Неизвестная земля
Книга 1
(ред: публикуется без корректуры)
Начало
Глава 26.
Страшный ужин
Роза проснулась с первыми лучами солнца, и тут же задрожала, почувствовав сквозь тонкую ткань широкую ладонь Олега, лежащую у себя на боку. Она тотчас взглянула на него и увидела кривую улыбочку и глаза, полные страсти.
- Доброе утро, моя красавица, - не убирая с ее талии руки, улыбаясь, проговорил он.
Чтобы не видеть его глаза, источающие страсть, чтобы не видеть его улыбку, она закрыла свои. Усмешка. Та же рука, что покоилась у нее на талии, теперь переместилась на ее левую щеку. Большой палец нежно погладил ее, остальные убрали в сторону черные волосы и принялись легонько поскребывать ее вспотевший от ледяного ужаса затылок. Даже прикосновению змеи она была бы рада больше.
- Ну, Розанчик, будь умницей, открой глазки, - все так же ласково попросил он.
Она подчинилась, но опустила взор.
- Так лучше, - Олег улыбнулся, однако, заметив, что взор его ненаглядной опущен, тут же решил исправить это.
Убрав правую руку со щеки Розы, он взял ее за подбородок и, приподняв, заставил взглянуть на него. Роза отвела взгляд. Он усмехнулся и поцеловал ее. Его поцелуй подействовал на Розу как электрический разряд – она тут же вскинула на него негодующе-пугливые глаза. Олег улыбнулся и приподнял край одеяла, под которым лежал сам – словно дверь открыл, приглашая войти. Но она скорей бы согласилась войти в преисподнюю, чем забраться под одно с ним одеяло. Увидев это, Олег улыбнулся еще шире и потянулся рукой с зажатым в ней концом одеяла, намереваясь сам накрыть ее. Вспыхнув, Роза отшатнулась от него и спешно перевернулась на другой бок, предоставив его взору только свою спину; рука с одеялом опустилась рядом, так и не накрыв ее.
Отвернувшись от него, Роза почувствовала себя намного лучше и даже успокоилась и закрыла глаза, думая снова уснуть, чтобы проснуться, когда его уже не будет рядом. Однако через минуту она вздрогнула, почувствовав, как его рука заползла ей под сорочку и принялась поглаживать ее бедро, приподнимая подол. Роза тут же подняла свою правую руку и, нащупав его руку, нервным, пугливо-брезгливым движением сбросила ее. Схватив подол, натянула его до колен, а потом прижала руку к груди. Прошла напряженная минута, полная ожидания, но за эту минуту ничего не случилось, и Роза успела успокоиться, и только она это сделала, как снова почувствовала его руку. На этот раз Олег забрался рукой под ее правую руку и, добравшись до груди, стал расшнуровывать ее сорочку. Розу бросило в жар. Преодолев страх, она перехватила его руку, схватила за ладонь. Его рука была тяжелая и горячая, сильная и волосатая – Розе было противно как никогда, и страшно, ужасно страшно. Внезапно его пальцы возобновили расшнуровку, и Роза вынуждена была снова сжать его руку. И снова покой. Олег не убирал руку, и Роза обливалась потом и страхом. Ей было противно сдерживать его руку. Она попыталась отвести ее в сторону, но Олег явно того не хотел, и отстраненная рука вновь лезла к ее груди. И так повторялось несколько раз – Роза отталкивала его руку, а та упорно возвращалась опять. Внезапно раздался смешок, рука убралась, а потом заскрипела кровать – Олег встал. Роза воспользовалась этим и спешно закуталась в освобожденное одеяло, сжалась в комок.
Олег же не спеша оделся, а затем, скрипя половицами, вышел. Щелкнул замок.
Роза, доселе лежащая неподвижно, едва дышащая, глухо разрыдалась. Она рыдала горько, так горько, что любой, кто взглянул бы на нее в этот миг, сделал бы что угодно, лишь бы не видеть ее такой, лишь бы не видеть ее слез. А она рыдала. Ей было тошно, ей было гадко, ей было стыдно, ей было больно, ей было страшно…
Нет надобности описывать подробно все дни, проведенные Розой в заточенье. Каждый день для нее был похож один на другой как две капли воды, и каждый приносил неописуемые страдания. Утром она просыпалась в объятьях Олега, а когда тот приносил завтрак, она ела. Стоило же ему уйти, она бросалась к окну, пытаясь сломать решетку, но всякий раз, побившись над нею, бессильно опускалась на пол. Она не в силах была выломать деревянные прутья. Так, посидев, она вновь вскакивала и бросалась к двери, но и тут ее всякий раз ждала неудача. Она не в силах была выломать дубовую дверь. И, пробившись напрасно, она медленно сползала вдоль двери и начинала тихо плакать. Затем обед. Приходит Олег и слезы на какое-то время прекращаются, она ест, а как только Олег уходит, она снова бросается к окну, к решетке – как волчица на прутья своей клетки. Она бьет прутья, дергает, пытается раздвинуть руками – до тех пор, пока силы не оставляют ее и она не подает на пол. И слезы струятся у нее по щекам, но не проходит и часа, как они просыхают – она вскакивает, рыщет по комнате в надежде найти хоть что-нибудь – ключ, ножик, булавку…. Ничего. В отчаянии она кидается к двери и снова неудача. А вечером является Олег, приносит ужин, а там… после ужина Роза смотрела на закат, а потом ее ждал Олег. И Роза боялась наступления темноты, боялась вечера, ибо знала, что произойдет после того, как последний луч солнца скроется там, вдали. И весь день, весь вечер проходил в томительном, полном страха и безысходности, ужасе. Так преступник ожидает казни, только эта казнь повторялась изо дня в день. Избавиться было невозможно – Роза пробовала сопротивляться, но это было бесполезно. Независимо от того, боролась она, или безропотно принимала его ласки, Олег всякий раз увлекал ее в постель…
Роза пробовала бежать, когда Олег входил или выходил из комнаты, но все ее попытки кончались провалом – Олег был начеку и он был сильнее. Как только она кидалась к приотворенной двери, он оборачивался и схватывал ее – как слон тростинку. И, смеясь, держал ее до тех пор, пока она не уставала биться в его руках, пытаясь вырваться. Когда же она абсолютно выбивалась из сил, он, улыбаясь, усаживал ее на кровать, затем смеялся и уходил.
О, если бы он принес с собой оружие! Но Олег хорошо знал, что Роза прекрасная воровка и что стоит ему только взять с собой оружие, как Роза тут же украдет его и воспользуется им, чтобы сбежать. Потому, всякий раз заходя в комнату, он оставлял оружие за дверью. Кроме того, Олег не отдал ей ни ее одежду, ни гребешок, ни медальон, стремясь тем самым подчеркнуть свое превосходство и сломить ее. И бедняжка день и ночь вынуждена была находиться с распущенными волосами – постоянно перед его взглядами, в любой момент ожидая, что он прикоснется их. Ее волос, ее черных волос, которые до сего дня никто не видал распущенными, которые не знали иной ласки, кроме ее любимого Богдана. И теперь их каждый день ласкает чужая рука! Рука Олега, столь ненавистного и противного ей, внушающего страх и ужас. А одежда? Теперь она ходила в легкой, полупрозрачной сорочке, заливаясь краской всякий раз, когда дунувший не вовремя ветер облеплял тонкую ткань вкруг ее тела, делая его видимым глазу так хорошо, как если бы сорочки не было вообще. Но даже без ветра Роза жестоко страдала, ибо погода стояла жаркая и пот, часто проступавшей на ее нежной коже, тотчас смачивал сорочку, пропитывая ее насквозь, как вода. Тонкая ткань немедленно прилипала к ее коже и становилась прозрачной, являя тем самым всю красоту ее тела. А Олег, который большую часть дня теперь находился в комнате, бесцеремонно разглядывал ее, иногда даже перебираясь с места на место, чтобы лучше разглядеть ее тело. И ей некуда было деться от его бесстыдных глаз.
Так прошло еще четыре дня, четыре страшных, ужасных дня, которые были для Розой страшной пыткой, настоящим адом. Но самое тяжелое испытание ей предстояло выдержать на седьмой день.
Было около семи, когда к ней заглянул Олег. В его руках была большая коробка, на ней – еще одна, поменьше, на той – третья, совсем крошечная. Все коробки Олег поставил на стол. Любопытство, как и надежда, еще не были истреблены в ней до конца, и теплились - Роза взглянула на коробки, а потом устремила на Олега вопросительный взгляд.
- Ты просила вернуть тебе твое платье, - сказал он, улыбаясь. – Вот, возьми, я принес его.
Ее платье! Хоть что-то родное, свое в этих стенах! Хоть что-то, что придаст ей уверенности, скроет ее от его похотливых взглядов! Но у коробок стоял он, и Роза колебалась. Олег усмехнулся и отошел. Тогда Роза подбежала к коробкам и, открыв самую большую, от удивления выпустила крышку из рук. На дне коробки лежало, аккуратно свернутое, красное платье. Такое, какое носят в городах богатые девушки и о каком вздыхают ее подруги-невольницы. Роза, отказываясь верить, удивленная, вытащила платье из коробки. Оно было с глубоким вырезом, из дорогой материи.
