ЛАНА РАЙБЕРГ, США, НЬЮ-ЙОРК

        А как самоотверженно, с какой страстью и упорством девочки выколачивают из родителей ресурсы на одежду , чтобы гордо явить на школьный вечер свою красоту!  Это всё оттуда, из той же оперы... Лишь годам к тринадцати появляются первые признаки взрослости - мнительность, самобичевание, низкая самооценка... Девчонки перестают ломиться на школьную сцену и бедной училке приходится авторитарным образом заставлять самых дисциплинированных, желательно в массовом порядке - в толпе легче затеряться - петь всем известную и обречённую на успех песню или хороводить скучный танец, выписывая предсказуемые траектории движения на дощатой пыльной сцене... 

      Так, путём естественного отбора, отсеивается  значительное большинство. Тяга к перевоплощению пропадает или принимает завуалированные формы. Под светом рамп остаются действительно имеющие способность в любом лицедействе - поющие, танцующие, читающие, либо упрямо желающие по-прежнему вытаскивать из корыта забвения уставшие души Татьяны Лариной или Марии Антуанетты. Наверняка, чтобы со школьной или институтской сцены перепрыгнуть на сценическую площадку театра или кино, нужно немало потрудиться. 

      Помню, в девятый класс  к нам пришла Аллочка, писаная красавица, дочка богатых и любящих родителей. Аллочка выглядела взрослой женщиной, да и вела себя не как мы, прыщавые и вредные гадкие утки. К тому же она обладала изумительным по силе и тембру голосом, и на всех школьных мероприятиях блистала в прямом смысле в вечерних туалетах, выводя оперные рулады и красиво заламывая оголённые созревшие руки. Все не сомневались в том, что она будет певицей - Аллочка училась ещё и в музыкальной школе. А её танец цыганки на новогоднем вечере! Это было что-то!  Я даже заметила, что молодые учителя по физкультуре, трудам и по физике стыдливо отводили глаза от её оголённого бешено вращающегося в танце живота, кокетливо перетянутого ниткой фальшивого жемчуга. По какой-то глупой переоценке собственной личности я тоже была наряжена цыганкой, костюм нужно было защищать, чтобы получить приз, и великодушная Аллочка снисходительно учила меня в грязном туалете нехитрым танцевальным па, которыми я в силу прямолинейности мировоззрения никак не могла овладеть, к искреннему изумлению наставницы.
       Нужно ли упоминать, что вся мужская половозрелая часть школы пала к её ногам, но Аллочка, игнорируя толпу малолетних воздыхателей, каждый день после уроков садилась в шикарную машину и уносилась во взрослую, ещё не ведомую нам жизнь с усатым и элегантным мужчиной. Мы, наивные, кудахтали как переполошенные куры, обсуждая животрепещущую тему - целуется с ним Аллочка или нет? Потом, в середине десятого класса, у неё скоропостижно сгорел от рака отец, бравый и импозантный мужчина. Как бы удивляясь невозможному, съёжилась и мгновенно постарела никогда до этого не работавшая, всегда ухоженная и шикарно одетая мать. У Аллочки сменился кавалер - теперь это был симпатичный грузин с развязными манерами. На выпускной вечер она не пришла - среди десятиклассников зашелестело гнусное невероятное слово - аборт, и тихо умерло от стыда среди невинных белых платьев...

      Лет через десять, приехав в родной город навестить родителей, я была остановлена на улице какой-то пожилой, неряшливого вида тёткой, с густо замазанным тональной пудрой лицом, с толстыми ляжками, бесстыдно обнажившими клубки синих вен. Тётка называла меня по имени, зазывала в парикмахерскую, где она мне сделает причёску, и я с трудом догадалась, узнав её только по неизменившимся пронзительно синим в чёрных ресницах глазам, что это кошмарное создание - Аллочка...

     Да, такие вот печальные истории происходят в жизни. Но я за тех, кто сумел! Восхищаюсь некрасивыми актрисами - как они сумели пробиться через частокол комплексов, улюлюканье жестоких ровесников, через постоянный невыбор их другими - на танцах, на конкурс... А они силой своего таланта заставили забыть о своей непривлекательности. Восхищаюсь...

     У меня иногда внутри поднимает голову недоумерший ребёнок, и я начинаю пытаться бороться со своей застенчивостью, но всегда крайне неудачно. Первая попытка была в пионерском лагере. Я согласилась с подружкой спеть песню в родительский день. Петь я совершенно не умею, но пионервожатой на это было наплевать-  ей нужно было подготовить энное количество номеров. Мы с подружкой страстно репетировали, уединившись за летней сценой. Я наивно полагала, что хорошо петь - это петь громко. Моя партнёрша старательно поддержала эту идею, и мы успели прорепетировать песню раз десять, оттачивая вокальное мастерство. Когда же объявили наш выход, взбесившиеся пионеры свистом и улюлюканьем согнали нас со сцены, несмотря на судорожные попытки воспитателей навести порядок. Оказывается, наше бравое пение во время репетиции разносилось далеко окрест, заглушая выступления других артистов.
     Второй раз я попыталась выступить с танцами. Тут я уже была повзрослее и  мучилась  душным летом в пионерском лагере в качестве воспитательницы. Захотелось выскочить из брони  обычной скованности, обрести возможность совершать необременительные, неразумные в смысле рациональности движения, отдавая дань языческому Богу радости... Упорные репетиции ни к чему не привели. 
 
    Коллега, призванная быть арбитром, непонятно из каких соображений  фальшивым голосом  восхищалась моими убогими прыжками и деревянной пластикой. Случайно, резко обернувшись, я застала на месте преступления её глумливую ухмылку и прозрела, вернувшись назад в надоевшую личину тургеневской сдержанной и печальной девушки. 
     В то же время я была убеждена, что во мне пропадает дар драматической актрисы. Я знала, во всём виноват его величество Случай, не спешащий сталкивать меня со знаменитым режиссёром на дорогах Судьбы... Не потому ли практически все девушки дают задурить себе голову бессовестным проходимцам, отрекомендовавшимися служителями киноискусства, будь то режиссёр, помощник режиссёра или оператор. Они доверчиво садятся в машину к
преступникам, поманившим их одним лишь обещанием кинопроб... Порочные мужчины лучше бедняжек разбираются в их тайных мечтах и нагло пользуются этим знанием...
     Итак, Случай поманил меня посредством плакатов, расклеенных на улицах города. Со внезапно оборвавшимся сердцем я прочла: Для съёмок фильма "Люди на болоте" приглашаются девушки и женщины в возрасте от двадцати до сорока пяти лет,  худощавые, славянского типа, с длинными волосами. Желающим прибыть для отбора 24 и 25 июня  в 10 утра ко входу в Областной Драматический театр. 

