Янек (yanek), Россия, Москва

"Анна"
Рассказ

      …В кабинете Гусева мало что изменилось. Разве что отсутствие хозяина внесло еле уловимый беспорядок.
      – Сиренева ко мне, – скомандовал Гусев по телефону.
      Вскоре в кабинет вошел молодой человек не старше 30 лет, с чертиками в глазах, вроде как у гоголевского Ноздрева. Гусев, улыбаясь, сказал:
      – Вот что, Никита. Я пригласил тебя, чтобы дать инструкции нового ответственного задания. Тебе предстоит участвовать в приобретении источника информации, так скажем, несколько необычным методом. Объект нашего интереса – гражданка США.
      – Сергей Андреевич! Вчера мне Лавренев из Сиэтла звонил и поздравил с большим доверием, которое мне оказано руководством. Сам он был просто в отчаянии, поскольку не рассчитывает получить такое задание до конца своей жизни.
      – А ему самому хочется?
      – Видимо, да.
      – Этому болтуну из Сиэтла я еще всыплю по первое число. Нечего не в свое дело лезть – он женат. Значит, уже знаешь, что тебе предстоит.
      – Я всю ночь не спал, Сергей Андреевич, все думал, планировал. Даже замерз.
      – С чего бы это ты замерз? Лето на дворе.

      – Понимаете, товарищ полковник, лежу я в постели, заснуть не могу, планирую варианты выполнения ответственного задания. Вдруг чувствую – что-то холодно стало. Шарю рукой по телу, одеяло ищу – а его нет! Что, думаю, случилось? Где же мое одеяло? Открываю глаза, смотрю – мое одеяло под потолком шалашиком висит. Не понятно, как оно туда попало? В общем, с большим трудом стащил его и укрылся.
      Гусев, засмеялся:
      – Никита, ты мне честно скажи: ты у меня кто – опер или бабник?
      – Обижаете, Сергей Андреевич… и опер тоже!
      – Ну, всё, опер. Хочешь стать майором досрочно – иди, готовься к работе.
      Никита встал, вытянулся по стойке «смирно»:
      – Всегда готов, товарищ полковник! Жизни не пожалею, задание выполню!
      – Это я уже понял. Я говорю, чтобы ты английский шел штудировать. Поедешь в Штаты для развития контакта с объектом нашего интереса. Понял?
      Никита во весь рот улыбнулся:
      – Так точно!
      – Я тебе премию выписал, чтобы достойно обработал американскую герл-френд. Зайди в бухгалтерию. Кстати, Анна ждет тебя уже на следующей неделе. А знаешь, кто тебя там встретит? Вера наша, Гремячева.
      Никита присвистнул.

      Город Сиэтл. С трапа самолета сбежал Никита Сиренев. С букетом в руках.
      Вера уже на месте.
      – Никита!
      – Ой, Верочка, сколько лет!
      – Да уж, это точно.
      Никита тут же полез целоваться, но Вера отвела его объятия и серьезно, но нараспев, сказала:
      – Тебе другая суждена.
      Они сели в машину. Вера положила цветы на заднее сиденье.
      – Ну, ты все знаешь. Не мне тебе объяснять. Дело ответственное. Мне удалось выяснить, что Анна Ганау вхожа во многие экономические, да и политические структуры, в том числе очень закрытые. К тому же совершенно помешана на сексе. Но самое главное – она выходит на таких людей, как Генри Киссинджер и даже на некоторых Рокфеллеров. Почему? Она считает себя наследницей рода Гессен-Ганау, которые на протяжении девятнадцатого века роднились с Домом Романовых.
      – Это правда?
      – Я так не думаю. Но кто его знает, где правда, где ложь, а где… как сказал один французский писатель: при приближении к сущности все двоится. Вот и поди тут разберись. Но то, что ее принимают такие фигуры, как Киссинджер, подозрительно. А, в общем, я думаю, просто этот старый фавн на нее запал. А она, по-моему, нимфоманка. Справитесь, товарищ майор?
      – А, где наша не пропадала? – резко ответил Никита, а сам про себя с удовольствием отметил, что она знает – он уже майор. Так и до генерала самым простым, дурацким способом можно дослужиться…