- Красивое, правда? Оно тебе нравится?
Роза тотчас обернулась и, положив платье в коробку, отпрянула от него.
- Это не мое платье.
- Теперь твое. Одень его и спускайся вниз.
Роза побледнела.
- Одеть его? Нет, я…
- Предпочтешь спуститься туда в сорочке?
Роза вскинула вспыхнувшие огнем глаза на Олега, а тот, улыбаясь, сказал:
- Я зайду через десять минут. Ты должна быть одета, - тут он подошел к ней и скинул крышки с двух нераскрытых коробок.
В первой коробке лежали красные изящные туфельки на высоких каблучках, а в другой – дорогие украшения и расческа. И, повернувшись к Розе, Олег с улыбкой добавил:
- Полностью.
А затем улыбнулся еще раз и вышел. Роза долго стояла над платьем, не решаясь одеть его, но страх того, что Олег приведет угрозу в исполненье, заставил ее выполнить его приказ. И вскоре перед зеркалом предстала черноокая красавица, одетая в элегантное красное платье с глубоким вырезом, обнажившее вдобавок прекрасные округлые плечи красавицы. Роза не узнала ее. Зато узнал вошедший в эту минуту Олег. Увидев ее, он улыбнулся, а когда она отвернулась от зеркала - незаметно подкрался к ней сзади. Подойдя, он обхватил ее талию руками и, нагнувшись, припал к губами к ее полуобнаженной груди. Роза покраснела, спешно обернулась и скрестила руки у себя на груди, защищаясь от взглядов и поцелуев. Олег улыбнулся, сделал пару шагов к ней – она попятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. Тогда она устремила на него пугливый, затравленный взгляд, а через мгновенье стыдливо опустила глаза. Олег молча подошел к ней и, осторожно взяв за кончики пальцев, отвел ее руки. Стыдясь своей полуобнаженной груди, своих прекрасных оголенных плеч, Роза силилась прикрыться, прижимая руки, но Олег не отпускал их, любуясь ее вздымающейся и опускающейся полуобнаженной грудью, на которой выступили крупные капельки пота.
Так охотник, живьем поймав на охоте утку, берет ее за крылья и, поднимая на уровни своей груди, любуется своим трофеем, в то время как несчастная птица бьется у него в руках, не в силах вырваться и улететь.
Роза не знала, куда деть от стыда глаза, а Олег спокойно ее рассматривал, а потом с видимым удовольствием изрек:
- Красавица.
Он отпустил ее руки. Унизительный осмотр кончился и Роза, все еще красная, спешно отвернулась, прижала руки к своей груди и отошла к кровати, села и закрыла глаза. Она дрожала от стыда и омерзения. Олег же, усмехнувшись, схватив со стола две коробки, быстрыми шагами покрыл короткое расстояние, разделявшее его с Розой. Когда он прикоснулся к ней опять, Роза вздрогнула и обернулась - Олег всего лишь закреплял на ее шее ожерелье. Она хотела возразить, но увидела его протянутую ладонь, на которой лежали серьги, и настойчивый, все такой же тошнотворно-теплый, страстный взгляд. Роза покачала, было, головой, но рука не убиралась, а он продолжал пожирать ее глазами. Тогда она вздохнула, и поочередно надела серьги, полагая, что на этом ее муки окончатся – не тут-то было. Олег вынул из другой коробки изящные туфельки на высоких каблучках и поставил рядом с ее ногами. Она попыталась вскочить, но тут же была усажена, и вот красные туфельки красуются у нее на ногах.
- Встань и пройдись.
Она повиновалась. Размер туфель был подобран на удивленье верный, и они прекрасно сидели, но Роза никогда не носила обуви, и уж тем более – туфель да еще с такими каблуками, поэтому, сделав несколько шагов, она спешно скинула их с ног. А Олег, как всегда, улыбнулся.
- С непривычки они кажутся тебе неудобными, - сказал он, отправляясь за раскиданными по комнате туфлями, - но ты скоро привыкнешь, надо только походить в них подольше.
- Я не стану их носить!
