Рубрика "Танго с психологом"   в журнале WWWoman - http://www.newwoman.ru

22.03.04, ПОНЕДЕЛЬНИК
 

ЕЛЕНА БАЗЫЛЕВА - doll@ints.ru писательница, художник, автор кукол на фотографиях.  (Подробнее - на ее «домашней» странице в интернете: http://dollsi.narod.ru) К АЛКОГОЛИКАМ  С… ЛЮБОВЬЮ . . Тупой разгул на запад и восток  Позорит нас среди других народов.  Нас называют пьяницами,  Клички дают нам свинские,  Да ведь и вправду,  Он наши высочайшие дела  Лишает самой сердцевины славы.  Бывает и с отдельными людьми,  Коль есть у них порок врожденный,  В чем нет вины, затем что естество Своих истоков избирать не может». (Шекспир. «Гамлет») ВИНО - СУРРОГАТ  ЖИЗНИ         «Вино – суррогат жизни» – эти слова принадлежат Леониду Андрееву, замечательному русскому писателю начала 20 века. Даже не зная истории жизни писателя, познакомившись только с его рассказами, можно легко определить, что принадлежат они перу глубоко пьющего человека.          Родился Леонид в Орле в 1871 году, у малоимущего отца, частного землемера, силача и смельчака, но, увы, запойного пьяницы. Когда тот начинал «гулять», то буйствовал, пил и днем и ночью, на глазах шестерых детей. И Леонид, старший сын, его любимец,  рано пристрастился к водке.         Будущий писатель окончил и гимназию, и университет – Московский, юридический факультет. Писательство – это был не единственный его дар, а один из многих. Он так же был замечательным художником. Ему удавалось любое дело, за которое он брался. Но растрачивал себя без оглядки и пил без меры. Он пребывал в устойчивом и широко распространенном заблуждении, что талантливый человек в России просто обязан пить без просыпу. «А где кабак, место священнодействий литературных? Талантливые русские люди обязательно должны беседовать в кабаке – такова традиция», - говорил он.         Он регулярно напивался до потери сознания, а перед этим опасно и удивительно возбуждался, совершал грязные и мерзкие поступки, о которых наутро даже не мог вспомнить. Мучимый угрызениями совести, он пытался бороться со своим  наследственным алкоголизмом, но безуспешно.        «У меня нет определенного горя, а, вместе с тем, все, что у меня есть и вокруг меня есть горе» -  говорил Андреев.         К несчастью, явилось и горе определенное: умерла его юная жена Шура от послеродовой горячки, и Андреев кинулся в омут алкоголизма уже как бы на «законном» основании. Его уже не спасают призывы Горького, и лишь на момент подействовала встреча с Львом Толстым.          Он прожил сорок восемь лет, умер в Финляндии у себя на даче в 1919 году. Последний год он уже не жил – доживал, согбенный человек с серым лицом и трясущимися руками. Но после себя он оставил целую галерею ярких, правдивых образов, которые и у сегодняшнего читателя оставляют в душе сильное эмоциональное впечатление.         Писателю неоткуда черпать сведения о внутренних переживаниях своих героев, кроме как из своей собственной души. Вот почему в рассказах и повестях Л.Андреева так много алкоголиков. У них разные имена, они живут в разных социальных условиях, совершенно разные события составляют внешний рисунок их жизни, однако внутренняя их жизнь, жизнь души совершенно одинакова, как под копирку. И это не потому, что Андреев не мог придумать что-то новенькое, а потому, что жизнь всех алкоголиков проходит по одной и той же схеме, в одном и том же русле, и совершенно одинаково заканчивается.         