыхание... Спросить? Не спросить? Профессиональный опыт говорил: "Молчи и пиши себе дальше".
Женская непосредственность, вырвавшаяся наружу под влиянием греческой экзальтированности, не удержалась:
- Ты добровольно вернулась после развода сюда? Не в Сидней, Мельбурн, а..?
- Да, конечно, ведь это мой родной город, моя семья! Ты даже не представляешь, какое тяжелое было у меня детство! Я просто не могу без семьи!!
Я вежливо-осторожно киваю, думая, что теперь-то я начинаю ее понимать.
- Я так люблю с тобой работать! Ты так красиво одеваешься! А я - во все черное... И сама я вся черная, и кожа темная, - как-то сказала мне Луиза.
- Хочешь, я поведу тебя по магазинам и покажу тебе, как разные цвета будут играть на твоей коже?
- Оо, Элли, оооо конечно!
Так, под звуки этого протяжного "оооо", начались наши культпоходы по магазинам. Я показывала Луизе ткани и вещи, учила ее различать оттенки при различной яркости света, она же стеснилась их примерять и просто набрасывала на себя сверху платья, шарфы, блузки. Все чаще она начинала задерживать взгляд на своем отражении в зеркале, все чаще звучало "Оооо, Элли", и может поэтому я не расслышала вовремя шепота подсознания: "Не будите спящую собаку!"
Продолжение
Miss (Австралия)
НАЧАЛО РОМАНА