ЗАМУЖ
ЗА РУБЕЖ
ЖЕНСКИЙ КЛУБ
ЖЕНСКИЙ КЛУБ
ИНФОРМАЦИЯ ПО СТРАНАММОДАКРАСОТАГОРОСКОП НА НЕДЕЛЮКОНКУРС КРАСОТЫ RUSSIAN GIRLГАЛЕРЕЯ
КРАСИВЫХ МУЖЧИН
ИГРЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
ИГРЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
ИСТОРИИ ЛЮБВИСЛУЖБА ДОВЕРИЯТАНГО
С ПСИХОЛОГОМ
ЖЕНСКОЕ ОДИНОЧЕСТВОСЕМЬЯ, ДОМ, ДОСУГПРАЗДНИКИ
СОВРЕМЕННАЯ
ПРОЗА
О
ПРОЕКТЕ И ЕГО АВТОРЕ
КАТАЛОГ ПЕРВЫХ ЖЕНСКИХ САЙТОВАРХИВ
РЕКЛАМОДАТЕЛЯМ
РУБРИКА
"ЗАМУЖ ЗАРУБЕЖ"
ГАЛЕРЕЯ
МОДНОГО
МАКИЯЖА
ГОТОВИМСЯ
К
НОВОГОДНЕЙ НОЧИ
ЖЕНСКИЙ
КЛУБ
ПЯТНИЦА,
24 ДЕКАБРЯ 2004
ОЛЬГА
(НОРВЕГИЯ)
НЕСКОЛЬКО
СЛОВ НА ТЕМУ
НОВОГОДНЕЙ
ЕЛКИ
ЛЮБОВЬ
КУЗНЕЦОВА
СЧАСТЛИВЫЙ
ВИСОКОСНЫЙ.
РАССКАЗ
СЛУЖБА
ДОВЕРИЯ. РЕГИНА
У
НАС НЕТ БУДУЩЕГО:
Я
- ЗАМУЖЕМ, ОН - ЖЕНАТ
ВАШИ
ПИСЬМА
ЧЕТВЕРГ,
23 ДЕКАБРЯ 2004
НОВОГОДНИЕ
ПРИЧЕСКИ
ДЛЯ
ВСТРЕЧИ ГОДА
ПЕТУХА-2005
ЖЕНСКИЙ
КЛУБ
СРЕДА,
22 ДЕКАБРЯ 2004
ГОРОСКОП НА НЕДЕЛЮ
ГОРОСКОП НА НЕДЕЛЮ
ЖАКЛИН,
ФРАНЦИЯ
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ
ОБЕД
В
САМЫХ ЛУЧШИХ
ФРАНЦУЗСКИХ
ТРАДИЦИЯХ
АНАСТАСИЯ
КОНОВАЛЕНКО
КАЖДЫЙ
ВЫБИРАЕТ
ПО
СЕБЕ. РАССКАЗ
|
||||
- СРЕДА,
29 ДЕКАБРЯ 2004
|
АННА ЛЕВИНА (NEW YORK, USA) annalevina2004@yahoo.com КНИГА "МЕЖДУ НАМИ, УЖЕ НЕ ДЕВОЧКАМИ" (ЭКСКЛЮЗИВ) |
Посиделка
ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
[ПРОДОЛЖЕНИЕ
ПЕРВОЙ
ЧАСТИ]
.
ГЕРА
Глава 3
Так получилось, что подружки мои с кем-то познакомились, каждый вечер убегали на свидания, а я бродила одна по берегу, читала и делал вид, что вся эта поцелуйная суета меня совершенно не волнует. Наверное, я хорошо прикидывалась, так как подружки нисколько не сомневались, что я из другого теста, и, кроме поэзии и музыки, ни о чем другом не думаю. Днем на пляже они с восторгом слушали стихи, которых в моей голове было несчетное количество, а вечером с виноватой улыбкой прощались со мной и убегали.
Как-то раз девочки пришли радостные и возбужденные.
— Вечером все идем на свидание! — объявили они.
В назначенное время мы собрались в беседке у моря. Народу было много. Все шумели, о чем-то спорили. Незаметно шутки становились все язвительнее, смеялись уже не все, а как-то по очереди. Толпа явно раскололась на два лагеря, женский и мужской, каждый старался куснуть побольнее другого. Наконец, все окончательно разругались и стали обиженно расходиться. Я никого не знала, в темноте ничего не могла разглядеть и тихо просидела в углу весь вечер.