Этапы  развития алкоголизма в человеке выделены и описаны современными медиками и психологами. Они рассказывают об этих этапах сухим, обезличенным языком. Леонид Андреев писал ярко и эмоционально, его слова трогают за душу:       «Когда-то Иван Саввич сильно пил водку, и тогда жена боялась и ненавидела его. Но когда он начал харкать кровью и не мог больше пить, стала пить она, постепенно привыкая к водке. И тогда она выместила все, что ей пришлось выстрадать от высокого узкогрудого человека, который говорил непонятные слова, выгонялся за строптивость и пьянство со службы и наводил к себе таких же длинноволосых безобразников и гордецов, как и он сам. В противоположность мужу она здоровела по мере того,  как пила, и кулаки ее все тяжелели. Теперь она говорила, что хотела, теперь она водила к себе мужчин и женщин, каких хотела, и громко пела с ними веселые песни. А он лежал за перегородкой, молчаливый, съежившийся от постоянного озноба, и думал о несправедливости и ужасе человеческой жизни. И всем, с кем приходилось говорить жене Ивана Саввича, она жаловалась, что нет у нее на свете таких врагов, как муж и сын: оба гордецы и статистики». («Сусальный ангел»).         Герой другого рассказа «Жили-были» Лаврентий Петрович, очень похож на Ивана Саввича, и лежит он, только не «за перегородкой», а в больнице, точно так же вспоминая об «ужасе человеческой жизни»: «Кроме первой ночи, в которую  Лаврентий Петрович забылся крепким сном, все остальные ночи он не спал, и они были полны новых и жутких мыслей. Закинув волосатые руки за голову, не шевелясь, он пристально смотрел на светившуюся сквозь синий абажур изогнутую проволоку и думал о своей жизни. Он не верил в Бога, не хотел жизни и не боялся смерти. Все, что было в нем силы и жизни, все было растрачено и изжито без нужды, без пользы, без радости. Когда он был молод и волосы его кучерявились на голове, он воровал у хозяина - его ловили и жестоко, без пощады били, и он ненавидел тех, кто его бил. В средних годах он душил своим капиталом маленьких людей и презирал тех, кто попадался в его руки, а они платили ему жгучей ненавистью и страхом. Пришла старость, пришла болезнь – и стали обкрадывать его самого, и он ловил неосторожных - и жестоко, без пощады бил их... Так прошла вся его жизнь, и была она одною горькою обидой и ненавистью, в которой быстро гасли летучие огоньки любви и только холодную золу да пепел оставляли на душе. Теперь он хотел уйти от жизни, позабыть, но тихая ночь была жестока и безжалостна, и он то смеялся над людской глупостью и глупостью своей, то судорожно стискивал железные скулы, подавляя легкий стон. С недоверием к тому, что кто-нибудь может любить жизнь, он поворачивал голову к соседней постели, где спал дьякон. Долго и внимательно он рассматривал белый, неопределенный в своих очертаниях бугорок и темное пятно лица и бороды и злорадно шептал:         - Ду-рак!         Потом он глядел на спящего студента, которого днем целовала девушка, и с еще большим злорадством поправлялся:         - Дура-ки!»         Уйти из жизни, или от жизни, спрятаться от нее, скрыться, не видеть ни того, что творится вокруг, ни самого себя – это главное желание чуть ли не всех героев Леонида Андреева, желание, которое сжигало его самого. И вместе с тем он, как никто чувствовал величие жизни, радость ее, которые проявляются в каждой, на первый взгляд, вовсе несущественной мелочи. ВЫХОД   ЕСТЬ! Кто такие «Анонимные Алкоголики»:         Первое сообщество Анонимных алкоголиков (АА) появилось в США в 1935 году и положило начало огромной работе над программой преодоления алкоголизма. В этой программе, получившей впоследствии название «12 шагов», впервые была предпринята серьезная попытка осмыслить алкоголизм, как болезнь, а выздоровление – в более широком контексте духовного развития человека.         Гениальная догадка творцов этой системы, впервые описанная в книге «Анонимные алкоголики» в 1939 году, ставшей впоследствии настольной книгой для выздоравливающих алкоголиков, получила полное подтверждение в последующие годы в многочисленных научных исследованиях этой проблемы: для того, чтобы самому оставаться трезвым, алкоголику необходимо помогать другим страдающим становиться на путь трезвости.          