      Нужно ли упоминать, что ночь накануне я не спала. Воображение услужливо рисовало сладкие картины - режиссёр немедленно предложит мне главную роль, лишь только увидит впечатляющий славянский нос и трагическое выражение лица. Я буду, как Штирлиц, молчать, глубокомысленно щуриться и смотреть вдаль. Долой глупых пуделеобразных блондинок, да здравствует интеллект!
     Действительность разочаровала меня. Два молодых человека, встречавших начинающих актрис, одетые, как сиамские близнецы, в чёрные джинсы и кепки набекрень, подошли к делу совсем не творчески. Они не намерены были вступать в какие-либо неформальные контакты с испытуемыми, и, на мой взгляд, были слишком деловиты и суровы. Они быстро пробежали взглядом по всей моей трепещущей фигуре, оценивая, как хозяйка на базаре оценивает куриную тушку - не слишком ли тоща? Они  даже умудрились не попасть взглядом в мои, блещущие разумом и готовые к жертвам на ниве искусства, глаза. Видимо, я соответствовала необходимым требованиям, так как была высока, в меру тоща и обладала гривой длинных прямых волос. Мне было велено явиться в ближайшую субботу на железнодорожный вокзал к десяти утра, имея с собой бутерброд и бутылку воды. Форма одежды - походно-спортивная.
    Оскорблённая таким обезличенным подходом и в то же время возбуждённая предстоящими событиями, в субботу я выскочила из дому ни свет ни заря.  Отдышавшись, уже на вокзале я  спохватилась, что до назначенного времени ещё полтора часа. Минут пять я томилась у входа под часами, толкаемая со всех сторон беспардонными дачниками и решила заглянуть в расположенную неподалёку мастерскую к своим приятелям. Нужно было скоротать время, к тому же, каюсь, грешная, распирало желанием  похвастаться, и немаловажно было то, что мои знакомые художники изумительно варили кофе. Итак, я позвонила в дверь мастерской.
Естественно, ни на какие съёмки я не попала. Встретили меня приветливо, усадили в кресло-качалку посреди мастерской, дали чашку свежеприготовленного ароматного кофе и... высмеяли, как только, слегка жеманясь, стараясь говорить небрежно, я поведала о предстоящих съёмках. Уже не помню, какие выдвигались аргументы. Помню только, что они были убийственны, суровы и безжалостны. С моей робкой мечты грубо сорвали белое платье и пригвоздили её к позорному столбу. Бедняжка умерла без сопротивления. До сих пор не понимаю, почему я не ушла тогда. Они были правы тогда, мои безжалостные судьи. Они уберегли меня от последующих разочарований. Я просидела в мастерской целый день - сначала позировала для портрета, а потом набежали гости, и гостям преподносили хохму, как Катька хотела поехать на съёмку... Поздно вечером я пошла домой, и столкнулась с целой толпой уставших, злых и грязных женщин, странно одетых - в длинные тёмные юбки, драные трикотажные кофтёнки, приехавших загородной электричкой. Это возвращались со съёмок мои несостоявшиеся коллеги. Я пристроилась рядом, навострив уши, и по обрывкам разговоров составила картину, как бедных женщин - многие из них были с детьми, целый день гоняли по лесу, заставляли сидеть в болоте и бежать по полю впереди танков. Снимались массовые сцены – нападение гитлеровцев на деревню, уход жителей в лес. Крупным планом снимали только исполнителей главных ролей. А остальные были так, фоном. Так вот, этот фон весь день ни ел, ни пил, кувыркаясь под палящим  июньским солнцем.
     Женщины злились и матюкались по дороге, волоча за собой смертельно измученных детей. За этот кошмарный день им назавтра обещались выдать по три рубля в обмен на возвращённые сценические костюмы.

     Я тихо порадовалась за себя, рассудительную и благополучную.
     Через пару дней, случайно, во дворе многоэтажек, натолкнулась на съёмочную группу. На лавочке перед домом гримировали актрису Евгению Симонову, исполнительницу главной роли в фильме, в котором я отказалась выступить на заднем плане.
     Любимица публики сидела скучная и отрешённая от мирской суеты. Вокруг клубилась толпа зевак. Я демонстративно прошла мимо, а в будущем проигнорировала премьеру фильма.
 

