Кленовый лист кружится, словно это девушка танцует в ярком, режущем глаз,
кровавом алом сарафане.
Она. Нравится себе, когда
высыпается; спит по воскресеньям до полудня. При взгляде на себя в зеркало
приятно замечает: нет синих кругов под глазами, а белки настолько сверкают,
что кажется, что черные глаза-таблетки плавают в прохладном молоке.
Вдыхает глубоко прозрачный осенний воздух, при каждом вдохе чувствуется
его прозрачность, остро ощущается запах сухой и хрустящей листвы, уютных
вельветовых жакетов, трикотажных свитеров и мягких шерстяных шарфов.
Сентябрь, как обычно, навевает на нее легкую грусть: тоску по несостоявшемуся.
Хочется глотать ароматный кофе, наблюдая за людьми из большого окна какого-нибудь
кафе, проигрывая в голове томную и романтичную мелодию Гая Рича. Эта меланхолия
ей приятна. Она готова так жить, но понимает, что это – замороженное состояние,
что так долго нельзя. Нужна жизнь, нужна энергия и яркие краски. Но сейчас,
сегодня, ей хочется именно этой меланхолии, она влюблена в нее. Потребность
в одиночестве так велика, что ее сердце щемит, если она его не ощущает.
Она хочет подарить ему серебряную ложечку для обуви. Пол года, как они
узнали друг друга, друг о друге. Пол года – для нее уже большой срок. Она
очень дорожит этими шестью месяцами, очень дорожит им. Она поет ему песню.
Эта та грань, между летом и осенью, между зеленью и желтой меланхолией
осенней листвы.
Я
околдован августом,
Но
нет взаимных снов,
Лишь
на качелях времени
Мы
плаваем без слов…
И
капают соленые
Слезинки
по щекам.
Одно
лишь повторяю я:
Не
дам заснуть, не дам.
А
ты не слышишь августа:
Ведь
сон – в твоих руках,
Окутал
дымкой ватною,
Печаль
навек уняв…
Нет
слез моих соленее,
Игривистей
нет фраз,
Конец
стихосложения
В
глазах моих увяз…
Столичный трамвайчик подмигнул озорными красными боками, пригласил ее к
себе. Мерное постукивание колес успокаивает ее; уже вечер, она едет в известном
направлении, но неизвестно куда и зачем. Она не знает, где будет ее остановка,
и нужно ли вообще сходить. Когда так уютно слышать стук колес, веселое
позвякивание гудка; уютно наблюдать, устроившись в кресле у окошка на проезжающие
машины, людей, украшенные фонарями улицы.
Вдруг она сбегает, спрыгивает со ступенек трамвая смело и легко. И уже
бежит в неизвестном направлении по прямой улочке, встречая на ходу удивленных
людей. Она бежит все быстрее и быстрее. Ей становится жарко, сбрасывает
вязаный свитер. Оставшись в одной тонкой, словно вторая кожа, облегающей
водолазке, она продолжает свой марафон.
Вот уже некуда бежать. Останавливается, и прикуривает сигарету. Она еще
долго не может отдышаться. Но ожидаемых слез не вышло. Осталась лишь легкая
грусть, словно сухая золотая осень, грусть подмигнула ей, и устало легла
обратно, в постель ее души.
Он. Кажется ей сильным, спокойным, и недоступным.
Ей никогда не достать до него. Он изучает ее, смотрит приручающим родительским
взглядом. Глаза его излучают теплые искорки, его глаза бездонны и глубоки.
Таких глаз она еще не видела. Если она задерживает взгляд, ее охватывает
паника и страх. Кажется, что еще вот-вот, и она упадет, полетит в этот
бездонный и неизвестный колодец. Его голос не громок, глубок, но тверд
и уверен. Он успокаивает ее. Он мог бы стать прекрасным отцом. Мог бы петь
колыбельную их ребенку. Его руки излучают уверенность, они, почему-то
пахнут земляникой, а иногда лесом; стройными и высокими, мощными красавцами
дубами и каштанами, хвоей и смолой, мхом и грибами.
Он кормит ее с ложки медом, иногда творогом со сметаной и с сахарным песком.
Он гладит ее по лицу, медленно, начиная со лба, потом профиль носа, губы,
глаза. Он как будто рисует ее. Запоминает. При этом глаза его светятся
васильковым цветом, они улыбаются, смеются ей. В эти минуты ей хочется
жить…
Они. Они могут молча разговаривать друг с другом. Они
смеются вместе. Они рассуждают о сущности бытия и бренности существования.
Они учат друг друга: он – мудрости, она – любви. Они выпивают вместе бутылку
коньяка. Они становятся пьяными и неуправляемыми. Он – рвет на ней бусы,
и изумрудные шарики падают на пол, отталкиваются от паркета, как мячики.
Она кидается в него подушками и кричит, что ненавидит его.
Они молчат, когда играет музыка, когда они слушают Дунаевского. Им кажется,
что их чувства – точная копия этой бесконечной музыки.
Они не хотели бы расставаться. Они вместе, но меж ними невидимая черта.
Она. После встречи с ним ей всегда хочется сладкого
и тягучего вишневого варенья. Она готова есть его из прозрачной банки столовыми
ложками. Малиновая густая тягучая жидкость. Губы становятся липкими и сладкими.
Круглая бордовая, сочная ягода раскусывается, и лопается на языке, выливая
сладкий ленивый сироп.
Она
много раз задавала себе один и тот же, мучающий ее вопрос. Ей страшно и
одновременно восторженно – услышать ответ. Наверное, - Да.
Сегодня ночью ей снился снег. Он был голубого цвета. Огромные хлопья затормошили
весь дворик ее родного дома. Засыпали детскую площадку с качелями и песочницей.
Проснулась она от холода. Возникло острое желание увидеть и ощутить. Вдохнуть
запах смолы. Слезы выступили на ее глазах, она стала похожа на капризного
ребенка. Она поднялась, и, укутавшись в одеяло, побрела к холодильнику.
Щурясь от яркого света, достала банку вишневого варенья. Взяла одну вишенку
на язык, - ягода разлилась малиновым ароматом в ее душе.
Опубликовано
в
женском журнале "WWWonan" - http://newwoman.ru
30 СЕНТЯБРЯ 2005
Отклики
присылайте на адрес редакции.
Все рассказы этого
автора:
С
кусочками апельсина
Художник
Женщина
устала (цикл рассказов)
Зеленое
платье
Апрель...
Под Земфиру
Осеннее
дыхание
Женская потребность
или рассуждения на тему: Как с Ним быть?
ДАЛЕЕ:
СВЕТЛАНА: КОГДА
СОН ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ЯВЬ...
ПЕРЕЙТИ
В РУБРИКУ "ЗАМУЖ ЗА РУБЕЖ"
ЖЕНСКИЙ КЛУБ
ИГРЫ
ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