К концу 1939 года количество членов нового общества, не имевшего ни названия, ни четкой организационной структуры, достигло ста человек. Эти люди стали коллективными авторами книги “Анонимные Алкоголики”, в которой они впервые обнародовали свой уникальный опыт. С выходом в свет этой книги, давшей Обществу название, а так же благодаря поддержке некоторых доброжелательно настроенных специалистов - врачей, священников, общественных деятелей, АА начало привлекать к себе внимание как в США, так и в других странах. К марту 1941 года численность АА увеличилась до 2000 человек, а в конце сороковых годов АА обрело статус Международного Сообщества. В 1990 году АА насчитывало 88 тысяч групп в 134 странах мира, включая Россию. К настоящему времени более 2,5 млн. человек, которые, будучи алкоголиками, примкнули к АА, остаются трезвыми.         Своеобразие этого движения заключается в том, что в него входят только сами больные алкоголизмом. Это - непрофессиональное, некоммерческое, находящееся на само обеспечении, независимое от социальных институтов объединение людей, основанное на взаимопомощи. Государство не тратит на АА ни копейки, не говоря уже о том, что метод ничего не стоит для самих больных.         В этой связи вполне уместно спросить: не является ли АА альтернативой традиционным методам лечения? Не превращаются ли члены АА в этаких “доморощенных наркологов”, профанируя тем самым, вольно или невольно, весь лечебный процесс? Подобные умонастроения, к сожалению, часто бытуют в среде мало информированных профессионалов.         Мнение, что АА противопоставляет себя современной медицине и психологии - ошибочно. АА - это непрофессиональная организация, которая, тем не менее, настроена на сотрудничество со всеми специалистами, работающими в области лечения химической зависимости.         Как показывает мировой опыт, во всех странах АА работает бок о бок с профессионалами. Медики снимают интоксикацию, психологи облегчают эмоциональную боль и помогают формироваться мотивации,  выздоравливающие алкоголики делятся с больными личным опытом выздоровления и навыками трезвой жизни. АА охватывает только часть лечебного процесса, не претендуя ни на обладание панацеей, ни на истину в конечной инстанции.         Сообщество АА не является религиозной организацией, хотя сотрудничает со всеми заинтересованными представителями церкви. По религиозной принадлежности среди членов АА представлены христиане, буддисты, иудеи, магометане, приверженцы индуизма, представители других религий, а также агностики и атеисты.         Членами АА считают себя люди, принадлежащие к самым разным социальным слоям – от «бомжей» до президентов разных стран и их жен. Достаточно сказать, что в Белом доме (США) в обеденное время работает несколько групп Анонимных Алкоголиков и Анонимных Наркоманов (АН), помогающих конгрессменам сохранить трезвость и «чистоту» в напряженной обстановке политической борьбы.     Вот что пишут о себе «Анонимные Алкоголики»:       «Мы редко встречали человека, который бы строго следовал по нашему пути и потерпел неудачу. Не излечиваются те люди, которые не могут или не хотят целиком подчинить свою жизнь этой простой программе; обычно это мужчины и женщины, которые органически не могут быть честными сами с собой. Такие несчастные есть. Они не виноваты; похоже, что они просто родились такими. Они по натуре своей не способны усвоить и поддерживать образ жизни, требующий неумолимой честности. Вероятность их выздоровления ниже средней. Есть люди, страдающие от серьезных эмоциональных и психических расстройств, но многие из них все-таки выздоравливают, если у них есть такое качество как честность.         Помните, что мы имеем дело с алкоголем — хитрым, властным, сбивающим с толку! Без помощи нам с ним не совладать.          