      Лимузин Веры подъехал к двухэтажному особняку в немецком стиле «югендштиль» начала прошлого века – разновидность модерна. Из-за забора забрехал огромный пес, и, наконец, вышла хозяйка – темно-русая зеленоглазая женщина в шали, явно тоже стилизованной под начало века. В руке у нее почему-то была флейта. Такая изысканная внешность изящно контрастировала с грубостью, обращенной к собаке:
      – Shut up, Romeo! – И пес послушно отправился восвояси.
      – O, Tania, glad to see you.
      – The same.
      – And what a night knight (ночной рыцарь) is with you? I mean, it’s not George. O, it’s delicate about you.
      – No, Anna, he’s with me, but not mine. Nikita, “Arcos” ‘s new businessman.
      – O, surely for me, Tanechka. – Голос ее стал низким, грудным.
      – Very glad to meet you, mistress Hannah. – Никита протягивает Анне букет цветов.
      – Miss, of course. Я, кстати (с акцентом) учу русский. Язык предков. Не можете ли вы меня поучить? Я могу дорого заплатить.
      – I speak English. Но раз так желаете, давайте говорить по-русски, – ответил Никита.
Все трое поднялись на второй этаж, где уже был приготовлен десерт, фрукты, вино. Сели за стол. Появился пес Ромео, и Анна преобразилась. 
      – Go to hell, Romeo.
      Ромео, печально опустив голову, пошел в угол.
      – Он меня слушается. Беспрекословно (аккуратно выговаривая каждый звук и смеясь). Вообще люблю, когда меня слушаются. Вы будете меня слушаться, Никита?
      – К вашим услугам, мисс.
      – Я люблю русские анекдоты. Расскажите мне что-нибудь. И чем грубее, чем непристойнее, тем лучше.
      – Ну, значит, так. Вы «Войну мир» читали?
      – Оу, конечно!
      – Так вот, подбегает Наташа Ростова на балу к поручику Ржевскому и спрашивает: «Скажите, поручик, почему все ваши офицеры такие грубые?» – «Они у нас лошадей-с ...»…
      – Оу! – закатилась заливистым смехом Анна. Вера слегка улыбнулась. Анекдот-то «с бородой», но Анне в новинку, и грубый, как она и просила.
      – Можно я покурью? Фрейд говорил, что курение - это сублимация игры на флейте. Вы меня поняли, поручик Ржевский?
      – Я вас понял. Самое смешное, что я действительно из Ржева.
      – А это где? – интонация у Анны все же совершенно английская, не русская.
      – На Волге.
      – Ах, как я хочу на Волгу… – Анна театрально закатывает глаза.
      – А я чувствую, что я здесь уже не нужна. И бизнес, и муж ждет… – резюмирует Вера и поднимается из-за стола. – Я слишком холодна для вашей компании.
      – Оу, Вера Холодная… Была такая актриса русская. Говорят, она была девственница.
      – Нет, это фамилия ее мужа, которого она очень любила, – сказала Вера и села на место.
      «Неужели она знает мое настоящее имя? – мелькнуло у Веры. – Или блефует? Или это просто нервы?» Вера слегка побледнела и вслед за Анной взяла сигарету.
      – Ее хоронил весь Священный Синод.
      – Ну, не весь, а только те архиереи, кто оказался в это время в Крыму. Но то, что высшее духовенство хоронило актрису, о чем-то свидетельствует, – серьезно сказал Никита. – Впрочем, я думаю, что только о слабости тогдашней Церкви. Я ведь сам из старообрядцев, хотя в церковь давно не ходил. И грешу, грешу, грешу… Как поручик Ржевский.
      – Я откланиваюсь, – сказала Вера и решительно встала. – Приятного вам изучения русского. Повторяю, для вас я слишком холодна, – и лукаво улыбнулась.
      «А я не знала, что он из старообрядцев, тогда многое понятно – косточка у него явно есть, только вот строгость перешла в эту лихость, ухарство. Впрочем, Сергей Андреевич вроде тоже с такими же корнями – вот и понимают хорошо друг друга – и в бою, и в веселье». Вера спустилась по лестнице, села в машину.
      А на верхнем этаже Анна уже причитала:
      – Оу, давайте грешит, грешит.