- Вот что, дикая моя кобылка. Я смог покататься на тебе ночью, и после этого ты считаешь, что я не в состоянии обуздать тебя днем? Так вот, красотка, запомни одну простую вещь: если ты будешь упрямиться, то мне придется заняться твоим воспитанием, и поверь, я займусь им всерьез. Поэтому не надо выводить меня из себя, ладно? А то в один прекрасный день я так исполосую твою спинку, что ты долго не забудешь моей науки. А сейчас будь паинькой, надень башмачки и спустись со мной вниз.
Роза мешкала и тогда Олег сам надел ей туфли, а потом, встав, сделал широкий взмах в сторону двери:
- Прошу.
Промедлив, Роза молча встала и подошла к двери, которую он распахнул перед ней. Она вышла на площадку второго этажа и остановилась. Как она мечтала выбраться из его комнаты, как хотела спуститься вниз! А теперь…
Ей было стыдно появиться перед помощниками в своем новом, таком открытом платье, появиться в обществе Олега – этого чудовища, того, кого она отвергала и в чьей полной власти теперь оказалась. Стыдно и страшно. Дикая, гордая, непокорная, скромная в одеянии, та, за которой в этом доме всегда оставалось последнее слово, теперь вынуждена была сойти вниз покоренной, наряженной, словно кукла по прихоти своего хозяина.
Розу охватил страх и стыд. Нет, никогда! Она никогда не пойдет туда! Только не в его обществе, только не в этом платье! Роза обернулась, но широкая волосатая рука, ухватившаяся за перила, перегородила ей путь к отступлению. Роза вскинула глаза – перед ней, улыбаясь, стоял Олег. Роза задрожала. Ее бледное личико, ее затравленные черные глаза выражали такое отчаяние, такой страх и стыд, в них читалась такая мольба, что у любого взглянувшего на нее в том миг дрогнуло бы сердце. Но Олег даже ухом не повел.
- Что такое? – улыбнулся еще шире он.
И он еще спрашивает! Роза видела по его смеющимся глазам, что он все понял, все!..
- Пожалуйста... – прошептала она, устремив на него умоляющий взгляд. – Не надо…
- Нет, милая, - он погладил ее по щеке, и его большой палец омочила слезинка. Но он лишь усмехнулся и тем же пальцем стер соленую каплю. – Пойдем вниз.
- Олег!.. – она схватила его за руку, стала целовать. – Олег, пожалуйста!.. сжалься!..
Он, улыбаясь, молча смотрел и слушал. Ее молящий взгляд, ее униженные мольбы услаждали его слух. Он подождал несколько минут – пока она успокоится, а потом нежно погладил ее по голове и поднял ее головку согнутым указательным пальцем – за подбородок. Его глаза светились любовью. У нее отлегло на сердце, из груди вырвался облегченный вздох, она глядела на него – он улыбнулся ей и…
- Идем ужинать, Розанчик, нас уже все заждались.
Он обнял ее, властно улыбнулся и, весело кивнув на лестницу, зашагал вниз, легонько подталкивая ее сзади рукой и одновременно удерживая от стремительного бегства через распахнутую дверь передней. Роза молча сошла вниз – в голове все исчезло, остался только неописуемый страх и омерзение. Гостиная была пуста, что немного утешило бедняжку, но когда она оказалась перед двумя высокими закрытыми дверями, ведущими в столовую, Роза остановилась и попятилась назад, однако далеко не ушла – рука Олега, что все еще покоилась на ее талии, удержала ее. Роза затравленно взглянула на своего сопровождающего.
- Ну же, Розанчик, или ты чего-то боишься?
Помощи ждать неоткуда, путь к отступлению отрезан. Олег шагнул вперед, подтолкнув ее всей рукой – она молча двинулась следом. Ловким быстрым движением Олег распахнул дверь в столовую и убрал руку с ее талии. Длинный прямоугольный стол стоял в самом центре, полностью сервированный, полный разнообразных кушаний, к которым еще не притронулись. За столом собрались все – четыре помощника и Влад во главе стола, прямо напротив дверей. Пустовало только два места – по правую руку от главы стола.
Едва они вошли, все мужчины повернули в их сторону взгляды – точно их разом дернули за веревочки. Все, кроме Влада – ему не нужно было, ведь он и так сидел напротив.
Лучше бы ее облили помоями! Взоры мужчин буквально впились в ее прекрасные обнаженные плечи, в ее полуобнаженную грудь и шею, украшенную великолепным ожерельем. Их восхищенные, удивленные взгляды пробежались по всей ее фигурке – от макушки до пяток, а Роза прикладывала максимум усилий, чтобы не стать в цвет своему платью, чтобы не прикрыться и не убежать отсюда. От такого опрометчивого поступка ее сдерживала только одно - Олег, державший ее за руку. Нежно, едва прикасаясь к ее ладошке, но чьи сильные пальцы готовы были вцепиться в нее при малейшем намеке на побег.