Истории из нашей жизни рассказывают в общих чертах - какими мы были, что с нами произошло, и какими мы стали. Если Вы решили, что хотите обрести то же, что и мы, и у вас появилось желание сделать все ради достижения цели, — значит, вы готовы предпринять определенные шаги».   ..      Несколько лет назад мне удалось записать на диктофон рассказ о себе  одного из выздоравливающих алкоголиков. Я предлагаю его вниманию читателей в несколько сокращенном виде:         «Когда  меня с треском   выгнали с очередной работы, я понял, что надо что-то делать. Я вполне созрел для того, чтобы не пить. Я хотел бросить пить: сомнений уже не было, я признал, что я алкоголик. Но заблуждение состояло в том, что я был уверен, что стоит  мне что-то такое заглотить – тетурам, антабус, - и все как рукой снимет. Я ошибался даже в главном, я не мог таким вот путем, внешним, насильственным, обрести трезвость. Я кодировался первый раз на пять лет, а продержался пять месяцев. Причин для того, чтобы бросить пить было более, чем достаточно. Ну, карьера на нуле – выперли с треском. С позором, но я дал для этого все основания. Что касается семьи, то я потерял ее на пять лет раньше.        Меня бросили все: мои друзья, с которыми я учился в институте, с которыми общался на работе. Я даже заметил, что они стали  переходить на другую сторону улицы, если первыми замечали меня, вдумчиво и сосредоточенно разглядывали витрины или залезали с головой под капот машины и делали вид, что там серьезные повреждения. Потому что  от  меня ждали только одного – что я буду просить деньги «взаймы».        Я никак не мог примириться с тем, что мне уже никто и ничего не дает. Я обходил все подъезды в доме, я совершал вояжи с двенадцатого этажа на первый, но в какую бы квартиру я ни звонил, никто меня и слушать не хотел – двери захлопывались, едва я рот успевал открыть.       Начиналось все так красиво, особенно в период работы в МИДовской системе: красивые напитки, интересные люди, заманчивые перспективы, - но постепенно с «Камю» и «Мартини» я съехал на «Тройной» и менавазин. Такой проделал гигантский путь от французских коньяков до «аптеки». Врач однажды посоветовал валокордин, дескать, хорошо снимает утреннее похмелье, надо только вместо двадцати капель – сорок. Ну и все – на другой день я пил валокордин стаканами.       Самое страшное, что я не замечал, я не хотел видеть, признавать, что я качусь в болото, в трясину. Я совершенно отказывался видеть, что со мной происходят страшные вещи: потеря памяти – амнезия, как ее называют, у меня присутствовала постоянно. Я не мог понять, какой день, какой месяц, в каком районе я находился. Я просыпался в пивбарах на полу, на заплеванных полах, просыпался в  вытрезвителях, в каких-то реанимациях, частных детоксах, о которых я не знаю, где они и кто меня туда привез. Жизнь была словно под наркозом каким-то. Я уже не говорю про жуткие физические страдания: алкоголизм – это самый мучительный вид самоубийства. И я выбрал этот способ самоубийства, эти бесчисленные ночные вызовы, эти капельницы, груды ампул под кроватью, невозможность встать с утра, хотя голова чистая, эти месячные, двухмесячные, полугодовые запои. Это слезы матери, которая работала…       У меня вся семья: отец, вернее, отчим, уважаемый человек, профессор, мама – они дружно, вдвоем, пахали на мой алкоголизм, который сопровождался бесчисленными штрафами, потерями, пожарами, авариями, взятками, выкупами и так далее.       Говорят о духовном каком-то пробуждении. Я не могу до сих пор чутко классифицировать, обозначить. Что со мной произошло 18 августа 1990 года. Я проснулся, или ложась спать, я увидел вспышку, или на меня снизошел какой-то голос, который сказал «Хватит!» - ничего этого не было.       