— Разрешите вас проводить, — вдруг услышала я над собой приятный баритон. Я подняла глаза и обомлела. Передо мной стоял настоящий красавец. Высокий, с шапкой темных вьющихся волос, загорелый до черноты, с огромными глубокими коричневыми глазами и маленьким почти женским ртом, один уголок которого насмешливо задирался вверх, а другой язвительно опускался вниз.
— Проводите, — согласилась я, и мы пошли в противоположную от дома сторону, в парк на берегу моря.
Гера, так звали моего нового знакомого, как и я - оказался из Ленинграда, где окончил медицинский институт, защитил кандидатскую диссертацию и работал на биостанции в научно-исследовательской группе, которая искала что-то в мозгу у рыб и дельфинов. История его жизни напоминала приключенческий роман.
Дед Геры, прусский немец из Германии, очень богатый человек, женился на прусской немке. Свадебное путешествие чудак-миллионер решил провести в России, которая манила его романтическим словом “революция”. Приехав туда в самый разгар гражданской войны, он пришел в восторг от большевистских идей, вступил в Красную Армию и погиб под Перекопом. Его жена осталась в России и, спустя несколько лет, вышла замуж второй раз опять за прусского немца, на сей раз коммуниста-тельмановца, бежавшего в Россию от фашизма. От этого брака появилась хорошенькая девочка, Ирма. Вскоре тельмановца арестовали и расстреляли как врага народа. Ирма осталась жить с матерью в Ленинграде, рано вышла замуж за еврейского мальчика Рому, и через полгода после свадьбы родила Геру — наполовину еврея, наполовину прусского немца.
— Вот такой я недоношенный, — закончил свой рассказ Гера, — отсюда и все мои неприятности.
В тот вечер я первый раз явилась домой позже всех, и под впечатлением сразу же уселась за письмо маме, в котором подробно описала, с каким замечательным человеком мне посчастливилось познакомиться.
Мы встречались каждый день. Гера оказался прекрасным рассказчиком, и я готова была слушать его без конца. Сердце мое замирало от восторга. Я влюбилась еще больше, чем когда-то в зеленоглазого мальчика из школы! Постепенно от захватывающих бесед мы перешли к страстным поцелуям, и тут выяснилось, что Гера женат. Сообщил он об этом как бы между прочим, безразлично-обреченно. Я растерялась, не зная как на это реагировать. Домой я ушла в полном смятении. Мне совсем не хотелось выступать в роли роковой разлучницы, но и отказываться от того, о ком я всю жизнь мечтала, у меня не было сил. Всю ночь и весь следующий день я разговаривала сама с собой и никак не могла договориться. Чем ближе было к вечеру и часу свидания, тем меньше у меня оставалось уверенности в том, что я смогу жить как раньше, до встречи с Герой. Наконец я созрела. “Плевать! Маме ничего не скажу. Она в жизни не узнает, что мой избранник женат. Я люблю, а это — главное. Уводить его из семьи я не собираюсь. Мне почти 25 лет, и я не хочу оставаться старой девой. И слава Богу, что избежать этого можно по большой любви, а не просто так”. Я сразу же успокоилась и собиралась на свидание, полная грандиозных планов и надежд.
Письмо от мамы хозяйка квартиры принесла мне в последнюю минуту, когда я была почти на пороге. Я решила не задерживаться и прочесть его прямо при Гере. Мама, в отличие от всех остальных врачей в мире, писала красивым хорошо разборчивым бисером:
“Дорогая доченька! Получила твое письмо, где ты с восторгом описываешь своего нового знакомого. Наверное, это — судьба, потому что ваша взаимная симпатия имеет наследственные корни. Герина бабушка, Валентина, дружила с твоей бабушкой всю жизнь. Они вместе учились в гимназии и нежно любили друг друга до самой смерти. Сын Валентины, Рома, и его жена, Ирма, ровесники моего брата, твоего дяди Яши. Я помню Геру в Самарканде, в эвакуации, где он, совсем маленький, был со своей мамой, очень красивой женщиной. Насколько мне известно, Гера рано женился, у него есть сын, но кто знает, какое положение сейчас…”
Я дочитала письмо до конца. Мы оба молчали, потрясенные проделками судьбы. Гера сидел застывший. Я боялась проронить звук, вопросительно на него смотрела.
— Чтоб завтра же тебя здесь не было, — вдруг заявил он.
— Как? — не поверила я.
— Завтра же уедешь, поняла? — отрезал Гера и ушел.
