Лариса Пилипенко. Скажи, что ты - к Лившицу! Рассказ

       Субботнее утро началось, как обычно - с польки Даргомыжского, которую уже третий месяц подряд по выходным с утра пораньше разучивало чье-то дитя с верхнего этажа. Полька сильно хромала и, судя по отсутствию прогресса, была абсолютно безнадежна.
       Нина попыталась сосредоточиться и уловить разлетающиеся лоскутки сна в единое целое, стараясь вспомнить то, что приснилось. Дворник на улице сгребал выпавший за ночь снег, и шум лопаты, доносящийся до 11-го этажа, заставил ее окончательно прекратить попытки что-либо вспомнить и еще хоть немного подремать.
       Нина встала и по пути в ванную остановилась у большого зеркального шкафа. На нее смотрела голая женщина с растрепанными волосами, маленькой грудью и первыми признаками увядания на худых бедрах. Удивительно, но многие мужчины когда-то находили некую пикантность в ее тонких, слегка кривоватых ножках. Надо же, то, что заставляло ее комплексовать в юности, вдруг в какой-то момент оказалось на гребне моды.
       Нина приготовила себе сок из последних трех завядших апельсинов, забралась в кресло и подумала: должны ли мы быть милосердны и добры к тем, кто в нас нуждается, и к кому мы ничего, кроме равнодушия, не испытываем?
 
       Нужно было ехать в больницу к свекрови. Некогда властная дама, «кабаниха», как про себя называла ее Нина, в последние годы потеряла всю свою свиту из родственников, включая сына (бывшего мужа Нины), который жил где-то за границей и наезжал проведать мамашу крайне редко. Так что из «придворных» оставалась только Нина, на чьи плечи ложилась обязанность поздравлять бывшую свекровь со всеми праздниками, выслушивать ее бесконечные монологи по телефону, вывозить на дачу ее ящики с помидорной рассадой в мае и привозить «ее величество» обратно в город в октябре.

       «На проходной скажи, что ты идешь к Лившицу! - сказала по телефону свекровь. «Сегодня часы посещения только с 12-и до 2-х, а к лежачим – без ограничения».

       Нина ехала аккуратно - по утренней, не расчищенной от снега дороге и опять думала: зачем ей это нужно - стараться быть хорошим человеком? Хорошим, в смысле – приятным и внимательным к окружающим. Не проще ли жить, не задумываясь над природой своих эмоций и поступков? То есть, все очень просто: быть лояльной к тому, кто тебе нравится, избегать общества того, кто тебе неприятен, ненавидеть своих недоброжелателей, завидовать, если есть предмет для зависти, обманывать, если есть причина для обмана, обижать, если чихать на реакцию обижаемого, мстить, если есть повод для мести.
       Какого черта она должна себя контролировать, взвешивать свои слова, предлагать помощь, быть любезной и приветливой и всячески заботиться о репутации доброго и хорошего человека?

       «К Лившицу, в 17-ю» - глядя прямо в глаза охраннику сказала Нина и прошла через турникет проходной.
       В коридорах было безлюдно. Свекровь выплыла из палаты навстречу, стараясь сохранять невозмутимость на лице, но было видно, что она рада Нине.
       «Ты опять вырядилась, как оборванка, - поздоровалась свекровь, - у тебя что, денег нет купить приличную юбку?»
       Нина помогла ей одеться, и они пошли «подышать» в больничный сквер. Свекровь критиковала весь медперсонал, больничное питание и, собственно, «контингент». Основным ее лейтмотивом было «приличной интеллигентной женщине здесь общаться не с кем».
       - "А что с Лившицем?" - спросила Нина.
       - "Не знаю. Он лежачий. К нему все отделение ходит. Всегда пускают", – пояснила свекровь. Они побродили немного по дорожкам сквера и вернулись обратно.