Весна 1990 года началась довольно банально – опять Кащенко, потом 17 наркологическая больница, потом Боткинская психосоматика – все  в одно лето. Я плавно перетекал из одного стационара в другой, а между ними - частные детоксы. Из Боткинской психосоматики я вышел несколько подуставший, но без какого-то четкого решения изменить свою жизнь. Я просто вышел и сидел, не зная что делать.        Говорят, что Высшая Сила  действует через людей. Наверное, это так. В те три дня, что я сидел и чесал репу, не зная, что делать, я пробовал пить, я совершенно машинально, по выходу из этой Боткинской психосоматики украл у мамы тушенку. Уже такой хроник – просто машинально зашел в квартиру, надо что-то стянуть и продать. Я нашел у мамы тушенку, сходил к продуктовому, сдал ее, и мы с каким-то трясущимся мужиком купили и распили пополам бутылку коньяка. Единственное, что меня поразило – не было удовольствия, не было кайфа от первого стакана. И тут я совсем пригорюнился и в растерянности несколько дней сидел дома. Наверное, где-то подсознательно копил силы, восстанавливался после всех этих «лечений», наверное, я опять сделал бы попытку напиться более удачно, возможно, я снова ушел бы в многомесячный запой, но в этот день мне позвонил товарищ, который со мной в «семнашке» маялся неоднократно, и с этого звонка начался какой-то новый этап в моей жизни.       После этого звонка я оказался в амбулаторной программе на Щербаковке, которой руководил Джеб, американец, который привез первую амбулаторную программу, использующую принципы АА. И вот опять же, сказать, что я был в восторге от этой программы, это было бы нечестно. Иногда мне кажется, что я всегда был от нее в восторге, но нет. Вспоминая, я чувствую, что это не было так, что я пришел с таким же опасением, недоверием, с каким я переступал порог наших наркологических больниц.       Мне много там не нравилось. Не нравились психологи, не нравились группы. Как я теперь понимаю, они хотели, чтобы я начал выздоравливать, а я хотел продолжать пить. Они тянули меня «не туда». И я раздражался на них, даже злился.       Товарищ, который  помог устроиться в эту программу, он же дал мне и работу. Это была первая моя работа за много лет. Я пытался работать, причем в самых невообразимых местах, конторах, вплоть до конторы по ликвидации разливов нефти Министерства морского флота – я и там работал инженером. Работал в каком-то банке – во Внешэкономбанке. Но там я работал не больше двух недель, и разливов никаких я не сумел ликвидировать, и финансовых операций ни одной не успел провернуть – обычно я запивал через две-три недели.       Когда я оказался в программе, мне просто некуда было идти. Никаких отвлекающих факторов. Мне были созданы идеальные условия для трезвости: у меня не было ни работы, ни друзей, ни денег, ни любимой женщины – ничего не было. У меня была только эта программа, и для моего поврежденного сознания была вполне конкретная, реальная цель: у Сергея я клеил марки. Предлагая мне работу, он сказал, что это работа «с языком». Когда я пришел, он положил передо мной гору конвертов, марок, сказал: «Вот, клей марки, разноси конверты по почтовым отделениям». Днем я лизал марки, а вечером у меня была совершенно конкретная задача: доехать с Курской на Щербаковку. Эти простые операции я еще мог совершать.        И так продолжалось где-то полгода, наверное, или месяцев восемь, и потом только я почувствовал, что мне начинает нравиться. Я благополучно пережил этот период, когда я испытывал негативное отношение к программе, но не ушел. В этом я вижу очень большую для себя удачу, большое счастье, потому что первый год был очень тяжелый. Я ощущал себя так, будто бы меня заморозили, и я проснулся через много мет. Выхожу на улицу, и все по-другому, я ничего не знаю, не знаю цен в магазине, кроме цен на спиртное, не знаю совершенно простых вещей: как в прачечную сходить, как ха квартиру заплатить – я не знаю ничего вообще.       Второй год разительно отличался от первого. Прошел период летаргического сна, чувства стали оживать. Начал снова смеяться, снова стали интересны люди.        Период второго года сильно отличается  по эмоциональной окраске, по насыщенности. Дивный такой, наверное, самый классный год, потому что дальше пошло  будничней, как-то каждый последующий год  был менее окрашен в яркие цвета.       Это закономерно: проходит ощущение новизны, проходит эйфория, все более серьезные вопросы приходится решать.       Что я делал все эти годы?       Я не пил и ходил на собрания АА. Я стал частью этого сообщества. И поскольку у меня не было ни друзей, ни знакомых, ни приятелей – никого, то пришлось все строить заново. И я как раз этому рад. Не знаю, хорошо это или плохо, но сейчас у меня нет близких друзей вне программы. Все мои близкие люди – выздоравливающие алкоголики. А ведь когда-то я боялся этого слова «алкоголик» - как черт ладана.       Я долго терзал себя за остатки волос и кричал: «Ну почему я алкоголик?!» -   Это страшное отчаянье. - «Нет, но почему я? Почему жизнь поступила так крайне несправедливо по отношению ко мне?! Почему она лишает меня того, что я так люблю?» В принципе, я любил алкоголь больше всего в жизни – больше работы, больше карьеры, больше женщин. На первом месте всегда стояла бутылка, водка, а потом все остальное. И тут мне говорят: «Ты алкоголик. У тебя вторая стадия, тебе нельзя пить». Передать это чувство просто затрудняюсь: этот безумный гнев, это безумное желание отстоять свое право на то, чтобы пить.        Уже придя в программу, самым трудным  оказалось заставить себя посмотреть на это с другой стороны: «Почему мне так повезло, что из сотен тысяч человек, которые погибли, я остался в живых?» И когда мне удалось взглянуть на проблему моего алкоголизма с позитивной стороны, прошло то ощущение неполноценности, ощущение «белой вороны», когда мама тебя наставляет: «Пойдешь устраиваться на новую работу, скажи  - я не пью». Я думал: «Как глупо. Как будто это так просто, взять и сказать «Я не пью»!       Сколько раз я тренировался, даже перед зеркалом. Представлял: захожу на новую работу, знаете, как там – всякие субботники, дни рождений, накрывают на стол, мне предлагают: «Ну, что? За знакомство?» А я говорю: «Спасибо, я не пью». У меня эта фраза звучала примерно так: «Спасибо, мне надо в Париж по делу». Жуткая фальшь.        И когда наконец-то  наступил тот день на  новой работе, и мне предложили выпить, я сказал: «Хорошо. Только давайте вначале немного пива». Сначала - пива, а потом пошло в ход все остальное. И я помню, какой груз, какая огромная тяжесть свалилась, когда меня перестала душить эта жаба «я не пью», когда она отпустила меня.       Этот шаг дал огромную внутреннюю свободу. Я хожу и смотрю на витрины, заставленные бутылками. Глаза разбегаются, а я иду, и я свободен, и я вижу, как люди стоят у ларьков: они не могут отойти, они вроде бы не привязаны цепью, но они связаны с алкоголем чем-то более прочным, чем цепи. Я ухожу, а они остаются, и некоторые останутся до конца – умрут на линии огня, но не сдадутся.       Я вырвался из этого замкнутого круга, и этот шаг отрезал меня от моего жуткого прошлого. Я не забуду никогда, как я стоял у районной галантереи, продавал свитер какой-то – это финиш, это полная деградация, когда за бутылку ты готов все с себя снять. Шерсть с груди: «Возьми на свитер. Хорошая шерсть, теплая!»       Украсть – нет проблем. Ради дозы я мог продать все. Говорил, что мама у меня умерла. Был такой случай, когда в магазине, в  подсобке, я продавал книги, на одной была надпись: «Любимой маме от сына». И у барыги, у него рука дрогнула. Он говорит: «Не могу я у тебя такую книгу принять». У меня сердце зашлось, а губы произносят: «Мама умерла». Он как-то странно посмотрел, спрашивает: «Сколько тебе нужно?» - «За каждый том по портвейну».       