Я осталась сидеть, уставившись в письмо, ничего не видя от слез. Раз Гера так решил, надо уезжать. Но куда? Возвращаться домой не хотелось…
И тут я вспомнила про Олю и нашу клятву. На следующий день с утра я побежала на почту и послала в Одессу телеграмму, где спрашивала разрешения приехать в гости. Подружкам я взахлеб описывала Олю, рассказывала о нашей дружбе, о том, как необычно мы встретились. Весь день я не находила себе места, ждала ответа, потом не выдержала и ушла до вечера в парк, бродила по аллеям, где гуляла с Герой, сидела на нашей скамеечке, вспоминала каждое слово из наших разговоров и все не могла поверить, что такое бывает. Когда я вернулась домой, из нашей комнаты доносился страшный шум. Я вошла. Все замолчали и уставились на меня, как будто впервые увидели. На столе лежала долгожданная телеграмма: “Приезжай. Жду. Целую. Миша”.
— Оказывается, твою замечательную Олю зовут Миша, — съязвил кто-то, не выдержав, — ну и тихоня!
— Честное слово, я понятия не имею, кто такой Миша, — оправдывалась я, — ой, кажется, это — Олин муж, но я его никогда не видела!
— Ты его не видела, а он тебя ждет и целует. Так мы тебе и поверили! — не унимались подружки. Я махнула рукой и пошла собирать чемодан. “Разберемся, — подумала я, — этот Мишка-шутник у меня получит!”
На следующий день я улетела в Одессу. Гера не зашел даже попрощаться.
Глава 4
Прямо с аэродрома Оля привезла меня на пляж, купаться. Нас окружили полуголые Олины друзья, и я, одетая в дорогу, чувствовала себя, как в шубе среди папуасов.
— Оля! — к нам пробирался мокрый, только что выскочивший из моря широкоплечий крепыш. Брызги летели от него во все стороны, пугая прохладой раскаленную на солнце толпу.
— Знакомься, мой муж Миша, а это и есть моя молочная сестра, — представила нас друг другу Оля.
— Мы знакомы, — я вынула телеграмму и протянула ее Оле.
— Ну, что ж, — скомандовала моя решительная подружка, — целуй, раз обещал!
Миша и я обменялись вопросительными взглядами и уставились на Олю, а ребята вокруг хохотали и подначивали:
— Целуй, Мишка, не теряйся, будешь знать как писать телеграммы!
— Оль, я пошутил, — виновато пробормотал Мишка.
— Ничего не знаю, — стояла на своем Оля, — целуй и все!
— Ну, ладно, — вдруг повеселел Мишка, схватил меня и стал смачно целовать в обе щеки. Я изо всех сил старалась увернуться. И лицо, и платье у меня стали мокрыми от Мишкиных объятий.
— Хватит, — королевским жестом сжалилась над нами Оля, — все свободны!
Так бурно начались мои одесские каникулы.
Оля жила с родителями Миши. Ее свекровь, Вера Павловна, светилась добротой и уютом. Все называли ее “мама Вера”. Не прошло и дня, как я невольно обращалась к ней так же, не испытывая при этом никакой неловкости.
Миша работал физиком. Его друзья-одноклассники тоже. В те годы вся страна, не отрываясь, следила по телевизору за выступлением веселых и находчивых студентов. Зимой Мишкины друзья соревновались в остроумии в разных командах, изображая из себя соперников, а летом собирались дома, в Одессе, и весело смеялись, вспоминая особенно удачные шутки и ответы. Проводить время в такой компании было одно удовольствие. О Гере я старалась не думать. Однако, находясь постоянно среди молодых и очень интересных парней, не могла себя заставить пококетничать, что в принципе мне было очень присуще. Я как будто переболела. Какой-то кусок души оторвался и тихонечко дрожал внутри всякий раз, когда я вспоминала о Гере. Видимо, в эти минуты с моего лица сползала обычная улыбка, потому что Оля всякий раз тревожно спрашивала:
— Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? “Я себя вообще не чувствую,” — хотелось ответить мне, но вместо этого я делала глубокий вдох-выдох и напяливала на лицо привычную неозабоченность.
Время пролетело незаметно. Надо было уезжать. Я начала паковаться. В тот день мама Вера пришла с работы встревоженная.
— Говорят, в Одессе холера, уехать нельзя, все закрыто.
— Кто говорит? — деловито уточнила Оля.
— На работе сегодня все говорили, — неуверенно посмотрела на нее мама Вера.
— Мы не будем жить слухами, — решительно заявила Оля, — вы что, не знаете Одессу? “На Пересыпи меридиан лопнул, вода хлещет, все заливает!” — нам эти сплетни знакомы. Вот я сейчас позвоню и все узнаю.
Оля посмотрела в телефонную книгу и набрала нужный номер.
— Это санэпидстанция? Скажите, пожалуйста, правда, что в Одессе холера?
— У вас жидкий стул? — поинтересовались в ответ.
— При чем здесь мой стул? — возмутилась Оля. — Я просто хочу знать, есть ли в Одессе холера или нет?
— Девушка, не паникуйте, — ласково отвечали со станции, — вы уверены, что у вас не жидкий стул?
— Слушайте, я совершенно здорова, — не сдавалась Оля, — я хочу знать правду.
— У вас в семье у кого-то понос? — не унимались заботливые работники санэпидстанции. — Какой ваш адрес?
— Зачем вам мой адрес? — уже кричала Оля. — Ни у кого нет поноса, нам надо знать, есть холера или нет!
— Не волнуйтесь, вам будет оказана помощь! — кричали Оле в ответ. — Срочно назовите свой адрес, машина уже на выезде!
Оля гневно бросила трубку на рычаг.
— Ничего не понимаю! Да ну их! Нечего об этом думать!
Однако уехать мне не удалось. В аэропорту было столпотворение. Бесцельно протолкавшись там несколько часов, мне пришлось вернуться обратно. Город закрыли. Я безнадежно застряла у мамы Веры, все время чувствуя себя виноватой, сама не зная в чем. Слухи о холере принимали все более серьезный характер. Люди пугали друг друга рассказами о знакомых своих знакомых, смертельно заболевших страшной болезнью. Говорили, будто больные падают прямо на улице и тут же умирают. Пляжи опустели, поскольку считалось, что главная зараза в морской воде.
Однажды мы с Олей и мамой Верой шли по улице. Прямо на тротуаре валялся жуткий человек, полуголый, грязный и обросший. Прохожие брезгливо обходили страшное место, бросая на упавшего испуганные взгляды. Первая не выдержала сердобольная мама Вера. Приблизившись к неподвижно застывшей фигуре, она осторожно наклонилась и жалобно спросила:
— Гражданин, а гражданин, скажите пожалуйста, вы больной или пьяный?
Жуткий человек вдруг ожил, медленно повернул голову, приподнялся на локте и заплетающимся языком прорычал:
— Кто пьяный? Я пьяный? Сама ты пьяная!
И опять бездыханно упал и замер. Мы прохохотали всю дорогу домой, но смех смехом, а в Ленинград мне было не попасть, и с каждым днем злоупотреблять гостеприимством мамы Веры становилось все более неудобно.
Как-то вечером на огонек зашли два Мишиных друга — Саша и Володя. Оба москвичи, они застряли в холере, как и я. От них мы впервые услышали новое слово “обсервация” — полубольница, полулагерь, где надо было отсидеть положенное время, и только тогда разрешалось уехать. Проникнуть в это таинственное место было совершенно невозможно, так как желающих уехать было гораздо больше, чем свободных мест. Однако Сашин отец, знаменитый академик, через Москву устроил сыну и его другу счастливую возможность попасть в эту недосягаемую обсервацию. Прочие смертные, такие как я, не имеющие всесильных родственников, были обречены либо умереть от холеры на чужбине, то бишь в Одессе, либо томиться в ожидании своей бессрочной очереди.
— Так, — сказала Оля, — будешь Сашина невеста.
— Какая невеста? — хором удивились мы.
— Обыкновенная невеста, — пояснила Оля, — будешь умирать от любви, цепляться за него и причитать, что кроме него у тебя никого на свете нет.
Мы сидели ошарашенные. Саша тем, что у него вдруг объявилась невеста, а я — той необыкновенной ролью, которую мне предстояло сыграть. Но другого выхода не было. Разработали план, все было продумано до мелочей.
На следующий день, как договорились, в двенадцать часов ночи все вместе мы приехали за город, к воротам обсервации. Полночь была выбрана не случайно. Куда можно отправить несчастную одинокую девушку среди ночи? Именно на это обстоятельство был направлен наш хитрый расчет. Оля с Мишей спрятались в кустах, на случай, если меня никто не пожалеет, чтобы я действительно не осталась одна в темноте.
Саша позвонил в звоночек на проходной. Нервы мои не выдержали, и я стала тихо шмыгать носом, по моим щекам покатились настоящие слезы. Мне действительно стало себя очень жалко.