Роза старалась не видеть восхищенных взоров и невольных улыбок, старалась не слышать удивленный шепот, старалась, но не могла. Все смотрели на нее, и ни один не мог оторвать восхищенных глаз, а она чувствовала себя так, будто стоит совсем нагая, на потеху всем, и ей не дают ни уйти, ни прикрыться.
Они с Олегом простояли в дверях ровно пять секунд, а ей показалось – вечность. За этот промежуток времени Олег, войдя, сказал несколько слов, но что именно – она не разобрала, не до этого ей было; как, впрочем, и остальным, хотя Влад для приличия тоже что-то сказал. Но вот Олег тронулся вперед и она, молясь, чтобы весь этот кошмар поскорее кончился, стараясь не замечать, что взгляды мужчин все еще прикованы к ней, пошла рядом с ним.
Олег учтиво отодвинул ей стул – она села, через мгновение сел он. Слева, поместив ее между собой и Роковым, прямо напротив Дроздова.
Мужчины начали есть, завязался разговор. Роза от всей души молилась, чтобы мужчины занялись едой и беседой, и прекратили пялиться на нее, однако и в этой милости ей было отказано – время от времени то один, то другой помощник отрывал взгляд от тарелки и мельком глядел на нее… Она старалась не слышать и не видеть их взглядов, особенно же она стыдилась взглянуть в глаза Влада, который был так близко, но который (как она чувствовала) смотрел на нее временами; ненависть, которая была уготовлена ему, главному виновнику всех ее бед, погасла еще в тот миг, когда она вступила в столовую, попав на всеобще обозрение.
Ей было не до еды, но чтобы не привлекать к себе еще больше внимания, чтобы хоть как-то занять себя, чтобы совсем не сгореть от стыда и омерзения, она взялась за вилку, однако поесть ей не удалось. Все ее движения были неуверенны, рассеянны, потому что она не могла избавиться от мысли, что все взгляды обращены на нее, и что Олег сидит рядом с нею. Вот уже тарелки опустели, но никто из присутствующих не думал расходиться – все продолжали говорить. Тарелка Розы была еще полна на одну треть, но есть Розе уже не хотелось, да теперь не осталось и повода, чтобы избавить себя от прямого взгляда – нельзя же весь ужин смотреть в тарелку. Надо взглянуть и на тех, кто напротив нее, или хотя бы на пространство напротив – ради приличия, чтобы не вызвать еще большего внимания к себе…
Если бы можно было откупиться, Роза сделала бы это с радостью. Она отдала бы половину своей жизни, лишь бы не поднимать глаз, но поднять пришлось. Роза попыталась придать своему взгляду былую уверенность – получилось плохо. Вдобавок ко всему она, как ни старалась глядеть на стену, заметила, что на нее смотрит Дроздов, и в его взгляде помимо удивления она прочла сострадание. Ей сочувствуют! Они знают, что она в его власти, что он принуждает ее по ночам спать с ним! они видят, что ей плохо, что ей тошно и они сочувствует ей!.. Не веря этому, она снова взглянула на Дроздова – тот отвел глаза, подтвердив ее опасения. Они все знают, видят и они сочувствуют ей! Она почувствовала себя еще хуже, чем когда вошла сюда. Нет, надо уйти, уйти прочь отсюда! Она не может, она не хочет видеть на себе их взгляды, она не может находиться в их присутствии, не может сидеть рядом с этим чудовищем…
- Ты уже наелась? – страстный голос Олега предупредил ее попытку встать.
Он спросил не так уж громко, но достаточно, чтобы все замолчали и устремили на них свои взгляды. Розе снова стало жгуче-неловко, румянец, с которым она сумела совладать, готов был вновь показаться на ее щеках, и только железным усилием воли она сумела предотвратить его появление и выжать из себя:
- Да.
Едва слышный шепот, но при создавшейся тишине он был услышан всеми, в том числе и Олегом, который улыбнулся.
- Что ж, господа, в таком случаем мы вас покинем, - он встал, с тем же галантным видом зашел к ней сзади, отодвинул ей стул, и она встала.
Она не помнила, как они вышли, как поднялись по лестнице, как вошла в комнату. В голове ее стучало, ее колотило от пережитого унижения и страха. Шатаясь, она подошла к кровати и упала на нее, чувствуя себя абсолютно раздавленной и разбитой.
Продолжение