Я помню, как я испытывал лютую радость оттого, что у меня умер одноклассник. Я рыскал в поисках спиртного с двумя парами грязных, рваных джинсов. С тупым упорством я считал, что их должен кто-то купить – раз кто-то продает, то кто-то обязан купить. Я нарезал круги по району в надежде найти человека, который даст мне за них хотя бы три рубля. И вдруг я натыкаюсь на женщину, которая мне сообщает, что умер Володя, с которым я учился в школе. Выслушал я это известие, честно скажу, очень равнодушно, потому что я ощущал, что и сам скоро помру. Но когда она сказала, что через два часа начнутся поминки, вот это я стал слушать очень внимательно. Уточнил где, в каком ресторане, - и они еще с кладбища не приехали, а я уже стоял у дверей этого ресторана. Когда все приехали, я оказался первым за столом, и через пол часа уже громогласно вещал, какие мы с Володейбыли близкие кореша. Омерзительно. Да, я еще две бутылки водки украл с этого стола, меня поймали у двери, чуть не побили.        Сейчас программа для меня не самоцель. Сейчас я понимаю, что программа мне дана для того, чтобы я жил нормально, по-человечески.       Меня  когда-то раздражали басни о муравье трудолюбивом, о стрекозе, о рыбке из пруда, но сейчас я готов признать, что жизнь сводится к простым истинам: надо работать, надо по кирпичику выстраивать здание своей жизни, а не мечтать получить все и сразу. Надо думать о том, что ты реально можешь, а что нет. У меня есть знакомые, которые никак не могут признать, что не созданы они вершить судьбы страны или ворочать огромными деньгами. Я признаю – вот это я могу, а это мне не по силам. Вот это - мое, а это - не мое. Для меня, как алкоголика, не желающего снова оказаться в трясине пития, стало важно чувствовать себя комфортно в своем образе, и не пытаться втиснуться в чужую, скроенную не по моей марке шкуру. И не заниматься самоистязанием, не лить слезы: «Ах, какой я несчастный, какой неспособный!». Бог дал мне талант, но он дал мне определенный талант, и если я всю жизнь буду завидовать талантам других, жизнь так и пройдет, и мой собственный талант засохнет на корню. Поэтому я стараюсь развивать то, что у меня есть и не завидовать тому, чего у меня нет».       Герой этого рассказа, имени которого я не называю по вполне понятным соображения, не пьет уже 14 лет. Он вполне преуспел в развитии данных ему талантов. У него новая семья, огромное количество друзей, которые искренне любят его и ценят. С ним необыкновенно приятно общаться – более искреннего и открытого человека трудно найти. Ну, разве что в Сообществе АА.  На фото: "Куклы как люди". Куклы Елены Базылевой принимают участие в психотерапевтических семинарах и тренингах. Материал подготовлен Еленой Базылевой, писательницей, художником, автором кукол, изображенных на фотографиях. Подробнее ознакомиться с ее творчеством можно на ее «домашней» странице в интернете: http://dollsi.narod.ru НАПИСАТЬ ОТЗЫВ АВТОРУ Опубликовано в женском журнале "WWWoman" - newwoman.ru 22 МАРТА 2004 ГОДА ВСЕ ПУБЛИКАЦИИ ЕЛЕНЫ БАЗЫЛЕВОЙ В ЖУРНАЛЕ WWWoman - newwoman.ru: Мой сын наркоман? Не может быть! К алкоголикам с... любовью: Вино - суррогат жизни Две исповеди ПРЕДЫДУЩИЕ СТАТЬИ ЭТОЙ РУБРИКИ: Виктория Александрова: РАЗНИЦА В ВОЗРАСТЕ: ЦЕНА УДОВОЛЬСТВИЯ Елена Базылева: МОЙ СЫН НАРКОМАН? НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Л.Берловска (США): МОИ НЕЖНЫЕ ДРУЗЬЯ Ирина Цыпина (Израиль): ОПТИЧЕСКИЙ ОБМАН Светлана Хамаганова: ЛОВУШКИ ЛЮБВИ: МИНИ-БРАК Любовь Кузнецова (Россия): О ЖИЗНИ, СМЕРТИ И ЛЮБВИ Главная страница рубрики "ТАНГО С ПСИХОЛОГОМ" ДАЛЕЕ: Татьяна Темная: Борьба за огонь (в глазах). Экспресс-методы поднятия настроения