— Ну, артистка, дает! — восхищенно прошептал Володя.
Ворота отворились. На пороге стояли две фигуры в белых халатах и масках. Чувствуя себя ответственным за всю нашу авантюру, Саша смело сделал шаг вперед, как щит держа перед собой письмо из Москвы. Я дрожала сзади, тихо подвывая:
— Сашенька, миленький, куда же мне деваться?…
Глава 5
— Живите, — промолвили фигуры и скрылись в темноте.
И началась наша жизнь в обсервации.
Утром, при свете дня, выяснилось, что место, куда мы попали — концлагерь санаторного типа. Все вокруг опутано колючей проволокой. Отойти от домика было невозможно, так как на расстоянии метра от него проходил шнур с сигнализацией. Еду нам приносили безликие, в масках и белых халатах, приведения.
Ребята знали, на что шли, и хорошо подготовились, поэтому с утра до вечера играли в карты, курили и пили пиво, которое предусмотрительно принесли с собой целый чемодан. Поскольку ни то, ни другое, ни третье мне было не интересно, я сидела на крылечке и разглядывала своих неожиданных сожителей.
Внешне Саша и Володя были похожи на Пьеро и Арлекина. У Саши уголки больших серых глаз и уголки губ параллельно смотрели вниз. Он был невысокий, немногословный и какой-то - то ли грустный, то ли злой. На меня он бросал такие угрюмые взгляды, будто я и вправду собиралась его окольцевать. Володя, наоборот, шумный, большой, киноактерно красивый, постоянно хвастался своими влюбленными подружками и почему-то, вымыв руки, вытирал их исключительно об занавеску в комнате. И тот, и другой меня раздражали. По сравнению с Герой они оба казались мне бесхвостыми щенками. Я мысленно называла себя неблагодарной свиньей и старалась вести себя как можно незаметнее, чтобы случайным жестом или замечанием не выдать своего настроения. Тем ни менее, не видя в моих глазах привычного обожания или восхищения, и Саша, и Володя делали вид, что в комнате кроме них никого нет. Однажды, случайно, я услышала, как Саша говорил Володе:
— Странная какая-то девчонка. Другая бы от счастья умерла, живя с нами вместе, а эта не обращает никакого внимания!
— Как же, не обращает, — возразил Володя, — ты, что не видишь, как ее корежит, когда я руки об занавеску вытираю!
Через неделю нашего добровольного ареста поздно вечером кто-то постучал в окно. Володя, который спал ближе к выходу, открыл дверь. На пороге стояли Оля и Миша. От неожиданности каждый из нас замер на своем месте, глядя на ночных гостей, как на пришельцев из другого мира.
— Ребята, у меня потрясающая жена! — отдуваясь и отряхиваясь, вошел в комнату Миша. — Она провела меня сюда через такие преграды, что вы себе даже представить не можете. Мы ползли по-пластунски!
Оля, скромно улыбаясь, снимала с одежды прилипшие травинки и палочки. Мы наперебой начали рассказывать про наше заточение, шикая друг на друга, боясь, что нас поймают с посторонними, и мы будем уже не стерильными, а значит, не сможем уехать в положенный срок. Мы болтали, а Миша слушал, вздыхал и приговаривал:
— Все-таки Оля — необыкновенная женщина, честное слово!
Никто с ним не спорил. Мы чувствовали себя подпольщиками в стане врага. Просидев пару часов, Оля с Мишей ушли так же, как и пришли, по-пластунски.
Каждые пять дней в обсервации проводилась проверка. Анализы собирали по комнатам, по принципу “одна комната — одна баночка”. Считалось, что если человек заболел, то его соседи так или иначе обречены. Носить эту баночку в лабораторию никто не хотел, поэтому мы честно бросали жребий. Как-то раз я впервые проиграла, и нести анализы пришлось мне. Я не знала точно, где находится лаборатория, поэтому, увидев несколько человек у стоящего в стороне домика, подошла и, приветливо поздоровавшись, спросила:
— Скажите, пожалуйста, здесь находится лаборатория?
Люди шарахнулись от меня и с неподдельным ужасом закричали:
— Отойдите от нас, вы не из нашей баночки!
Все вокруг были напуганы, а потому бдительны, чтобы как можно быстрее уехать.
Через несколько дней, в сопровождении группы солдат с автоматами, нас вывезли на аэродром и отправили по домам. Провожать нас не разрешалось, чтобы холерные микробы провожающих не марали стерильную чистоту отъезжающих и оставались там, где им положено быть, в родной Одессе.
