Анна Хоси. Декабрь в городе

          ...или в пять на Пушке. Я опаздывала. Там, где ответвляется проход, он стоял. В черной куртке. Глаза у него такие... Как ожог. Или это куртка? Я забыла уже, какой он. Он был такой. Неотразимый, что ли. Хотелось смотреть. Но я стеснялась. Я его увидела издалека. Не глазами. Приближаясь, глядела в сторону. А он ничего, смотрел. Курил.  
         - Хорошо выглядишь, - он сказал. 

         …набросок на салфетке, на краю стола: мой профиль. Болтая, нащупывали мостки; ледок был тонок. Разговор шел пустой, бутафорский; в паузы проваливались, узнавая. Шум голосов, стук посуды, музыка - отдалялись; мы делались отдельно.  
         Уже у дверей, выходя, спросил гитару у какого-то парня.  
         – Мне надо сыграть вот ей, - примостившись у стены, стал наигрывать. 
Я, книжку раскрыв, держала в руках: Квинтия, письма мои... Парень тоже стоял, но не удивлялся; было темно.  
         Мороз, аккорд, случайный стих. Я чувствовала счастье.  
Хотелось, чтобы так всегда: чтоб мне играл, и все стихи одновременно положить ему в голову, чтобы мгновенно знал все, что я. Была досада, что не знаю, как.  
         Он отдал гитару, и мы пошли, без цели, сначала улицей. Мороз обступал, но мы были с водкой, ему было нас не схватить. Кафе отошло тут же в прошлое, как чужой берег, и полоса между ‘теперь и ‘там ширилась: мы отплывали, отплывали.  
         Кажется, целовались за киоском с сувенирами, как школьники, было смешно. Потом свернули в переулок. Помелькивал снег, желтый, ночь чернела, были дома - холодные, каменные; желтели шапки фонарей.  
Так дышит счастье - зимними шагами, теплым выдохом случайно хлопнувшего подъезда. Хотелось упасть в тепло, без людей, в черно-желтую тьму. 

         Какие непримиримые подъезды на Арбате. Как крепости с поднятыми мостами. Стоят, закованные. Но мы и не хотели в подъезд - никто нас там не ждал.  
         Я говорила что-то про NN. Вот этот дом, их подъезд, вон там, на крыше, сад... Хотелось окружить собой, чтобы и воздуха другого не осталось.  
За домом была арка, проем - во двор. И там был дом-руина; стены с пустыми глазницами окостенело скалились с синюю черноту, и снег заметал, и желтого не было тут.  
         Ах, какой дом. Когда-то кирпичный, и мы были последние люди, жившие здесь, после нас уж не было никого.  
         В нем - четыре, кажется, этажа, но ни крыши, ни перекрытий, ничего не осталось, только рваный остов стен и провал, как после взрыва, в середине. Нам было - туда, в провал.  
         Был ужасный мороз, ночь крепчала.  
         Распластывалась спиной по обломкам стены; уютный мех. Одежда мешала, но сторожил мороз; я смотрела вверх, в фиолетовое черное, и крошился морозный кирпич.  
         Мягкий мех дубленки, холодноватая кожа куртки. Было жаль шевелиться. Вещи сделались холодные, разомкнувшись. Мне было... Я сделалась бестелесной, бессмысленной. Ничего. Кружащийся снег, сугробы, морозная пыль. Кажется, и слуха не стало.  
         Мы замуровывали себя обратно - в привычное тепло, в одежду, в обычные мысли, выходили. Оказывается, там был двор еще, для людей, собак. Да, я же опасалась поначалу, что NN выйдет - собачку гулять. Интересно, меня бы узнали?  
         Мы на землю опускались, снижаясь. Я опускалась; шли аркой.  
За аркой были снова: улица, желтые пятна, окаменелые стены. Мы шли. Говорить не хотелось. Какой-то тайный знак был предъявлен и узнан, там, в кирпичных лохмотьях. Это был пропуск, теперь мы шли другим городом.  
Метель кружилась вокруг, и нас кружила, каменные дома исчезали в темноте, разметанной метелью; стен не было уж видно; желтый снег, круженье света.  
    Мы шли пустыми улицами, нам путь белел, хотелось смеяться и шуметь, мы кружились, город пропадал.  
         Ну, теперь... ко мне? - с трудом, как из сна, выговорил он. Я замычала что-то, просыпаясь.  
         Потом шли уже к метро, не к небу.

         Анна Хоси, Австралия

         24 апреля 2003

ПРЕДЫДУЩИЕ РАССКАЗЫ АННЫ ХОСИ: 
ПЕПЕЛ 
ВАРУЖАН

Предыдущая публикация этой рубрики:

АЛЕКСАНДР АСМОЛОВ "СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ"