Эльвира Лано: (Мне 24 года. Проживаю в Нижнем Новгороде. За плечами юрфак Нижегородского университета. Работаю юристом в одной небольшой фирме, ну и, разумеется, пишу. Любимые темы: историческая драма. Уже написан большой роман о России XVIII века "Младшие боги". Писался долго, тяжело -- целых 7 лет. Попутно с Аннной Капрановой мы создали два юмористических мини-романа "Рыба в чайнике" и "Гроб с музыкой". Они, вероятнее всего, выйдут в свет ближе к осени. А пока работаю над "главным": сейчас пишу сагу о Первой мировой войне и Гражданской войне в России "Неопалимая Купина". Этот роман тоже будет из тех вещей, которые пишутся годами и очень долго рождаются. А так еще балуюсь музыкой. Записываю свой диск.).. 
.
Битва в пампасах или Война и мир
(укороченный вариант)Наши ссоры с моим названным мужем Васильевым мимолетны, виртуозны и насыщены изощренностью. Например, полгода назад, то бишь зимой, мы произвели на свет грандиознейшую по свой эмоциональной силе и спецэффектам ссору. Дело было так...
Совместными усилиями я и Васильев пытались помыть посуду и сообразить что-либо поесть на сон грядущий. Он угрюмо ковырял ножом чуть гниловатую картошку с “глазками”, а я читала инструкцию по употреблению “Зовиракса”, что причиняло ему душевные муки, так как картошка была совсем плохая и сражаться с ней в одиночестве ему было грустно. Васильев несколько раз призывал меня на помощь. А я, ссылаясь на боль в носу и в других областях тела, а главное - на только что выскочившую у меня на губе простуду, говорила, что ничему помочь ему не могу. Надвигалась буря. Наш кот Борис на всякий случай убрался подальше от беды в комнату и спрятался под батареей.
После того, как мною была прочитана вся инструкция, а также изучены все картинки, я приступила к порезке тех кусочков, которые остались от картошки после воздействия на них Васильевским ножом. И в этот самый момент осознала, что в кухне душно. Так как мы поленились заклеить окна чем-либо нормальным, залепив вместо этого все щели обыкновенным скотчем, у нас в квартире было холодно. Понятное дело, скотч на морозе трескался, отлипал и вообще вел себя не самым лучшим образом, и Васильев зажег на кухне все конфорки и закрыл газеткой “Экстра-Н” вентиляционное отверстие. Постепенно кислорода на кухне становилось все меньше и меньше. Терзание картошки ножом требовало не только умственного напряжения, но и значительных физических усилий, что вело к повышенной дыхательной активности. Я заявила, что не могу ничего резать в такой духоте и потребовала открыть вентиляцию. Васильев отказался. Негодуя, я взяла табуретку и полезла наверх срывать газетку “Экстра-Н”, за что была тут же силой снята с табуретки и жестоко нащипана в бока. Вырываясь и оря, я заявила, что тогда вообще ничего делать не буду. Васильев сказал: “Ну и пожалуйста!”
Гордая временной победой, я удалилась в комнату и села за компьютер писать курсовую работу. Но спустя небольшое количество времени Васильев прибежал и елейным голоском, скрывая свою необразованность, стал спрашивать у меня, как надо готовить рыбный суп, чтоб его можно было есть. Я не произносила ни звука, непреклонно смотрела в экран и мысленно усмехалась: “Ой, Васильев, что бы ты без меня делал?!” Тем временем продолжались уговоры открыть рот и сказать хоть что-нибудь. Все больше и больше наполняясь гордыней, я молчала. В конце концов, Васильев заявил, что готов на любые уступки и даже пожертвует драгоценным теплом в кухне в обмен на тайну приготовления супа. Почему-то это заявление растрогало меня до слез: было чего-то жалко, то ли себя, то ли моего названного супруга, то ли продуктов, заранее обреченных на утилизацию, (в Васильевскую способность готовить я не верила). Но произнести хоть слово было бы не по законам жанра, поэтому я продолжала хранить молчание, на этот раз усиленное моими слезами. Как всегда при виде влаги, текущей не из-под крана и не по земле, Васильев перепугался. Он выволок меня из-за стола и посадил на диван. От мысли, что я - зареванная, с красным от соплей носом, да еще с простудой, мне совсем сплохело, и я стала рыдать в два раза сильнее. Как известно науке, от слез соплеотделение повышается, а так как их у меня было и так предостаточно, я пыталась отвернуться от Васильева, чтобы, не дай бог, он не увидел, что у меня просто капает из носа. Названный муж принял мои телодвижения за новую извращенную форму женской истерии и стал меня усиленно разворачивать лицом к себе. Так мы вращали меня некоторое время: я от него, а он - в обратном направлении.
В конце концов после продолжительной борьбы Васильев сдался и сказал, что придет за рецептом супа через 10 минут, когда я немного приду в себя. Я бегом побежала в ванную сморкаться. В ванной в моем мозгу стали ворочаться злобные мыслишки: что бы такого сделать плохого? Было бы наверное очень эффектно взять и уйти в темную ночь, одной, сопливой и несчастной, чтобы Васильев побежал за мной и молил на коленях о пощаде на глазах у всполошившихся соседей. Преисполненная садо-мазахистического коварства я вышла в коридор и с угрюмым видом принялась шнуровать свой сапог. Васильев поглядывал на меня сквозь стеклянную дверь и пока что ничего не говорил. Тогда я стала шнуровать второй сапог, для большей убедительности всхлипывая погромче.
Это его доконало. Скрестив руки на груди и грозно сдвинув брови, Васильев вышел в коридор и сказал, что мне, вероятно, очень хочется, чтобы меня остановили. Так вот, он останавливать меня не будет, и если мне хочется до смерти простудится, я имею на это полное право. В качестве уступки со своей стороны он предложил три раза попросить меня никуда не уходить. Но разве жалкие просьбы могли встать на пути плана жестокого отмщения?!
Я оделась и, прихватив с собой в сумке побольше носовых платков, вышла, громко хлопнув дверью. В лифте я стала соображать, куда же мне ехать. К маме? Далеко, тащится целый час - действительно околеешь по дороге. К подружкам? В таком виде - с зареванной физиономией и с простудой? Еще хуже. Тут до моего сознания стало доходить, что я, наверное, переборщила. Пока лифт шел до первого этажа, меня вдруг осенило! Я же не говорила Васильеву, куда именно я ухожу! Может я просто позвонить пошла? Может просто до ближайшего киоска? Это была гениальная идея!
Прячась от мороза, я честно позвонила одному своему приятелю из автомата на углу, купила в киоске коробку сока и направилась назад, хихикая в душе и представляя, какие, наверное, адские муки испытывает Васильев. Когда я вошла назад в квартиру, сидящий в кухне названный муж посмотрел на меня и отвернулся к телевизору. Полчаса мы не разговаривали. Писать курсовик уже не было никакой возможности, поэтому я пошла на кухню греть чай. Попутно я наблюдала “Шоу динозавров”, на которое пялился Васильев. В конце концов действо меня настолько увлекло, что я, позабыв про все на свете, опустилась на табуретку, и стала смотреть телевизор. А Васильев - сама бессердечность, не удержался:
- Что, тебе уже не душно?
Я была вне себя от ярости. Конечно, он не подумал ни выключить конфорки, ни убрать с вентиляции газетку “Экстра-Н”. Я ворчала и ругалась. Но гнев уже прошел. И мы помирились.
июнь 2000
Следующий рассказ: "Эпитафия" Перепечатка без разрешения автора запрещена!