| ЕЛЕНА
ШЕРМАН
РАССКАЗ . 
. Я только недавно перевелась в эту школу, еще почти никого не знала, кроме одноклассников, и потому наивно спросила: – Ну и что? – Она стерва, -- округляя глаза, прошептала мне Наташа. – Ужасная стерва. Ее все учителя боятся! Сперва я смотрела на Шухову так, как ребенок смотрит в зоопарке на пятнистую гиену: со смесью страха и любопытства. Потом любопытство возобладало, и я решилась подойти: я никогда не наблюдала эту породу людей вблизи. Однако вместо сильных ощущений, к которым я была готова и которых втайне жаждала, меня ждало разочарование: Шухова производила впечатление самой обыкновенной девчонки. Овальное нежное лицо с правильными чертами, довольно большие глаза со спокойным и серьезным взглядом, русые волосы, пухлые губы – ни тебе острых кроваво-красных когтей, ни жесткого прищура, ни улыбки в виде белозубого оскала хищника, словом, ничего, присущего, по устоявшему стереотипу, истинным стервам! Более того, она даже двигалась немного медленнее, чем следовало бы, как двигаются флегматики. Несоответствие внешнего облика и репутации так меня заинтриговало, что на следующей перемене я пристала с расспросами к Елисеевой, и та добросовестно рассказала все, что знала о стерве из 9-Д: – Представляешь, она написала контрольную по физике на «2». Она задачу неправильно решила. Ну, со всеми бывает, правда? Тем более, что ей физичка, Оксана Григорьевна, так и сказала: для тебя эта оценка значения не имеет, «пять» за четверть я тебе все равно не поставлю, а свою «четверку» ты получишь. Так она начала спорить и доспорилась до того, что Оксана ее выгнала из класса. А она, представляешь, пошла не в туалет плакать, а в университет, на кафедру теоретической физики или как там она называется. И какой-то профессор сказал ей, представляешь? Что она права, что эту задачу – по их науке, а не нашей, школьной, можно решить и так! И тоже будет правильно! – Да ну? – усомнилась я. – Вот именно! И Оксана не поверила, сказала, что она все врет, и она ей оценку исправлять не будет. Тогда Шухова взяла какую-то бумажку от этого профессора, где он пишет, что задачу можно решать иначе, и пошла к директору. Я, говорит, правильно решила, а мне поставили не ту оценку. – А что директор? – Директор вызвал Оксану. Та посмотрела на бумажку и говорит, что все равно, решать задачи надо по школьным правилам, а вот поступит в универ, пусть там решает, как хочет. А Шухова ей говорит: «Ах, вы отказываетесь? Тогда пеняйте на себя. Вы еще пожалеете». И что ты думаешь, она сделала? Накатала телегу на Оксану! Представляешь, написала, что уровень Оксаны не соответствует занимаемой должности, что она училась давно и все забыла, а физика ушла вперед, и как доказательство приложила свою контрольную и бумажку от профессора. А в районо на нашего директора у кого-то зуб был, они ухватились и прислали в школу проверку. Представляешь? – И чем все закончилось? – спросила я, страшно заинтересовавшись историей. Оксана еле на работе осталась. Ее пожалели, ей два года до пенсии. Она так плакала, бедная… –А Шухова? – Получила свою пятерку за контрольную. Но ты подумай, вот гадина-то! Скольким людям неприятностей наделала. У нас Оксана одно время классной была, она баба неплохая, не злая. Директор тоже нормальный мужик… И потом, все говорили: зачем сор из избы выносить? Все было понятно, кроме одного момента. – А что она так боролась за свою «пятерку»? Она что, идет на золотую? – Нет! У нее вообще куча «троек», она учится так себе. – Так ей что, не все равно было? Зачем же она все затеяла? – я задохнулась от удивления и раскрыла рот. – Стерва! До окончания школы у меня было еще несколько поводов убедиться в редкой стервозности Шуховой. Нет, не лично – я, будучи человеком мягким и ненавидящим проблемы, и не подумала с ней знакомиться и тем более сближаться. Но так, видно, была устроена эта русая девчонка, что чуть ли не каждую четверть по школе распространялась новая история, связанная с ее именем. То она подговорила свой класс перед Новым годом отказаться мыть полы на втором этаже, заявив, что мытье полов – работа, а за работу надо платить. То накатала на