Глава 6
— Мама, расскажи про Геру, — попросила я, когда стало особенно тошно.
Про Геру мама знала мало. Зато хорошо помнила его родителей. Рома, отец Геры, был очень хороший и умный мальчик. Он даже сделал какой-то доклад в девятом классе, о котором писали в научном журнале. Наша бабушка, мамина мама, всегда ставила Рому в пример. Когда мамин брат получал двойку, бабушка причитала, какая счастливая ее подруга Валентина, у которой сын Ромочка не только сам отлично учится, но еще занимается со своей одноклассницей Ирмочкой, а не бегает по улице с дурацким мячом, от которого никакого толку!
— Вдруг, — продолжала свой рассказ мама, — бабушка замолчала и не вспоминала про Ромочку больше двух недель, что было странно и непривычно. На все ехидные вопросы, как там Ромочка, бабушка только отмахивалась и тут же переводила разговор на другую тему. Однажды бабушка не выдержала и поделилась, что у Валентины жуткие неприятности. Ирма беременна. Ее выгнали из школы. Рома тоже ушел из девятого класса.
— Боже мой, они ведь сами еще дети! — стонала бабушка.
— Срочно сыграли свадьбу, и через полгода родился Гера, — закончила свой рассказ мама.
“Вот тебе и недоношенный!” — вспомнила я любимую Герину шутку. “Когда-нибудь я его успокою, — размечталась я. — Расскажу ему историю его появления на свет, и он поймет, что он был совершенно нормальный, немного не вовремя родившийся, но вполне полноценный ребенок”.
Возможность успокоить Геру представилась мне очень не скоро.
Глава 7
За это время папа мой умер. Мама и брат переехали в двухкомнатный кооператив. Огромную комнату в коммуналке на Петроградской стороне я выменяла на однокомнатную квартиру в новостройках, но жила у мамы, а квартиру сдавала. Я успела выйти замуж за день до того, как мне исполнилось 25 лет, избежав страшного клейма “старая дева”. Точнее, от этого клейма я избавилась за две недели до свадьбы. Жильцы из моей квартиры съехали, и мой будущий муж сделал в ней ремонт. Жили мы с ним на разных концах города. Приехав после ремонта навести в квартире порядок, мы поглядели друг на друга и поняли, что больше никуда не поедем. Я позвонила маме и сообщила, что первый раз в жизни ночевать домой не приду. Мама помолчала, а потом строго произнесла:
— Если тебе кто-нибудь что-нибудь скажет, можешь ответить: ”Мне мама разрешила!”.
Помню, мой муж очень смеялся, узнав, что он будет “первооткрывателем”. То, из-за чего люди в романах кончали жизнь самоубийством, для него, как оказалось, не имело никакого значения. Через год мы развелись. Я осталась одна с дочкой. Девочка часто болела. Врачи советовали уехать к морю, где меньше людей, чтобы дать покой нервной системе ребенка. Я не знала, что мне делать, на юге было дорого и многолюдно.
Теплым апрельским днем я шла по набережной Невы, любуясь золотым шпилем Петропавловки. Навстречу мне шел высокий худой мужчина. Я прошла мимо, вся в своих невеселых мыслях. Вдруг кто-то позвал меня по имени. Я обернулась. Исподлобья, вполоборота на меня смотрел Гера. Та же шапка волос, теперь уже черно-бурая, огромные коричневые глаза, в лучиках морщин, и тот же насмешливый рот, с презрительно смотрящим вниз уголком. Мы молча обнялись и стояли, не шевелясь, несколько минут. Потом пошли, сели на лавочку.
— Расскажи мне о себе, — попросил Гера и, пока я рассказывала печальную историю своего замужества, целовал мне то одну руку, то другую.
— Так, — сказал он под конец, — забираешь дочку и в июне едешь ко мне в Крым, помнишь еще?
— Конечно, помню, — вздохнула я, но ведь там закрытая зона, нужен пропуск.
— Не волнуйся, — ответил Гера, — и пропуск тебе сделаю и комнату сниму. Приезжай.
Глава 8
Вечером я уложила дочку спать и вышла в садик. Пришел Гера. Мы сидели на скамеечку и тихо вспоминали, как были здесь много лет назад. Гера стал доктором наук и почти весь год жил и работал на биостанции, как и раньше что-то изучая в мозгу у дельфинов.
— Как твоя семья? — спросила я.