      20.06.95
      Из Сиэтла, США

      Объект «Анна Ганау» действительно представляет определенный, оперативный интерес. Это на самом деле психопатическая личность с неясными корнями. При этом она постоянно говорит, что имеет какое-то отношение к династии Романовых, что косвенно подтверждает ее болезненный интерес к России и, надо сказать, знание нашей культуры. Проявляет интерес одновременно к Православию и Исламу, формально не исповедуя ни того, ни другого, хотя сама она призналась, что в роду ее были и иудеи, точнее, род идет якобы из Хазарии в результате бегства хазарской аристократии в Европу и Англию. Формально фамилия «Ганау» – немецкая, дворянского происхождения, хотя сама Анна выводит ее из хазарского «хан» или «каган». Поражает ее осведомленность в делах международных организаций и близкая принадлежность к кругу Генри Киссинджера, а также финансовые связи с кругом Дэвида Рокфеллера. Последние обстоятельства представляют для нас особый интерес и ценность. Имеется возможность использовать Анну Ганау для нашего постепенного внедрения в то, что называют «мировым правительством».

      «Поручик»

      Анна, конечно, догадывалась, что Никита Сиренев – не просто бизнесмен. Да её это и почти устраивало как искательницу новых впечатлений и новых ощущений. Еще бы – теперь вот и русский Джеймс Бонд, или, как они там говорят, – «Штирлиц»… У Киссинджера она состояла переводчицей русского языка и тот неоднократно использовал ее в самых деликатных ситуациях, о чем ни Никита, ни даже сам Гусев вначале не знали. Так уже престарелый Киссинджер возил ее в Лондон, для встречи с делегацией российских масонов, только что получивших в России официальную регистрацию. Ничего, впрочем, особенно интересного там не происходило, кроме того, что всех приняла королева, а также глава Верховной ложи Англии принц Майкл Кентский – потомок не только Виндзоров, но и Романовых, который спешно сейчас начал учить русский язык. Принц обратил внимание на Анну и пожелал отдельно встретиться с ней у себя во дворце. Киссинджер явно колебался, а потом согласился.
      О встрече с принцем она рассказала и Никите, но сколь бы он ни добивался подробностей, в том числе и ночью, когда их тела сплетались в одно, ответа майор так и не получил, только «После, после»… А вот информацию про местные, сиэтлские бизнес-круги и даже про их связь с российским криминалом выдавала охотно и как бы походя.
      Иногда, впрочем, она рассказывала семейные предания: якобы все богатые семьи Европы принадлежат к потомкам хазар, а те – выходцы из Вавилона. «Мы – потомки змей, которые когда-то населяли землю, и ваши великие князья и цари – тоже. У всех у нас особая ДНК и мы чувствуем друг к другу влечение. Раз ты меня любишь, а я тебя, значит, и ты не без этого. Люди нас не любят, они стремятся нас уничтожить, но это мы им дали все религии и все царства». Самым необычным во всем было то, что весь этот круг, который призван властвовать над миром, объединяет особое отношение к человеческой крови, которая является движущей силой истории. «Да, этим занимаются некоторые евреи, но не только они. Этот культ существует и в тайном католицизме – есть, например, такая организация, как «Братство запретного спасения». Они приносят в жертву молодых женщин из знатных родов. Ты знаешь, Никита, я была одной из них, но об этом узнал Киссинджер, и меня спас. Не знаю, благодарить его или проклинать за это. Про связь «Братства» с вуду и карибской «макумбой» она тоже говорила, но про эти культы Никита знал – им даже читали это на лекциях.
      Никита над этим посмеивался, но самое печальное было то, что о задании он уже начинал забывать. Анна вскружила ему голову не только ослепительной, всепоглощающей по ночам страстью, но и этими явно полусумасшедшими россказнями, которые он вначале даже пытался сообщить в шифровках Гусеву, вроде вот такой:


      12.09.1995
      Из Сиэтла

      Начальнику отделения ФСБ РФ полковнику Гусеву С.А.
      Согласно полученной информации, Анна Ганау является членом основанного в XVI веке в Европе «Ордена Мелюзины», в состав которого сегодня входят, помимо крупных банкирских семейств, члены ряда королевских фамилий и потомки аристократических родов Европы, в том числе проживающие в Америке. Члены ордена считают себя выше всех религиозных и этнических расхождений, поскольку, согласно мифологии ордена, являются потомками шумерско-аккадских и вавилонских царей по мужской линии и полубаснословной женщины-змеи Мелюзины европейских легенд. Они формально принадлежат к разным конфессиям: среди них есть католики, лютеране, англикане, иудеи и даже мусульмане. В то же время члены ордена имеют ритуально-магическое общение с африканскими адептами вуду и афро-карибской «церковью Макумбы», практикующими древние ритуалы с жертвоприношениями. «Орден Мелюзины», в котором особым почитанием пользуется знаменитая фаворитка французского короля Генриха IV Диана де Пуатье, включен в систему «Нового мирового порядка», однако по ряду вопросов расходятся с «Бильдербергским клубом» и «Трехсторонней комиссией» (что это за вопросы, выяснить пока не удалось – судя по отдельным замечаниям Анны Ганау, они касаются места России в будущей мировой системе). При этом Анна Ганау неоднократно намекала, что за «Орденом Мелюзины», равно как и за «Бильдербергским клубом» и «Трехсторонней комиссией», стоит некая могущественная организация, назвать которую она не может, но которая, по ее словам, имеет «внечеловеческое» (extra-human) происхождение. Оперативная разработка Анны Ганау и возможность с ее помощью получать информацию по интересующим нас вопросам, а также, если это удастся, войти в некоторые закрытые структуры Запада, сейчас очень важно для нас, поскольку, как представляется, эти закрытые структуры занимаются приведением современных геополитических конфигураций к их древним прототипам.


      «Поручик»

      Гусев задумался. Отбивать в Центр – не отбивать?.. «За то, что не в свое дело лезешь, можешь и по шапке получить, полковник. Да и по голове где-нибудь железным прутом… И все-таки нельзя этого так оставлять». Гусев понимал, что, быть может, вот тут-то и завязывается самое главное.
      В тот же самый день на другом конце Земли, в Сиэтле, Анна Ганау не вернулась к себе домой, где ждал ее Никита Сиренев.
      Наутро пришел почтальон и принес записку без обратного адреса: «Дорогой Никита, не жди меня и не ищи. Если я буду объяснять тебе, где я и почему, ты, скорее всего, не поверишь. Все, что я могла и хотела тебе сказать, я сказала, больше не могу. Я жива, но жизнь моя очень скоро переменится. Ты ведь все равно не взял бы меня в жены, и я знаю, почему. Твоя невеста – Россия, а я принадлежу своему миру, хотя Россию, в которой никогда не была, люблю особенно. Тебе надо ехать домой – кое-кто кое о чем догадывается. Уезжай быстрее. Если мне что-то будет нужно тебе передать, я найду способ это сделать. Живая или мертвая, но найду. Люблю, целую везде и всюду. Твоя А.».
      Внезапно у Никиты закололо с левой стороны, потом перехватило дыхание, по лицу словно полоснуло яркими лампами дневного света, а по голове – ударом молотка, затем все покрылось чернотой, и он упал на пол. Сколько пролежал и как встал, не помнил. Была ночь. «Какие, на ..., врачи… ну, подохну здесь, туда и дорога…»
      Но он не подох.