своего одноклассника Прохоренко, здорово ее отлупившего (видно, было за что!), заявление в милицию, и бедный Прохоренко попал бы под суд, если б не амнистия. Всего я уже не упомню, но хорошо помню случайно услышанный разговор учительниц в туалете в ночь выпускного бала: – Господи, какое счастье: мы больше не увидим Шухову! – И не говорите! Вот повезет кому-то, кто женится на этом исчадии ада! – Да… Я за двадцать лет, что я работаю в школе, не видела такой редкостной стервы. Это уникум какой-то! С того выпускного видеть Шухову мне не доводилось, и как у нее сложилась судьба, я не знаю. Я поехала учиться в другой город и утратила связь с бывшими одноклассниками. Но зато уже через год судьба столкнула меня с другой стервой. Зайдя как-то за конспектом к своей лучшей университетской подруге Оле, я застала ее в крайне подавленном настроении, а ее мать в слезах. Как девушка воспитанная, я решила не вмешиваться в чужие неурядицы, ничего не спрашивала и хотела, взяв свою тетрадь, уйти, но, видно, и у подружки, и у ее матери так наболело, что они сами усадили меня за стол, налили чаю и принялись изливать душу. – Ох, у нас такая беда, такая беда! – причитала мать подружки, по виду – довольно простая женщина, всплескивая руками и качая головой. – Сын мой, Кирюша, брат Оли, спутался с такой стервой! Из деревни, работает на фабрике резиновых изделий… – Упаковщицей! – с гримасой горького презрения бросила подруга. – … маленькая, страшная, -- продолжала горестно петь страдающая мать. – И не молоденькая уже, двадцать пять лет! – Ровесница Кирилла, -- пояснила подруга. – … Пристала к парню мертвой хваткой! Конечно, он у меня положительный, армию отслужил, сам в институт поступил, уже третий курс, такой умница, золотые руки, -- от перечисления сыновних достоинств на глаза несчастной женщины вновь выступили слезы, -- да разве он ей пара?!!! Ей, с восемью классами?!! Сколько говорила ему – не путайся с ней! Не надо! Не пара она тебе! Так нет! Не слушал! Не верил! И вот теперь она брюхатая! – Якобы от него! – плюнула на пол подружка от полноты обуревавших ее чувств. – Не верю, что от него! А даже если и так, что, нельзя аборт сделать? Все делают, и у нее с головы корона не свалиться! Я сама пять раз делала… Я ей говорю: ты ж понимаешь, жениться ему рано, он еще учебу не закончил, жить вам негде, да и какая из тебя жена? Ты глянь на себя и на него! – А она отвечает, -- подхватила подружка, -- «раз я была достаточно хороша, чтоб спать со мной, значит, достаточно хороша, чтоб в загс пойти. Я его не завлекала, сам хотел, сам ходил, а теперь пусть женится. Я аборт делать не буду – у меня по-женски не все благополучно, второй беременности может не быть, – и растить ребенка одна не буду». Вот стерва! – Она пошла в деканат, -- зарыдала мать, -- подняла там скандал, приходила в наш дом, настроила против нас всех соседей…. Где-то раздобыла телефон Павла, мужа моего бывшего, Кирюшиного отца, позвонила, а тот и рад нам гадости делать, явился сюда, мерзавец, сам сына бросил, а Кирилла воспитывать начал: «Если ты мужчина, ты должен жениться…» – Это еще что, она грозилась: «Если добром на мне не женится, буду отцовства через суд добиваться!» – Всех друзей против Кирюши настроила! – Стерва… -- выдохнула мать и схватилась за сердце. – Ох, Оленька, опять… Дай валидолу… Воспользовавшись моментом, я попрощалась и исчезла. Смотреть на чужие терзания было тяжело, а помочь я все равно абсолютно ничем не могла. Как и всем прочим представительницам этой жуткой породы, стерве, забеременевшей от Кирюши, удалось добиться своего. Когда через полгода я вновь оказалась в этом доме, там надрывно орал грудной ребенок, а на кухне копошилось какое-то маленькое, белесое, говорившее тихим голосом существо. И вновь я поразилась коварству природы: отмечая всех хищников броской, яркой расцветкой, она дарит опаснейшим ведьмам, как назло, самую безобидную наружность. Такой же безобидной на вид, по словам моей приятельницы Мариши, была и сволочь, посадившая на пять (!) лет ее гражданского мужа. Он нанялся что-то там ремонтировать на даче у одной богатой дамочки, владелицы турфирмы, казавшейся