Они не надумали ничего лучше, чем пожениться зимой. Холодный декабрьский ветер трепал Настину длинную фату, она зябко кутала плечи в женихову дубленку и осторожно ставила меж сугробов ноги в невесомых белых туфельках. Побросав охапки поникших хризантем к Вечному огню, молодые и гости спешно попрятались по машинам и отправились домой, греться. Сумбурная и скомканная получилась свадьба. А вот свадебное путешествие вышло чудесным. Они отправились к Черному морю в самый канун Рождества. Хотя кто его особо отмечал в те годы? Разве что старушки, родившиеся до революции.
         В южном аэропорту было так тепло, что Настя сразу сбросила толстую куртку и осталась в белом свитере-самовязке. Алеша упаковал ненужные вещи в огромный баул и достал карту побережья. Выбрал поселок, о котором раньше они не слыхали. Им хотелось уединения, дикой природы и шума моря. Они так долго ехали по серпантинке, что Настю начало мутить. Когда наконец добрались до места, она вышла из машины пошатываясь. Быстро темнело, и Настя вдруг испугалась, что им придется заночевать прямо на берегу. Вдруг кто-то сзади тронул ее за плечо. Вздрогнув от неожиданности, Настя обернулась и онемела. Перед ней стояла ведьма. Глаза у ведьмы были огромные, черные, с нехорошим, нездешним блеском. Цыганский платок был залихватски завязан над ухом, черная с проседью коса напоминала хвост чернобурки. Ведьма была еще нестарой, чуть за пятьдесят. Красный вельветовый халат был перехвачен в талии атласным кушаком так, что было понятно – ведьмина фигура еще ничего.
         - Пойдем, - бросила она, - переночуете, а там сговоримся, Беру я с постояльцев дешево, не сезон сейчас.
         Просторная мазанка оказалась метрах в двухстах от моря. Над входной дверью висел пучок чеснока, и дальше там и сям со стен свисали снопики трав. Пахло медом, сеном и мандаринами. Ведьма провела гостей в спальню, и Настя ахнула от восторга. Даже на городском рынке ей не доводилось видеть мандарины в таком количестве. Они были везде – в тазах и ведрах на полу, на комоде в детской пластмассовой ванночке. Оранжевые шарики выглядывали из картонных ящиков и россыпью лежали на подоконнике.
         - Ешьте сколько хотите, полон сад, - прокомментировала ведьма, - Время сбора, а продавать некому. И угостить вас больше нечем. Кстати, меня зовут Амалия. В поселке меня не любят. Бабы боятся. Что мужей их приворожу. А на кой мне эти мужики? Еще по молодости надоели…
         Алеша бессильно рухнул на старый диван и уже через пять минут мирно посапывал. Настя умостилась рядом, но сна не было ни в одном глазу. Шум моря казался зловещим, а потом кто-то и вовсе стал биться в форточку.
         - Амалия, - тихо позвала Настя, - идите сюда, там кто-то есть.
         Ведьма вошла в спальню и отворила форточку. Один за другим в комнату ввалились три откормленных кота – два черных и один рыжий. Рыжий прыгнул Амалии на плечо и стал подхалимски лизать щеку.
         - Голод не тетка, - умилилась та, и, плеснув молока в большую миску, поставила ее прямо на стол, куда устремились и коты.
         - Сочельник сегодня, - сказала ведьма, - Спать грех. Первую звезду мы с тобой пропустили, вон их уже сколько. А хочешь, я на тебя карты раскину? – таинственно улыбнулась она, - Сегодня они всю правду скажут. Я-то что, а вот бабка не только гадать, но и колдовать умела. Так могла на человека посмотреть, что к вечеру скрючит его в три погибели. Не живет он, а мучается, и сам себе не рад. Но добрых людей бабка не трогала. Да ты не бойся, - успокоила Амалия притихшую Настю. Во мне бабкиной силы нет.
         Странное получилось гадание. Амалия посмотрела на пеструю карточную россыпь и качала головой.
         - С мужем своим ты  проживешь долго, - заключила ведьма, - Да только любовь твоя будет недолгой, один день всего, но будет она такая, что сама себе не поверишь. Людям ты помогать будешь, и через это болезнь твоя случится. На краю стоять будешь, но умереть не умрешь. Спасет тебя одна женщина, которая с собой тебя не возьмет.
         Утром Настя с Алешей гуляли вдоль кромки прибоя. Они захватили из дома ведьмин клетчатый плед и теперь, прижавшись плечами, прятались в него от мокрого ветра.
-Врет Амалия насчет одного дня,  - смеялась Настя, - как вчера тебя любила, так и сегодня люблю.
         …С той поры минуло тринадцать лет. Настя шла по игрушечным чистеньким улочкам старинного немецкого города и думала об Амалии. Она так подружилась с ведьмой за тот медово-мандариновый январь, что потом переписывалась с ней целых три года. В последних письмах Амалия жаловалась на здоровье, а потом все оборвалось. Соседка написала, что умерла ведьма быстро и без мучений, а это значит, что не так были велики грехи ее, как болтали в поселке…
         Город назывался Вернигероде и славился тем, что во времена инквизиции превзошел все прочие населенные пункты по количеству сожженных женщин. Очевидно, костры сияли так ярко, что зарево их дошло до наших дней. А совокупный предсмертный вопль испепеленных бедолаг не давал спать нынешним вернигеродцам. На своем позорном прошлом они сделали неплохой бизнес. Игрушечные ведьмы и ведьмочки всех мастей и калибров украшали витрины магазинов, их охотно раскупали туристы. Даже в кафе, куда Настя зашла перекусить, загадочная старуха с метлой и крючковатым носом свешивалась на ниточках с потолка. Каждому посетителю казалось, что ведьма подмигивает именно ему и знает о нем слишком много. В Германию Настя приехала по приглашению школьной подруги–эмигрантки. Решение вот так под вечер пройтись по незнакомым улицам было довольно смелым для иностранки с мизерным словарным запасом немецкого. Правда, адрес подруги Настя назвать могла и полагалась на вежливых, предупредительных немцев на случай, если заблудится. Разумеется, самых красивых женщин в этих краях сожгли, что явно отразилось на генофонде. Настя заметила, что яркие женские лица здесь в большом дефиците. Правда, кофе ей подала очаровательная фройлейн с нежнейшим румянцем и аквамариновыми глазами. Настя залюбовалась девушкой и искренне порадовалась тому, что костры инквизиции давно отпылали.
         Она почувствовала чей-то пристальный взгляд и обернулась. Через пару столиков от нее сидел кудрявый темноволосый парень. Ей показалось, что он моложе ее на добрых десять лет. Хотя она уже установила, что благодушные беспроблемные немцы внешне никогда не соответствуют своему паспортному возрасту. Плюсуй десяток годков – не ошибешься.  Парень встал и направился к ней. Ярко-желтая рубашка, бесшабашная улыбка, кошачья грация…
         - Андреас, - представился парень и заговорил так быстро, что Настя могла разобрать лишь отдельные слова. «Ich bin russisch» – пыталась защититься Настя. Но этот чертов Андреас смотрел так понимающе, так нежно, и в карих глазах его так бликовал свет розовых ламп, что сразу, с первой минуты, Настя поняла: стоит ему позвать и она пойдет за ним, даже не спрашивая, куда. И никогда не посмеет ему ни в чем отказать. Потому что так должно быть. Это был параллельный мир, вторая реальность, нечаянная встреча после столетней разлуки. И в этой реальности не было места ни грязи, ни рассудительности, ни чувству долга, ни смерти. Парень позвал кельнера и заказал для себя и Насти белис – приторный кофейный ликер. Они смеялись, тыча пальцами в русско-немецкий словарь.