— Сын уже большой, жена все так же. Два месяца в году я могу их выдержать, остальное время живу здесь, — ответил Гера.
— Один? — ужаснулась я. — Почти весь год один?
Вместо ответа он обнял меня и поцеловал так, что я забыла обо всем на свете, казалось, что я ждала этого поцелуя все эти годы.
На следующий день мы с дочкой вышли на маленький пляж. Все утро, кроме нас, никого не было, и только после полудня на берегу начали появляться сотрудники биостанции в белых халатах, одетых прямо на плавки и купальники. Они сидели и лежали отдельными группками, вполголоса разговаривали, время от времени с любопытством поглядывая в нашу сторону. Неожиданно перед нами возникла маленькая изящная фигурка.
— Скажите, пожалуйста, — наклонилась к нам симпатичная приветливая девушка, — это вы — женщина Геры?
Я оторопела.
— Почему вы решили, что я его женщина?
— Но он же вас привез!
— Он помог мне приехать, — поправила ее я, — у меня ребенок нездоров.
По моему тону и выражению лица было видно, что такая задушевная беседа с незнакомым человеком мне не по вкусу.
— Вы меня извините, пожалуйста, — сказала девушка и села рядом со мной на подстилку, — мы тут все живем одной большой семьей, и друг про друга все знаем.
— Я не член вашей семьи, и про меня вам знать совершенно не обязательно.
— Вы не сердитесь, — продолжала девушка, — я хочу вам что-то сказать для вашей же пользы.
— Мне известно, что он женат, — нетерпеливо возразила я, всем своим видом давая понять, что эта беседа действует мне на нервы, и я хочу ее побыстрее закончить.
— Вы имеете в виду жену в Ленинграде? — поинтересовалась девушка. Обхватив руками коленки, она явно не собиралась слезть с моей подстилки. — У него еще здесь две жены, одна с ребенком, — добавила девушка, не дожидаясь моего ответа.
— Как же они ладят? — изумилась я.
— Они не ладят, — пояснила девушка, — плачут, кричат, иногда приезжает жена Геры из Ленинграда, и тогда они все дерутся.
— А Гера? — не веря тому, что слышу, спросила я.
— А Гера пьет, — просто ответила девушка, встала и вернулась к своим друзьям.
В тот вечер Гера не пришел. На следующий день тоже. Я гуляла с дочкой, читала, писала письма. Гера появился только через неделю, страшно худой, от загара даже не черный, а обуглившийся.
— Привет, — поклонился он, глядя по привычке исподлобья. Крепко пахнуло спиртным.
— Пьешь, — заметила я.
— Бывает, — согласился он, — ну. Тебя уже проинформировали?
— А как же? — съязвила я. — У тебя здесь прямо гарем. Как бы с битой мордой не уехать!
— Боишься? — насмешливо подначил Гера.
— Боюсь, — поддержала его тон я, — мне только этого не хватало. Специально так далеко ехала, чтоб меня за чужого мужа побили.
— Так что будем делать? — вызывающе произнес Гера.
— Ничего! — отрезала я. — Если уж по молодости ничего не наделали, то сейчас и подавно незачем, и, вообще, не люблю я в толпе толкаться!
Гера круто развернулся и пошел, покачиваясь из стороны в сторону, с гордо поднятой черно-бурой головой.
С тех пор виделись мы редко. Бывало, издали, проходя, махнет рукой и идет мимо. На пляже к нам привыкли, дружелюбно здоровались, играли с дочкой в камушки. Иногда приходил Гера, шел прямо к нам, ложился на гладкую теплую гальку, молча дремал час-полтора, потом вставал и, не говоря ни слова, уходил.
Так пролетел месяц. Пришло время уезжать. Гера пришел накануне отъезда вечером. Мы, молча, сидели с ним в садике. Гера держал меня за руку, а смотрел в сторону. Я не удержалась и погладила его по буйной шевелюре.
— Износился мой конь, — произнес Гера.
Я молча гладила жесткие от морской воды и соленого ветра волосы.
— Ты изменился, — прошептала я.
— А ты нет, — резко сказал Гера, — ну, пока.
Он встал, дотронулся до моей щеки и ушел. Я сидела в садике до утра. Вспоминала наши встречи, разговоры. Так многое хотелось объяснить, что-то поправить, изменить. “Как же так? — спрашивала я себя. — Как же так?”
Утром мы с дочкой уехали.
Эпилог
— Я звоню по поручению Герберта Романовича, — произнес незнакомец, — он погиб неделю назад в Душанбе.