сперва такой доброй и ласковой, и даже подарившей их сыну набор фломастеров. Но когда у нее после ремонта пропало бриллиантовое кольцо, она немедленно заявила в милицию и прямо написала, что подозревает Маришиного мужика. – Ну взял он, дурак, то кольцо, -- нервно куря, рассказывала она, -- ну так мы б его ей вернули! Нет, я так понимаю: пропало что-то, приедь, объяснись, я б поискала, нашла кольцо, отдала б ей и нет проблем! Я ее умоляла: забери заявление, он уже раз сидел по глупости и судимость не погашена, впаяют как рецидивисту полный срок! Я на коленях валялась! – А она? – Вор должен сидеть в тюрьме, -- перекривила губы Мариша, изображая жадную стервозу, из-за паршивого (и не последнего) кольца загубившую жизнь человеку. Я сочувствовала Марише и удивлялась: ну как можно быть такой жестокой? Мне всегда трудно было не только представить себя в подобной роли, но даже понять, как можно так поступать в принципе. Сколько их в этом мире, от молодых нахалок, отталкивающих стариков от дверей автобусов, чтобы пролезть первыми и усесться, до звезд мирового уровня вроде певицы Джери Холливел, которую даже друзья иначе как «стервой» не называют! И что самое обидное, они преуспевают, и не только в американских сериалах. У них и лучшие мужики, и интересная работа, и деньги, словом, все, а я, всегда пропускавшая – в любой очереди -- стариков и детей, избегавшая говорить людям неприятные вещи, вечно боящаяся кого-то обидеть, не только сижу одна, но даже постоянной работы не имею. Я переводчик с английского и французского, но ни в одну серьезную фирму мне устроится так и не удалось, а в школу я сама не хочу. Перебиваюсь случайными заработками. И еще как бывает: ты честно отработаешь, а тебя кидают без зазрения совести, денег не выплачивают. Очередное такое кидалово случилось в самый неподходящий момент: я что-то напутала с оплатой за свет и воду, и у меня вышла огромная задолженность. Но я не очень переживала, потому что нашла неплохую (хотя и недолгую) работу на одной фирме. К ним приезжали французские партнеры, не знающие ни слова - ни по-русски, ни по-украински, и я два дня с рассвета до заката добросовестно отпахала в роли переводчика-синхрониста, за что должна была получить 150 долларов. Нанимал меня директор фирмы, высокий, осанистый мужчина с довольно привлекательными манерами, а расплачивался со мной уже его помощник, худой, юркий, с лисьей мордочкой, протянувший мне молча конверт и снова уткнувшийся в компьютер. По своей идиотской доверчивости я не заглянула в конверт (подумав еще «какая деликатность и культура – не суют деньги прямо в руки!») на месте и обнаружила, что там 80 долларов, а не 150, уже дома. Обнаружила и расплакалась. И не только потому, что так нужны были деньги. Меня душила обида, мучила горечь унижения – до горечи во рту. Через час я снова была в офисе этой фирмы, причем мне пришлось полчаса дожидаться помощника. Увидев мое лицо, он скривился. – Вот… тут… -- забормотала я, протягивая злополучный конверт. – Вы ошиблись, тут не все деньги… – Никакой ошибки нет, -- назидательно сказал помощник и строго посмотрел на меня. – Там 80 долларов? Столько и должно быть. – Но ведь мы договаривались на 150? – прошептала я. – Мы договаривались на сто, -- холодно бросил помощник и протянул надменной белокурой девице какую-то бумагу, -- Ирочка, отправь факс в Киев. Да, и скажи им – ответ не позднее четвертого, слышишь? – Угу, -- кивнула подошедшая Ирочка и смерила меня презрительным взглядом. Я съежилась под этим взглядом, внутри что-то сжалось, и я уже знала, что будет дальше. Я снова почувствую себя смешной и жалкой, досадливой мухой, ничтожной просительницей, а поскольку я - человек гордый при всей своей простоте, я не выношу себя смешной и жалкой, стало быть, повернусь и уйду. Но я еще лепетала, еще пыталась: – Нет, сто пятьдесят… Но даже если сто, там ведь и ста нет? – Мы договаривались во вторник ровно на восемь утра, а вы пришли в десять минут девятого… – Я опоздала на пять минут, а не на десять, и потом, французов же еще не было… – Короче, -- голос помощника приобрел стальные нотки, -- мы не будем заниматься бесполезными дискуссиями. Вы опоздали, переводили плохо, и скажите спасибо, что вам вообще что-то заплатили. До свиданья. Я пролепетала еще что-то и, спотыкаясь на ровном месте, вышла. Полученной мной суммы не хватало даже на то, чтоб полностью покрыть долги за свет и воду, а ведь мне еще надо было жить на что-то минимум до 10-го, когда мне обещало выплатить деньги одно издательство. Я вышла и побрела, сама не зная куда, как сомнамбула. Блуждала я, впрочем, недолго – стоял холодный ноябрь, и ледяной ветер в лицо быстро привел меня в чувство. «Делать нечего, -- подумала я, судорожно вздыхая, -- придется вернуться домой несолоно хлебавши и там уже думать, что делать дальше», то есть, как заплатить долги и дотянуть до 10-го. Тут я заметила, что конверт по-прежнему у меня в руках, и, встревожившись (еще кто-нибудь выхватит!), сунула его в карман пальто, где неожиданно наткнулась на что-то твердое. Это была визитка одного из французов, по-старинному галантного пожилого мужчины лет семидесяти (язык не поворачивался назвать его стариком), который очень учтиво подавал мне пальто, делал комплименты и называл меня «мадмуазель Эжени» (меня зовут Евгения). С полминуты я тупо смотрела на нее, как дикарь на компас, а потом круто повернула назад, боясь и, в то же время, испытывая какой-то странный подъем. То, что я задумала, было так не похоже на мое обычное поведение! Но меня гнала не столько жажда справедливости, сколько обычное отчаяние. К тому же мне было нечего терять, а когда нечего терять, человек всегда действует энергично. Быстрыми шагами я подошла к зданию, откуда полчаса тому вылетела в состоянии полного упадка духа. Не реагируя на вопли помощника: «Вы куда?! Что вам надо, он занят?!», я вошла в кабинет шефа (который, напоминаю, меня и нанимал). Шеф говорил с кем-то по телефону и, увидев меня, сделал удивленное лицо. Тут же в дверях показался помощник, зашипевший: – Выйдите немедленно, или я позову охрану! – Зовите! – сказала я так громко, что оба мужика вздрогнули. – Но я крепкая, я буду сопротивляться, так что вышвырнуть вы меня сможете только силой, наставив мне синяков. А с синяками я пойду в милицию. Или еще лучше, в газету «Факты». Они ужасно любят такие истории из жизни. Помощник, направлявшийся было ко мне, замер; шеф нажал кнопку на телефоне. – Что вам нужно? – с истинным или наигранным недоумением спросил он. – Мне нужны еще 70 долларов. Мы договаривались на 150, я отработала честно. Вы заплатили 80, давайте остальное. И не говорите, что я опоздала или плохо переводила. Все это предлог. – Послушайте… -- начал было шеф, но я перебила его: – Мне недосуг слушать, уважаемый. Мое время – деньги. Вы, конечно, можете не заплатить, но не советую. У меня есть телефоны французов, мы обменялись визитками, и я немедленно позвоню и им и все расскажу. В частности, что вы не собираетесь тут организовывать никакого филиала, а просто хотите прокатиться во Францию и развести их на большие бабки. Я слышала ваш разговор, что вы будете ломать комедию сколько сможете, а потом заявите, что власти не разрешили открыть производство и, если прижмут, деньги вернете, хорошенько их сперва прокрутив. Что, не было такого? Было! А чтоб они мне поверили, я им расскажу, как вы обошлись со мной. Я не скрою, что мною движет месть. Может, они до конца не поверят, но усомнятся, и деньгами рисковать не станут. Они просто откажутся от контракта! Если вы, конечно, не заплатите мне. Я выпалила свой монолог одним духом, как отличница, стоя у доски, выпаливает письмо Татьяны Онегину. Оба мужика переглянулись с таким мрачным видом, словно решали: удавить меня или прирезать. Я почувствовала, что надо сменить интонацию. – Вы не сердитесь, ребята, -- сказала я почти ласково. – Я – человек не злой, мне чужого не надо. Вы сами виноваты, трепались при мне, а ведь не все блондинки – дуры. А вот представьте себе, окажись на моем месте другая – она б вас шантажировать начала! Она б с вас тыщи баксов потребовала, только за молчание, чтоб не звонить французам! А я что? Мне только мое получить – и все. Получу и уйду. Шеф посмотрел на меня, словно взвешивал что-то, и спросил: – Так вы не получили 150 долларов? – Нет, говорю же, только 80, -- с милой улыбкой ответила я. – И странно так, нигде не расписывалась, ни в какой ведомости, просто деньги в конверте… Интересно, как вы перед налоговой отчитываетесь с такой системой оплаты? Ну, да это не мое дело… Шеф побагровел и с искусно сыгранным гневом напустился на помощника: – Что вы себе позволяете! Почему вы не выплатили переводчику деньги? – Я… Вы… Она опоздала, -- забормотал помощник. – Немедленно выплатите ей все, что положено. А вы, милая, если будете продолжать общаться с людьми в таком тоне, рискуете сильно пострадать… – Тс-с! – я прижала палец к губам. – У меня диктофон, все записывается. И если Боже упаси, что со мной случится, так вас же затаскают… – Черт знает что такое! – шеф достал платок и вытер пот со лба, хотя в помещении было совсем не жарко: я в пальто и то почти не вспотела. – Отдайте ей ее деньги и пусть катиться. – Э, нет, -- покачала я головой. – Я вам больше доверяю, чем вашему помощнику. Прошу дать мне их лично. Не глядя на меня, шеф вынул из кармана пиджака три зеленые бумажки по 25 долларов и швырнул их на край стола. – У меня сдачи нет, -- вздохнула я, пряча деньги. – Обойдусь как-нибудь, -- проскрипел шеф. – Все? Все получила? – Да, теперь все. До свиданья! – Прощайте! До дверей меня проводил помощник, словно боясь, что я вернусь опять и еще что-нибудь скажу. Переступив порог, я оглянулась и не удержалась от последнего удовольствия: – Мой телефон у вас есть, если снова приедут французы – звоните… – Ну ты стерва, -- вдруг сказал он вместо прощания, и – или это мне показалось? – сказал не столько со злобой, сколько с чувством истинного восхищения. И снова я вышла на улицу ошарашенной, пораженной настолько, что я тотчас перестала ощущать радость заслуженной победы. Я – стерва? Меня можно принять за стерву? Да нет, он просто хотел оскорбить меня. Не стоит думать об этом. Но не думать не удавалось. Эти слова не выходили у меня из головы вплоть до глубокой ночи, и я все пыталась понять уже не столько этого человека, сколько то, почему это меня так взволновало. Мало ли грубостей мне говорили за всю жизнь, бывало, и матом посылали, ну и что? Чего я не могу уснуть и ворочаюсь? Деньги я выбила, жить есть на что, и это главное, так чего я верчусь, как карась на сковородке? И только утром, уже за завтраком, меня осенило. Открытие мое, без преувеличения, было не слабее – по крайней мере, для меня – чем перевороты, сделанные в физике Эйнштейном, а в геометрии – Лобачевским. Я вдруг поняла – стерв не существует. Есть люди, страдающие, выражаясь языком психологов, истероидной акцентуацией характера, то есть попросту истерички и психопатки. Они изводят окружающих, но, по сути, они просто больны и ущербны, и чаще всего, стервами называют не их. Стервами называют нормальных, здоровых, уверенных в себе женщин, которые просто- напросто не боятся отстаивать свои интересы, хотят жить своей – а не мужней или мамашиной – жизнью, и расплачиваются с каждым по заслугам – не больше, но и не меньше. Не обязательно они шагают по трупам, они не лишены ни доброты, ни сострадания, но всем, кто привык устраиваться на чужом горбу, они кажутся истинными исчадиями ада – потому что на них как сядешь, как и слезешь. Короче, как сказал поэт:
А то ведь иначе как получается? Девчонка, с юношеским максимализмом не умеющая примириться с несправедливостью; женщина, забеременевшая и не желающая убивать в утробе свое дитя; трудяга, которую в благодарность за то, что она дала судимому тунеядцу работу, обокрали – все они ужасные стервы. А вот старая дура, не умеющая отличить ошибку от оригинального решения и не читавшая уже лет 20 по своей специальности ничего, кроме учебника; а вот маленький, 25-летний, любитель получать удовольствие на халяву; а вот ворюга, которого только могила исправит – они все, конечно, ангелы. ЕЛЕНА ШЕРМАН, г. Львов (Украина) 4 сентября 2002 Персональная страница -- http://ellena.sitecity.ru Написать отзыв автору: els52@lycos.com Опубликовано
в журнале "WWWoman" 9 СЕНТЯБРЯ 2002 года
Оглавление раздела "Современная проза" |
КОНКУРС КРАСОТЫ
|