       Я стеснялась, завидев их издали, и им, чтобы познакомиться со мной, пришлось обхаживать старуху, интересоваться её здоровьем и обсуждать погоду. Выжившая из ума бабка искренне радовалась добровольным собеседникам, в то время как все соседи, завидев нас, спешно срывались со ступеней своих домов и скрывались в обозримых далях. 
       Я так и не приняла ни одного их предложения – ни сходить в кино, ни выйти вечером на лавочку поболтать, а они, кажется, и не обижались на постоянные отказы. Один воздыхатель, к слову сказать, был ослепительный красавец, мечта домохозяйки - высокий, стройный блондин с карими глазами. Он повергал меня в трепет, появляясь в конце пыльного и скучного переулка - дочерна загорелый, в белых джинсах и в чёрно-белой жилетке, одетой на голое тело. Измученная однообразием, скукой своей жизни и одиночеством, я в один из своих выходных чуть не позвонила ему, но удержалась от соблазна. На следующий день, как бы угадав мои терзания, вредная бабка вывалила информацию, что наш красавец работает в строительной фирме, клеит обои. И я вычеркнула его из своего сердца. Вскоре он подошёл к нам попрощаться - он сказал, что едет в Голливуд, надеется пробиться на фабрику грёз. Мы искренне пожелали ему удачи.  Недавно я действительно видела его в какой-то мыльной опере. Он по-прежнему был одет в белые штаны и пытался соблазнить хорошенькую барышню.
       Второй кавалер был чёрен, как сапог. Он мило ворковал и любезничал с моей Ханигман,  испрашивая у неё разрешения отпустить на часок прислугу, то бишь меня, помочь ему перевести русскую песню на английский язык - он желает понимать, о чём поёт. Иван-Стар был его творческий псевдоним, и он пел на русском языке в ночном клубе на Брайтоне. Довольно экзотично для чёрного парня. Его обаяние и сверхъестественная вежливость не помогли - я была твёрдый орешек. Позже, выйдя замуж и попав с мужем в этот чёртов клуб совершенно случайно, я чуть не была сбита с ног бросившейся на меня со сцены тушей в чёрной коже. Иван облобызал меня и для меня же спел со сцены Калинку-Малинку, к вящему неудовольствию супруга. 
       Потом, перейдя на более высокий социальный уровень, вырвавшись из системы прислуживания, я соблазнилась одним из навязчивых объявлений в газете - Для модельного бизнеса, съёмок в рекламных роликах приглашаются все вне зависимости от внешности и возраста. Нужны любые типы лиц. – Исходя из принципа, что лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, и что под лежачий камень вода не течёт, желая всё-таки ухватить того, кто курлыкает в недосягаемой вышине, я уболтала какую-то не лишённую амбиций знакомую, и мы пошли по адресу, трясясь от страха. Агентство находилось в солидном здании на 34 улице. Мы прошли мимо важного вахтёра, вознеслись в лифте на девятый этаж и вошли в студию с окнами во всю стену. 
 
       Против нашего ожидания, над нами никто не смеялся. Напротив, мы были приняты как дорогие гости, усажены в мягкие диваны. Нам тут же подали по чашечке кофе, осыпая комплиментами. Мне было сказано, что меня непременно возьмут сниматься в исторический фильм, так как мне идут шляпки и у меня подходящий тип лица, ну совершенно не современный. Мы с подругой сами не заметили, как отдали по триста долларов, согласившись сфотографироваться для каталога, из которого режиссёры набирают себе моделей и актёров. Уже через пятнадцать минут мы, как обезьяны, кривлялись под дулом фотоаппарата, мысленно восходя на подиумы и киноплощадки. Нужно ли говорить, что приглашения ждём по сей день. Приятельница пробилась на работу в госпиталь, а я учительствую. До сих пор жаль тех триста долларов.
      Как-то в Манхеттене холодным осенним вечером  я зашла в ресторан согреться чашечкой кофе. Со мной заговорила соседка по столику, весьма пожилая дама благородной внешности.  Как всегда, услышав акцент, спросила, откуда я, и узнав, что из Витебска, пришла в неописуемый восторг. Оказывается, отец её родом из Витебска, и она всю жизнь искала людей из этого города. Ширли затащила меня к себе домой, в захламленную квартирку на 21 улице. Она даже сохранила свою русскую фамилию - Столяроф, производное от Столярова. Ширли в прошлом - актриса. Она играла мать Лолиты в старом фильме, преподавала актёрское мастерство. Все стены были завешаны фотографиями её в молодости в различных ролях. Я стала навещать свою новую знакомую, помогала ей выходить на прогулку - она очень страдала, что постарела, что никому стала не нужна, что умерли все близкие её люди.  В очередную встречу, оказавшуюся последней, Ширли сказала мне: - Жаль, что ты мне не встретилась хотя бы лет десять назад. Я бы из тебя сделала хорошую актрису. – Что вы, - смутилась я. – Я закомплексованная страшно, это невозможно. Ширли задумчиво возразила: - Именно из таких получаются великие драматические актрисы.
     Когда я позвонила ей через неделю, мне ответил незнакомый голос и сообщил, что Ширли умерла. Я молча положила трубку.

Лана Райберг. Нью-Йорк.

Опубликовано в женском журнале WWWoman - http://www.newwoman.ru  10 ФЕВРАЛЯ  2005 года

Отклики присылайте на адрес редакции

Все рассказы Ланы Райберг, опубликованные на данный момент в женском журнале "WWWoman":
Белое платье
Оранжевая бабочка