— Как погиб? Какое Душанбе? — простонала я. — Причем тут Душанбе?
— У него аспирант в Душанбе защищал диссертацию, — объяснила мужчина, — Вот Гера, то есть, Герберт Романович, и поехал на защиту, как руководитель. На банкете, как водится, выпили, вышли на балкон подышать, потом все вернулись в зал, а Герберт Романович остался. Как это случилось, никто не знает, но когда мы спохватились, то на балконе его уже не было. Он упал вниз. Три дня пролежал в местной больнице без сознания, а потом очнулся и через два дня умер. Просил вам позвонить.
— Спасибо, — прошептала я, повесила трубку, и вдруг страшно позавидовала тем женщинам, которые дрались из-за Геры в Крыму.
В некоторых случаях брак можно признать недействительным. Есть такая форма решения вопроса в Америке. Но тут существует некоторая тонкость: эта отмена должна быть и юридическая, и религиозная. Одна не заменяет другую и вступать в новый брак, если вы не прошли через обе процедуры, все равно нельзя. Конечно, если ваш брак был только религиозным или только юридическим — тогда другое дело. Но в любом случае при отмене брака ответственность перед детьми остается.
Чтобы добиться юридической отмены брака, надо в суде доказать, что с самого начала супружество было нелегальным. Что это значит?
— Один из супругов обманул другого. Зная правду, вы бы никогда не вышли за него замуж. Или он никогда бы на вас не женился, если не он вас, а вы его обманули.
— Один из супругов в момент заключения брака все еще был женат (или замужем).
— Один из супругов в момент заключения брака был несовершеннолетним (думаю, что нам с вами это уже не грозит, но знать полезно).
— Один из супругов (или оба) были в состоянии алкогольного опьянения или под действием наркотика.
Короче говоря, все способы, описанные в первой части этой посиделки, дешевле, чем развод. А потому из двух зол выбирайте меньшее.
МУЖСКАЯ ЛОГИКА
Один
мальчик женился на старушке. А когда он умер, ей досталось всё его состояние.
Андрей Кивинов
Чтобы
жёны были счастливы, им нельзя заводить мужей.
Г. Малкин
Жизнь
— забавная штука: одно слово, произнесённое перед алтарём, и ты уже женат;
одно словечко, вырвавшееся во сне, — и ты уже разведён.
Витторио де Сика
ЖЕНСКАЯ ЛОГИКА
Где
логика? Когда я хороша,
“Какая
женщина!” — ты шепчешь, чуть дыша,
Но
если вдруг я действую на нервы,
То
ты в сердцах кричишь: “Все бабы — стервы!”
* * *
Всегда
всему своя награда,
И
ты меня, мой друг, прости —
Не
говори что делать надо,
Я
не скажу куда идти.
Анна Левина
«Анютины глазки»
СЮЖЕТЫ ИЗ ГАЗЕТЫ
Пожалуйста, не надо пошлости. Будь
смелее. Я не тучен ни душой, ни телом. А вы? 48-55 до 5'6?
Слава.
* * *
Позвони мне, позвони… Мужчина 32
лет познакомится с очень страстной без комплексов девушкой, можно замужней
женщиной для ласковых интимных бесед по телефону вплоть… Узнаете, когда
позвоните. И встреч с той же целью.
Георгий.
КОНЕЦ 35-Й ПОСИДЕЛКИ
Анна Левина New York, USAНа фото: Анна Левина
НАПИСАТЬ АВТОРУ: annalevina2004@yahoo.com
Опубликовано в журнале "WWWoman" - http://www.newwoman.ru 29 ДЕКАБРЯ 2004
ПРЕДЫДУЩАЯ ПОСИДЕЛКАНАЧАЛО ПОСИДЕЛОК С АННОЙ ЛЕВИНОЙ: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: "ДО"
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: "ПОСЛЕ"АННА ЛЕВИНА. БРАК ПО-ЭМИГРАНТСКИ. РОМАН
(Летом 2003 года роман был удостоен "Золотого Остапа", высшей российской международной национальной премии в жанре юмора и сатиры, номинация "Безграничный юмор").АННА ЛЕВИНА. HELP WANTED или КОМУ МЫ НУЖНЫ?
ПЕРЕЙТИ В РАЗДЕЛ "СОВРЕМЕННАЯ ЭКСКЛЮЗИВНАЯ ПРОЗА"
ЗАМУЖ ЗА РУБЕЖ
ДАЛЕЕ