       Нина пошла к машине. Фамилия «Лившиц» почему-то все время вертелась у нее в голове. Ну, точно, в первом классе она сидела за партой вместе с Сережей Лившицем. Мальчик был маленький, Нине по плечо. Он жил в соседнем доме. У него был постоянный насморк, он всегда говорил гнусаво и шмыгал носом. Зимой по воскресеньям Сережа заходил за Ниной, чтобы позвать ее на горку. Он звонил в дверь с утра пораньше, и заспанная мама, надев халат, шла открывать дверь со словами: «Ну вот, опять твой сопливый кавалер явился ни свет ни заря!»
       Вся ребятня со двора каталась с деревянной горки, устраивая кучу-малу на ледяной дорожке. Нина возвращалась домой с румянцем во всю щеку, со вспотевшими волосами под цигейковой шапкой, в штанах, задубевших от снега, с прилипшими льдинками.
       Однажды Сережа принес ей в подарок маленького кролика. Кролик был восхитителен – такой пушистый, забавный. Нина слегка беспокоилась, как отреагирует мама. Беспокойство переросло в настоящую панику, когда кролик внезапно рассыпал черные горошины по дивану, а потом и по всему полу. Нина в ужасе бросилась в ванную, достала таз для белья и, с трудом поймав кролика, усадила его туда, мысленно похвалив себя за находчивость. Подарок пришлось вернуть по настоянию мамы. Она всегда относилась к Сереже скептически.
       В пятом классе что-то изменилось. Сережа по-прежнему заходил за ней по воскресеньям, они катались с горы, но Нина не была так беззаботно счастлива, как раньше. Она уже дважды слышала «жених и невеста!» от старших девчонок со двора, и у нее появилось какое-то противное ощущение неловкости.
       В одно прекрасное воскресенье она отказалась идти гулять. «Почему?» – спросил изумленный Сережа, забыв шмыгнуть носом, из которого тут же угрожающе показались прозрачные сопли. «Потому что… ты – дурак!» - брякнула Нина и закрыла дверь.
       Она пересела за другую парту и больше Сережу не замечала. Иногда она чувствовала лопатками его тоскливый взгляд и еще больше раздражалась.
       Через год родители получили новую квартиру, и Нина, ничуть не сомневаясь, перешла в другую школу, хоть в этом и не было необходимости – квартира была в том же районе.

       Нине было 17, когда она случайно встретила Сережу в одном модном баре, куда они с подружкой зашли вечером в пятницу выпить по коктейлю. Нина буквально остолбенела, узнав в шикарном высоком парне своего сопливого поклонника. Они встретились глазами, Нина прочла вопрос «Ты не против поговорить?» - и улыбнулась в ответ.
       Это было началом их волшебной и короткой любви. Он встречал ее на ступеньках музыкального училища, где она училась на теоретическом отделении, и они ехали к нему домой. Целовались потихоньку в метро и в трамвае. Сергей рассказывал, что тогда, в детстве, он никак не мог понять, что случилось, чем он обидел Нину? Нине было стыдно, ведь ответить по существу было нечего. Дома они съедали обед, оставленный на плите для Сергея мамой, и занимались любовью, очень нежно, а потом он играл ей на гитаре и пел песни “Beatles”. Нина была счастлива.

       Все закончилось внезапно. Сергей поехал в составе институтского ВИА в гастрольный тур на каком-то агитпоезде. Нина получила от него письмо – очень искреннее, нежное и страстное. Но он не позвонил, когда вернулся. На Нинины звонки не отвечал. Через 3 месяца она узнала, что он женился. На девушке из ВИА, с 4-го курса.

       Сзади возмущенно просигналили. Нина поняла, что стоит на зеленый свет светофора. Захотелось огрызнуться. Она резко тронулась с места.

       Сколько лет прошло с тех пор? Тридцать? Нет, больше, целая жизнь! Целая жизнь с консерваторией и замужеством, с детьми, которые уже живут отдельно и в ней не нуждаются, с долгим разводом, с этой бабкой с ее помидорами и капризами, с отпусками и командировками, со всеми этими случайными людьми, которые окружают ее каждый день!

       Так что же все-таки случилось? Что?

       Черная «Астра» тормознула, развернулась рывком и помчалась обратно.
       «Он – лежачий. К нему всегда пускают» - звенело в голове. Паркуясь у проходной, она помолилась: «Господи, пусть это будет какой-нибудь Яков Самуилович или еще кто-нибудь!»
       «Я к Лившицу, в 17-ю» - прошевелила губами Нина.
       «Да-а, - ухмыльнулся охранник, - Сергей Николаевич сегодня особенно популярен, раз такие дамы заезжают к нему по два раза в день».
       Нина ощутила в животе холодный космос. Она быстро прошла к гардеробу, отдала куртку и купила бахилы. Поднимаясь по лестнице, подумала, как уродливо они выглядят на ее ботинках. В коридоре было по-прежнему пустынно.
       Она подошла к палате с номером 17, постучала и тихо толкнула дверь.

       На нее что-то обрушилось с грохотом.
       Зазвенело в ушах, и Нина открыла глаза.
       Дребезжал телефон. Выше этажом опять что-то громыхнуло.
       «Господи, я все-таки заснула… и приснится же такое! Совсем с ума сошла…»
       Нина взглянула на часы – «О, черт! Полдвенадцатого!»
       Она спрыгнула с кровати и схватила трубку.
       «Ты что, все еще спишь? – услышала она сверхлюбезный голос свекрови – Ну ты даешь! Столько валяться! Захвати с собой программу ТВ, мы тут без нее просто пропадаем».

       Через полчаса Нина уже мчалась по очищенным от снега городским дорогам. На заднем сиденье лежали пакеты с гостинцами: груши и журнал с программой для свекрови и мандарины для лежачего Лившица.

2009-04-10