         - Почему у тебя темные волосы, ты не немец? – слепила фразу Настя.
-Моя мать испанка, - также откопал ответ Андреас.
         Потом они ехали по узким мощеным улицам. Настя смотрела на смуглые руки, сжимавшие руль, на четкий профиль, взъерошенные кудри и понимала, что сходит с ума. Никогда, ни раньше, ни потом, она не была так остро, так бесконечно, до боли счастлива. Ни за что потом она не отыскала бы его дом. Обычный дом, двухэтажный, мило неброский, каких тысячи в Германии. Он щелкнул выключателем у входа и обнял Настю.
         - Ich liebe dich – сказал он очень серьезно, и земля ушла у них из под ног…
- Любить будешь один день, но так, что сама себе не поверишь, - эхом звучали слова Амалии.
…Вернувшись домой, она сразу ушла от Алеши. Теперь все значимые прежде вещи казались пустыми и мелкими.
         Настя работала медсестрой в отделении гематологии. Это ко многому обязывало. Чужая беда, бродившая радом, не позволяла упиваться собственными страданиями.  В первое время она не могла привыкнуть к тому, что многим пациентам никогда не суждено было выйти из больничных палат. Она не могла забыть парня с белокровием, который говорил о близком конце своем так, как будто речь шла о футбольном матче. Она помнила ясноглазую 22-летнюю Лору, которая умоляла врачей: «Ну, сделайте хоть что-нибудь, я хочу жить». Но врачи лишь прятали глаза. А та женщина, что сшила платье к своему сорокапятилетию, но так никогда и не надела его?
         Настя привыкла улыбаться и ободрять этих людей. Она разучилась плакать, но никогда не думала, что может оказаться на их месте. Но вот тогда, после Германии, ей вдруг показалось, что она одна из обреченных. Ужас сжимал горло, холодными щупальцами пробирался прямо в сердце. Осенью она вдруг почувствовала себя плохо, а зимой оказалась на больничной койке в родном отделении. Что-то странное творилось с Настиной кровью. Врачи, с которыми она сроднилась за время работы, вдруг превратились в таинственных и далеких эскулапов, которые все не решались сообщить ей страшный диагноз. Ночью она смотрела в темное окно и видела то Алешины укоризненные глаза, то - как Андреас печально махал ей рукой на перроне. Темные морские волны вдруг смывали карты, брошенные на берег рукой Амалии.
         Ночь под Рождество выдалась снежной. На тумбочке в тарелке стояли принесенные друзьями мандарины. До сих пор Настя не знает, спала ли она тогда.  Лунный свет заливал комнату. И вдруг она почувствовала толчок в плечо. Как тогда в приморском поселке. Она подняла глаза и увидела Амалию. Она ничуть не испугалась, лишь тихо улыбнулась после долгой разлуки. Амалия уже не была той разухабистой ведьмой. Ее лицо было умиротворенным и немного грустным. На ней было длинное платье, но в темноте непонятно – белое или светло-голубое.
         - Рано тебе ко мне приходить, - укоризненно сказала Амалия, - возвращайся назад.
Резко развернувшись к двери, она пошла прочь.
         Кто-то вновь тряс Настины плечи, и она с трудом разомкнула тяжелые веки. Рыжеволосая медсестра Катя радостно совала ей в лицо листок бумаги:
         - У тебя все в порядке, - кричала она, - диагноз не подтвердился…

НАПИСАТЬ АВТОРУ: Kristall@mail.samtel.ru 

Опубликовано в журнале "WWWoman" - http://newwoman.ru  23 АПРЕЛЯ 2003 года

ПРЕДЫДУЩИЙ РАССКАЗ Ксении Дашковой: ДЕВОЧКА С ГОЛУБЫМИ ВОЛОСАМИ

СЛЕДУЮЩИЙ РАССКАЗ Ксении Дашковой: РОЗЫ В СТАРОЙ УРНЕ