Маргарита Вереск: Над суетой, поближе к облакам. Рассказ
Кладбище. Похороны. Профессор Ф. хоронит свою жену. Смерть ее - поразила своей внезапностью. Сердце. Ее уход для меня утрата: мы вместе работали, были дружны. Много народу толпится среди могил - близких и пришедших отдать дань уважения. Для меня она просто Нина. Смерть, особенно человека значительного, всегда будоражит общественное мнение, подобно тому, как камень, упавший в реку, вызывает громкий всплеск, брызги и круги - круги вширь реки. Но очень скоро вода побеждает их ребристые гребни и восстанавливается ее гладь. Не то - с горем, камнем упавшим на дно души. Этот камень оставляет неизгладимые следы на лице человека, пораженного утратой. Смерть Нины уже стала событием четырехдневной давности, и я уже могу думать, размышлять о нем. Я стою, облокотившись о соседнюю оградку, погруженная в свои мысли.
В задумчивости поднимаю глаза... и замираю, пораженная красотой юноши, почти мальчика, смотрящего на меня с памятника из соседней оградки. Лицо его не просто красиво, оно излучает счастье, доброту, доверчивость. Оно прекрасно, это лицо. Я перевожу глаза на второй памятник - их три в оградке - и в ужасе узнаю его сестру. Сомненья нет, она так же поражающе хороша, ни чертами лица, хотя и они красивы, а выражением ума, доброты и женственной нежности.
Она немногим старше брата и умерла через год после него. Третье надгробье запечатлело лицо их матери. Она недолго пережила своих детей. Видимо, горе сломило ее. Смотреть на это лицо тяжело, особенно в глаза. В них столько горя - неизбывного, непреодолимого... маска скорби...
Каждый раз, когда мне доводится быть на кладбище, я бываю у своей подруги, смахиваю пыль с красивого надгробья и любуюсь елочкой, которую муж посадил у нее в изголовье своими неумелыми руками ученого. Вскоре он женился и уехал. Но елочка принялась, распушилась, подросла. Смотрю на могилку без боли, без скорби: красиво, покойно. В конце концов, не важно, сколько ты прожил, важно прожить свою жизнь достойно. И счастье не обошло ее.
Я прихожу сюда не только к Нине, но и к тем троим. Они стали мне близки. Я ощущаю их друзьями, с которыми по досадной случайности не встретилась в жизни, подолгу смотрю на лица детей, в их лучистые глаза и мысленно говорю с их матерью. И каждый раз ощущаю присутствие четвертого, мне незнакомого. Это он содержит могилки в таком порядке, украшает их. Он помнит и любит их. Он тоже мой друг.
Пробираясь однажды заросшими тропинками к знакомым оградкам, я останавливаюсь, пораженная: вместо пушистой елочки торчит пенек. Чувство гадливости захватило меня. Только нижние ветки распростерлись по могильной плите. Каким же убожеством должен быть человек, способный на такое...
Оградка рядом поразила не меньше: она вся, до самых портретов заросла сорняками. Репейник и лопухи господствовали в ней. Оградка была развернута и наращена, но уже из дерева и очень неумелой рукой. Рядом с могилой сына был похоронен он, четвертый, - их отец. Эта могила являла резкий контраст к трем памятникам. Это был просто холмик из потрескавшейся глины, еще не успевший зарасти сорняками. Так хоронят только очень одиноких людей.
В углу прислонился пожухлый венок с выцветшей надписью на ленте, я с трудом разобрала: "От художников"... Вот оно что! Художник... Вот откуда так поразившая меня одухотворенность лиц! Видимо, семья жила над суетой, поближе к облакам. И потому, была плохо защищена от житейских трудностей. И потому, таким усталым было лицо матери...
На погосте сам собою возникает вопрос: зачем все это? Зачем мы есть и были? Но для меня этот вопрос вопросов давно ушел в прошлое. Его больше нет для меня. Потому что я твердо знаю, что человек приходит на землю, чтобы украсить ее собой и своими делами. И еще для того, чтобы противостоять людям, срубающим деревья, которые не посадили.
Маргарита Вереск, Иркутск
Дата первой публикации: 28 апреля 2009